"Кавказъ"

Вечером того же дня Репнин и Корф столкнулись в офицерском клубе. Князь стоял в окружении однополчан и с отсутствующим видом вертел в длинных пальцах высокий бокал с шампанским. Было отчетливо видно, что мыслями своими корнет был не здесь, а где-то очень и очень далеко, и это вдруг показалось барону неправильным. «Я что – ревную Репнина к его воспоминаниям?! Интересная какая штука получается!» – недовольно подумал Корф, пробираясь сквозь довольно плотные ряды коллег-офицеров к тому месту, где стоял князь. – Вы снова не в настроении, Репнин? Ей-Богу, это становится скучным. К тому же я устал изобретать способы вас развеселить! – Полагаете, острие вашей шпаги у горла – это весело? – чуть изогнул губы в улыбке Михаил, не обративший ни малейшего внимания на то, как, услышав реплику Корфа, напряглись и замолчали окружавшие обоих слушатели. – Вам не понравилось, князь? Я оскорблен в лучших чувствах! – Не понравилось? Отчего же! Я этого не говорил. Но знаете, барон, – и Репнин, отставив в сторону бокал с недопитым напитком, близко наклонился к лицу Корфа, – ваша обнаженная грудь под моим клинком взволновала меня гораздо больше! Я не прочь испытать это восхитительное ощущение еще раз! – О, да, корнет, я помню – нас прервали на самом интересном месте. Не хотите ли продолжить? – Предпочел бы начать с начала! Барон и князь стояли близко друг к другу, почти касаясь один другого носками начищенных до ослепительного блеска сапог, и мерили друг друга обжигающе горячими взглядами. В помещении клуба замерли абсолютно все звуки, все присутствовавшие впились глазами в корнетов, ожидая развязки. Гарнизон предвкушал дуэль! И ни один человек в этом заполненном людьми зале не заметил... смеха, плескавшегося в двух парах удивительно ярких и чистых глаз. – Прямо здесь? – спросил Корф – и сделал вид, что готовится скинуть китель. Он едва сдерживал смех, но окружающим казалось, что красивые губы барона кривятся в гримасе брезгливой ненависти. – А чем здесь плохо? По-моему, очень даже уютно. К тому же будет куда положить ваше бездыханное тело, когда я проткну вас насквозь! – и Репнин, задыхавшийся от душившего его приступа смеха, а отнюдь не ярости, как казалось аудитории, коротко кивнул на стоявший в углу диван. – Мило. Но жаль будет портить обивку вашей кровью, князь! Кстати, а она у вас красная? Что-то наводит меня на мысль – уж не водица ли течет в ваших жилах?! – Хватит болтать, барон! Все уже поняли, как остер ваш язык, осталось убедиться, что вы не забыли приказать денщику как следует заточить и вашу шпагу! При этих словах спорщики одновременно скинули кители, оставшись в черных шелковых жилетах и, не сговариваясь, закатали выше локтей рукава свежайших белых тонких рубах. Свидетели происходящего молча очистили дуэлянтам центр зала – и никому не пришло в голову вмешаться и попытаться охладить юношеский пыл. Жизнь в гарнизоне была однообразна, и кто они такие, чтобы лишать себя дармового зрелища, останавливая двух симпатичных, но явно зарвавшихся юнцов, желавших непременно пустить друг другу кровь?! Молодые люди встали в позицию, зал затаил дыхание – и... И ничего не произошло. Вернее, произошло совсем не то, чего ожидала публика. Отсалютовав клинками, Корф и Репнин взглянули друг другу в глаза и сложились вдвое от хохота. Шпаги отлетели куда-то в сторону, двое в центре разочарованного зала, чуть успокоившись, шагнули навстречу, снова сцепили взгляды. – Вы мне нравитесь, Корф. И я совсем не хочу с вами драться – ни по поводу, ни без. – Это взаимно, Репнин. Андрей! – обернулся барон в поисках князя Долгорукого. – Чего тебе? – пробурчал тот откуда-то из дальнего угла, куда забился лишь с одним желанием: чтобы Владимир не дай Бог не вспомнил о нем и не принудил быть секундантом в этом идиотском поединке. Впрочем, все поединки барона князь Долгорукий считал идиотскими. Ну или почти все... – Сделай милость, неси шампанское и пару бокалов, – попросил Корф приятеля, не отрывая своих бездонных синих глаз от зеленых, как листва весной, глаз Репнина. И тихо шепнул: – На брудершафт?... – На брудершафт... Они соединили на миг края холодных, покрытых каплями влаги хрустальных бокалов, янтарная шипучая жидкость плеснулась через край, орошая длинные аристократические пальцы. Отпили каждый из своего, по-прежнему не разнимая глаз, сцепили локти, разом опрокинули бокалы и с размаху грохнули их об пол. Бриллиантовые брызги хрусталя окатили безмолвствовавшую толпу офицеров. А Владимир и Михаил встали вплотную, тело к телу, положили руки один другому на плечи и все так же удерживая взгляды друг друга, соединили губы. Это не был поцелуй – лишь касание теплой живой плоти, легкое, едва ощутимое, робкое и вызывающее одновременно, накрепко соединившее между собой две души... И зал, наконец, взорвался аплодисментами, хохотом и свистом.