"Кавказъ"

Вечеринка в офицерском клубе грозила пойти в разнос, но опасность миновала в тот миг, когда в высоких дверях общего зала появился флигель-адъютант фон Розена, князь Багратион, дальний родственник героя 1812 года. Холеный красавец-офицер в белоснежном парадном мундире с золотыми аксельбантами брезгливо окинул взглядом залитый шампанским пол, потом взял себя в руки, изобразил на гладком румяном лице приличествующее моменту выражение и зычным голосом произнес: – Господа офицеры! Его превосходительство граф фон Розен изволит устраивать в своем особняке прием в честь героев сегодняшнего гарнизонного смотра. Щедрость его превосходительства безгранична (это была явная отсебятина, и собравшиеся отреагировали на нее громким гулом), поэтому приглашены вы все. Крупные красные губы адъютанта, очерченные тонюсенькой черной ниточкой усов, снова скривились, правда, каким-то невероятным усилием гримасу презрения удалось на лету трансформировать в подобие улыбки. – Совет, господа. Перед визитом примите ванну и приведите себя в порядок. Будут дамы-с. – Мерзавец! – рявкнул кто-то и запустил пустым бокалом вслед благоразумно ретировавшемуся Багратиону. – Что вы хотите, штабная крыса... – Крыса или хорек, не важно, а совет дан мудрый. Нельзя же, в самом деле, заявиться в гости к командующему, благоухая шампанским! И изрядно разогретая дармовой выпивкой компания офицеров, хохоча, отправилась приводить себя в презентабельный вид. * * * – Рад видеть вас, господа, – вместо улыбки фон Розен лишь слегка приподнял уголки своих тонких губ, однако светлые глаза командующего смотрели с приязнью. – Признаюсь, давненько подчиненные не баловали меня такими... перфомансами. Однако (командующий на мгновение посерьезнел) прошу не забывать, что мы все-таки на войне, а не на ярмарке. Подобные художества простительны, тем более столь юным существам, как вы, но не стоит вводить их в привычку. – Так точно, вашбродь! – в один голос прокаркали Репнин и Корф, к которым, собственно, и была адресована столь пространная речь графа. Корнеты едва сдерживали смех и судорожно пытались найти выход из щекотливой ситуации, грозившей – в случае, если все-таки расхохочутся, – как минимум гауптвахтой, а как максимум Бог знает чем еще. Помощь пришла, откуда не ждали. Внезапно за спиной фон Розена раздался глубокий женский голос: – Дядюшка, молю, не пугайте господ офицеров карцером! Я так мечтала с ними познакомиться, а они вот-вот струсят и убегут! Я этого не вынесу! Голос принадлежал миниатюрной женщине с невероятными рыжими волосами, уложенными по последней столичной моде, глазами цвета яшмы, алебастровой кожей, обворожительной улыбкой и ямочками на щеках и подбородке. Глаза незнакомки смеялись – она явно поняла, какую пытку вынесли корнеты перед лицом командующего. На лице фон Розена на этот раз появилась настоящая улыбка – зрелище редкостное. – Разрешите представить: князь Михаил Репнин, барон Владимир Корф. А это – Амалия фон Розен, моя племянница. Корф и Репнин по очереди склонились к нежной белой ручке с розовыми коготками, источавшей какой-то сладкий неуловимый запах. Амалия подняла на дядю сияющие глаза. – Премного благодарю, ваше превосходительство! – внезапно твердым голосом произнесла она. – Разрешите блистательным корнетам поступить в полное мое распоряжение! – Разрешаю, – устало пошевелил ладонью граф. Теперь улыбались не только его губы, но и глаза. – Мадемуазель фон Розен, вы – волшебница? – произнес громким шепотом Репнин, едва троица отошла на приличное расстояние от командующего. – Или может быть я... сплю и мне снится, что граф... улыбается? – Меня зовут Амалия, князь. И я не волшебница. Скорее... музыкант, ибо умею играть на тонких струнах души моего обожаемого дядюшки! – Обожание, судя по всему, взаимно, – проговорил задумчиво смотревший вслед фон Розену Корф. – Кстати, Амалия... Спасибо за то, что пришли на помощь. Это было... м-м-м... весьма своевременно! Еще секунда – и мы с Мишелем опозорились бы на глазах всего гарнизонного общества! – Не все вам в героях ходить! – Амалия шаловливо шлепнула сложенным веером по обшлагу парадного мундира барона. И потребовала: – Ну, развлекайте меня! И постарайтесь не наскучить – после ваших сегодняшних подвигов я жду от вас чего-то необычного! – Прикажете прямо здесь на руках пройтись? – сузил глаза Репнин, ненавидевший, когда дамы начинали флиртовать с ним с места в карьер. – Фу, Мишель, какая вы бука! Не стоит кидаться на меня – я всего лишь слабая женщина, попавшая под обаяние двух невероятно популярных в гарнизоне мужчин! И – кстати – знаете? Я выиграла на вас сегодня кучу денег! Только не говорите дяде – благовоспитанная девица не должна предаваться азартным играм, но соблазн был слишком велик! – Вы что – сами делали ставки в пари? – вытаращил глаза Корф. – Зачем же – сама, – фыркнула Амалия. – У дяди куча адъютантов, которых все равно нечем занять! Бедный Багратион – ему пришлось отдуваться за свою спесь! Представив, как надменный флигель-адъютант, не смея отказать любимой племяннице командующего, бегал делать ставки, Корф и Репнин наконец-то расхохотались. А вместе с ними звонко и не стесняясь хохотала их новая знакомая. А потом они танцевали. Желающих развлечь Амалию фон Розен оказалось – что не удивительно – более чем достаточно, однако очередь поклонников быстро рассеялась, поняв безнадежность своих усилий: все танцы мадемуазель заранее отдала Корфу и Репнину. – Если я погибну, не дожив до рассвета, эта смерть будет целиком на вашей совести, Амалия, – улыбнулся в разгар мазурки Репнин. – У меня уже вся спина кровоточит от убийственных взглядов ваших отвергнутых воздыхателей! – Бросьте, князь! Вам в любом случае достается меньше, чем мне – вы делитесь пополам с бароном, а меня буравят глазами абсолютно ВСЕ дамы гарнизона, оставшиеся по моей милости без вашего внимания! – Будьте милосердны, Амалия! – вступил в разговор Корф, перехвативший запыхавшуюся даму у князя и тут же закруживший бедняжку в вальсе. – Дайте нам с Репниным возможность протанцевать хотя бы с парочкой других девиц! – Не дождутся! – сузила свои прекрасные глаза Амалия. – Сегодня вы – моя добыча! – Неужели вам не хочется самой передохнуть? – А вы взгляните туда, – и Амалия скосила глаза вправо, где вдоль стены выстроилось около десятка офицеров, мерявших вальсирующего Корфа вызывающими взглядами. – Неужели вы хотите, чтобы на меня тотчас накинулась эта стая стервятников?! С вами и Репниным по крайней мере не скучно! Наконец музыкантам дали небольшой перерыв. Корф проводил Амалию на балкон. Репнин, чьим внимание сумела-таки завладеть одна из сохнувших по князю гарнизонных красавиц, то и дело бросал на парочку на балконе пытливые взгляды. Корф, усадивший Амалию в кресло, склонился к ней через ручку и что-то, смеясь, говорил. Мишель понял, что впервые видит флиртующего – причем, откровенно – барона. Рыжеволосая нимфа отвечала на флирт явно и с удовольствием. Вместе они составляли притягательное зрелище – огненные волосы и светлый нежный профиль Амалии составляли очевидный контраст иссиня-черным волосам и чеканным чертам лица барона, – и князю оно не понравилось. Когда Михаил осознал, в каком направлении текут его мысли, он испугался. Потому что не понял, кого к кому приревновал! Поспешив отделаться от докучливой влюбленной девицы, Репнин остановил ливрейного слугу с подносом, уставленным бокалами с шампанским. Взял два – и вышел на балкон. – Освежитесь, Амалия, – с поклоном подал бокал даме. – Шампанское восхитительно. – А мне? – поднял бровь Корф. – Но у меня всего две руки, Вольдемар! – Я запомню, – пообещал барон и ушел за спиртным для себя под серебряный смех Амалии. Теперь пришел черед Корфа ревниво наблюдать на неприкрытым флиртом приятеля. «Странно, – подумал Владимир, – про Репнина говорили, что дамские чары на него не действуют...» Эта пара тоже была удивительно хороша – она напоминала барону шампанское, которое пенилось в его бокале: золотое, жгучее и мягкое одновременно, озорное – когда льется через край, и покорное, когда волна спадает. – Я не знал, что вы можете быть и таким, Мишель, – вернувшийся на балкон Корф склонился к уху князя. – Вы очаровываете даму сознательно и виртуозно! – А вы, Вольдемар, уж не ревнуете ли? – Уж не вас ли мне ревновать?.. – Господа! – Амалия прервала пикировку на самом интересном месте. – Музыка снова начинается! В ту ночь они натанцевались до упаду. Нафлиртовались до помрачения мозгов. И оба, кажется, влюбились. Амалия фон Розен была со всех точек зрения женщиной необычной. Во-первых, невозможно было сказать, сколько ей лет. Моментами она выглядела совсем девчонкой, но юная неопытная девица не могла ни иметь таких суждений, как огненноволосая красавица, ни совершать таких поступков. А голос... Глубокий, сочный, с едва заметной наигранной хрипотцой... Когда она понижала его почти до шепота, вынуждая кавалеров, обладавших немалым, прямо скажем, ростом, склоняться к ней, по коже начинали бегать мурашки. К тому же она полностью отдавала себе отчет в том, какую власть имела над мужчинами. И пользовалась этой властью весьма умело. Ее непринужденная словесная смелость создавала иллюзию давнего знакомства, лишавшую объект флирта всех или почти всех защитных барьеров. Потому-то юные корнеты к концу бала окончательно утратили бдительность и попались, как канарейки в сети искусного птицелова. – Скажите, Корф, вы уже... влюблялись? – осторожно поинтересовался Репнин. – Не-од-но-кра-тно, – по слогам выговорил барон, изрядно захмелевший от музыки, танцев, шампанского и общества Амалии. – И каково это – влюбиться? – Ничего интересного, – промолвил Корф и, споткнувшись, ухватился за плечо шагавшего рядом князя. Тот, погруженный в свои мысли, не глядя протянул руку и обхватил барона за талию: – Держитесь, мон шер, жалко будет, если, упав, вы перепачкаете мундир. – А-а, ерунда, Прохор вычистит. А вы что же, еще не влюблялись? – Как-то не довелось. А... что чувствуешь, когда влюбился? – Ну-у, я не знаю... Младенческий восторг. Идиотское желание все время улыбаться. Боже, Мишель, какие глупости вас интересуют! Влюбитесь – поймете сами. Внезапно барон протрезвел. Посмотрел подозрительно на князя, нахмурился. – Острый язычок Амалии поразил ваше нежное сердце? – Не более, чем ваше огрубевшее, мон шер. – Она... мила. Даже очень. Возможно, стоит обратить на нее более пристальное внимание. Репнину явно не понравилось, какой оборот принял невинный вроде бы разговор. – Смотрите не переусердствуйте, барон. Она все-таки любимая племянница командующего. – И что же? – Это может оказаться опасным. – Для кого? Для нее? Меня? Или... для вас? Не убирая руки с плеча князя, Корф близко заглянул ему в лицо. – Фу, Вольдемар, от вас пахнет как из винного погреба. Пойдемте, я лучше уложу вас в постель. – Ах, нет, – рассмеялся барон. – Наши отношения еще не настолько интимны, чтобы допускать вас в спальню, мон шер! Репнин вдруг разозлился. – Это пошло! Но вы пьяны, и я не хочу на вас обижаться. Князь развернулся на каблуках, попутно сбросив руку Корфа со своего плеча, и стремительно скрылся в ночи. Корф, оставшийся один посреди улицы, почесал в затылке, задумчиво посмотрел вслед приятелю и, ухмыльнувшись, побрел домой. – Вам кажется, любезный князь, что последнее слово осталось за вами? Как бы не так! Сегодняшний раунд выиграл я!