Возвращение

Яну больше всего на свете хотелось быть где-нибудь не здесь. Вообще-то, если бы не настоятельное приглашение на коронацию вице-кайзера, Вэньли направился бы совсем на другой конец галактики. Причем один, дабы не подвергать жену опасности. Несмотря на то, что для перевозки их делегации предоставили очень комфортабельное судно и Фред во время полета чувствовала себя вполне нормально, Вэньли все равно переживал за нее и малышей. Как раз перед вылетом врач обрадовал его, заявив, что миссис Ян носит двойню. Феззан, как назло, встречал их на редкость приветливо. Даже погода была довольно теплой для середины апреля, практически летней. Несмотря на это, изерлонские изгнанники не покидали отведенную им резиденцию по собственной воле, хотя им никто этого не запрещал. Даже предлагали – не прямо, конечно, но сразу после прибытия им вручили расписание мероприятий и спросили, не желают ли гости в свободное время посетить какие-либо столичные достопримечательности. Транспорт и охрану предоставили бы без вопросов. Отказался даже неугомонный Оливер – он со смехом пояснил, что предпочитает знакомиться с девушками без конвоя. И еще успеет насмотреться на Феззан потом. Поплан в последние дни на Изерлоне близко сошелся с Коневым, благодаря которому нашел место не только для себя, но и для других пожелавших этого пилотов. Поток грузов и пассажиров между рукавами галактики возрастал с каждым месяцем, корабли благодаря конверсии подешевели, так что знатоков основных трасс бывшего Альянса отрывали с руками. К тому же, это было законно – все «мятежники» получили прощение и право заниматься мирными профессиями. Дасти писал с Хайнессена, что Вальтеру без вопросов разрешили зарегистрировать охранное агентство, а его самого с распростертыми объятиями приняли в почему-то не названной им газете. Мир изменился, вынужден был констатировать Ян. И большинство людей считает, что к лучшему. Гибель демократии никто не заметил, потому что, надо смотреть правде в глаза, на самом деле она умерла давно. Жила идея, которая не могла никому ничем помочь, пока Альянсом правили продажные марионетки. И то жила только потому, что идею убить нельзя, можно лишь опорочить, прикрывая ею неблаговидные дела. Любую идею. Достаточно превратить ее в слова, в сладкие обещания, за фасадом которых – пустота. Меритократическая военная диктатура же, – так Вэньли про себя называл правительство Райнхарда, – не просто обещала навести порядок. Она реально его создавала, сметая все замшелые преграды на пути. Лоэнграмму было все равно, что на этих преградах написано – хоть «аристократические привилегии», хоть «Терра – наша мать», хоть «Свобода, равенство и братство». Ему, глядящему со стороны, было очевидно, что суть этих помех едина и созданы они с целью незаметно перенаправить чьи-то блага в чужой ненасытный карман. Яну для прозрения понадобилось увидеть изнанку Альянса, загаженную терраистами. Хотя нет, даже после просмотра диска он надеялся еще на что-то, на шанс начать все заново, без угрозы войны... надеялся, несмотря на то, что истина проста и состоит в несложной аксиоме. Нет мироустройства, застрахованного от разложения. Люди редко судят здраво, когда делают выбор за себя и за своих детей. Думать – слишком тяжелое занятие, чтобы устоять перед соблазном переложить его на других. А гарантии, что эти другие будут думать о ком-либо, кроме самих себя, нет и быть не может. Права, которые так нужны людям, большинству из них кажутся скучной бесполезной игрушкой. Осознавать правду больно. До такой степени, что мерещится, будто и не воскресал, будто все это – предсмертное видение или тот самый ад, который, как Вэньли тогда казалось, он заслужил. Но будущие дети в эту мрачную картину не вписываются никак, в отличие, например, от культа воскресшего святого Яна, о котором Дасти тоже писал. С последним, кстати, срочно что-то нужно было делать. Что означало, в перспективе, возвращение на Хайнессен. Само по себе не так уж и плохо. Вот только Вэньли понятия не имел, какие именно меры тут можно принять, а тем более – не представлял, как уговорить Фредерику остаться где-нибудь в надежном безопасном месте. И где это место найти. В идеале ее вообще нельзя увозить с Феззана, чтобы не навредить детям, но имперская столица – и понятие «безопасный»? Хотя... нет, Лоэнграмм вряд ли опустится до того, чтобы брать в заложники женщин и детей. Как ни трудно было бы уложить это в голове, на самом деле ни Фредерике, ни семье Алекса здесь ничего не угрожает. Именно потому, что имперцы, черти бы их драли, играют по правилам. И нарушают их только на поле боя. А война закончилась. И нельзя в полной мере сказать, что они проиграли. С одной стороны – да, Рейх победил, Альянс оккупирован, Изерлон сдан, с другой – того созданного Рудольфом фон Гольденбаумом Рейха, из которого некогда бежал Але Хайнессен, того проклятого Рейха, с которым всю жизнь воевал Ян Вэньли и его наставники, тоже больше нет. Их уничтожил один и тот же человек. Последнее он осознал в полной мере именно на коронации. Традиции традициями, а настроение насильно создать нельзя. И если люди неподдельно приветствуют правителя, то не является ли это на самом деле демократией по духу? Нет, присутствующих здесь нельзя назвать большинством. Нужно лучше изучить вопрос, прежде чем делать выводы. И все-таки на встречу с Райнхардом после церемонии Вэньли шел с куда более спокойным сердцем, чем до. Возможно, именно из-за того, что чуть было сам, поймав общую волну, не закричал «Зиг кайзер Райнхард! Зиг кайзер Зигфрид!». Или из-за того, как Лоэнграмм улыбнулся им, проходя мимо. Такой же улыбкой, чуть более усталой, он поприветствовал Яна, когда тот вошел в комнату, отведенную для беседы. Затем, как и в прошлый раз, встал и отдал честь. –Должен вас поблагодарить, – негромко сказал Райнхард, когда они оба сели. – Предоставленные вами сведения оказались крайне ценными. –Рад, что диск пригодился, – Вэньли поймал себя на том, что комкает белый берет. Впрочем, куда теперь в этой парадной форме? Разве что в музей отдать. Надо было идти в цивильном, это Алекс настоял, а Федор зачем-то поддержал. В итоге в зале получилось ровно два белых пятна – их делегация и плащ кайзера. –Более чем, но я хотел бы поговорить с вами не о прошлом, а о будущем. Меня интересуют ваши планы на вторую жизнь, адмирал. –Вернуться домой и жить спокойной жизнью вместе с моей семьей. Если, конечно, чьи-то еще планы не помешают, – «как в прошлый раз» Ян вслух произносить не стал. –Вы имеете в виду, на Хайнессен? – уточнил Лоэнграмм. –Куда же еще? – Вэньли почесал в затылке. – Вроде моя квартира цела, только там, извините, храм в мою честь устроили. Или договорюсь как-то насчет выкупа, или новую сниму. Потом перевезу к себе Фредерику, когда родит... Дальше он и в самом деле пока не загадывал. И уж точно не ожидал в ответ непонимающего взгляда. –Почему вы не сказали Кирхайсу, что ваша супруга беременна? Я бы не стал настаивать на ее присутствии здесь, – таким удивленным и недоумевающим Райнхарда вряд ли когда-либо видели. – И я бы на вашем месте... Знаете, у меня у самого сын скоро родится, так вот, я бы его такой опасности никогда не подверг. У вас же есть выбор, адмирал Ян. Я помню, что вы в прошлый раз говорили мне, но я не собираюсь вынуждать вас служить. Просто не хочу, чтобы вы совершили ошибку, пострадали сами и подставили свою семью. «Снова» не прозвучало, но явно подразумевалось. Вэньли вздохнул. Объяснить кайзеру, отчего так хочется вернуться и одновременно боязно увидеть, как дома все переменилось, наверное, нереально. –А что касается сектантов, то я передам ваши слова Валену. Без вас этот вопрос будет куда проще уладить, не раздувая нездоровой сенсации из случившегося чуда. Если никто не поддерживает истерию, толпа принимает на веру рациональные объяснения. Это нам с вами приходится жить с тем, что чудеса возможны, – Райнхард усмехнулся с толикой грусти. – И избирательны. Ян невольно подумал о том, что Лоэнграмму, пожалуй, тоже хотелось бы пожелать чьего-нибудь еще возвращения с того света. И, подняв со стола чашку чая, отпил большой глоток.