Сейчас не время

Madrid 2037 — июнь POV Yuzu Отдых — это всегда звучит здорово. Пока я был действующим фигуристом, как такового отпуска и отдыха у меня не было. Я не давал себе отдохнуть и все еще уверен в том, что это того стоило. Я всегда знал, что смогу насладиться отдыхом позже, каждый раз убеждая себя, что отдохнуть я всегда успею, а карьера действующего спортсмена короткая, как мгновение ока. Для меня всегда было проблематичным взять небольшой, хотя бы, отпуск, забыться и не вспоминать о фигурном катании. И дни, и ночи, я посвящал себя спорту — тренировался на льду, тренировался вне льда, учился вне льда, читал, изучал, представлял и это дало результат. Брайану, Трейси и Гислен всегда контролировали мое нахождение на льду и мой отдых, ибо тоже часто беспокоились о том, что я доведу себя еще до какой-нибудь травмы. Трейси часто пыталась со мной разговаривать на эту тему, но я в целом понимал, что важен отдых физический, а вот ментально не отпускал себя почти никогда. Ни в коем случае я не жаловался, это был путь, выбранный мной самим, только мной. Только после завершения карьеры, глядя на свои результаты, я начал учиться отдыхать. Спустя некоторое время после завершения карьеры я часто стал слышать от друзей и знакомых о том, как важно балансировать всё в жизни — работу и отдых, карьеру и отношения, духовное и материальное. Раньше для меня казалось, что баланс всех сфер жизни практически невозможен, особенно когда у тебя в жизни есть всего одна цель и ты стремишься достигнуть ее. Ты не видишь ничего абсолютно пока не достигнешь именно эту цель — для спортсмена это может быть олимпийское золото, установление рекордов — личных и мировых, золото крупнейших турниров — не видишь ни барьеров, ни людей вокруг, ни городской жизни. Достигнув одну цель, ты начинаешь борьбу за вторую и так каждый раз с каждой целью. В целях я видел смысл своего существования и поэтому для меня было сложно представить, что существует жизнь вне фигурного катания, что существует жизнь после окончания карьеры. Сейчас размышляя об этом всем я думаю, что Женя и любовь к ней, наверное были единственным, что я стал видеть и ощущать помимо льда, но даже тогда всё это было для меня настолько чуждо, что в итоге я потерял её на столько лет. Возвращаясь к балансу, если честно, не сказать, что сейчас у меня есть какое-то другое видение моей спортивной карьеры и я у меня нет ответа на вопрос мог бы я тогда начать балансировать все сферы. Скорее нет, я склоняюсь к тому, что это абсолютно нормально концентрироваться только на чем-то одном в определенный промежуток жизни, ведь это твое осознанное решение как взрослого, информированного человека. Но сейчас ситуация вся кардинально поменялась. Уже не будучи действующим спортсменом, я наконец-то научился находить во всем баланс. Я стараюсь уделять внимание равное работе, семье, отдыху, здоровью и другим дополнительным составляющим жизни. Поэтому особенно трепетно я отношусь к отдыху, особенно трепетно я отношусь к тренировкам Мэттью, который готов не отдыхать и работать на износ, что не одобряется ни мной, ни Женей, ни Мишей. Поэтому после постановок программ и накатывании, мы решили, что летом всё же необходим отдых в недели две, а с июля снова нужно будет начать тренировки, чтобы подвести форму к главным стартам сезона. Олимпийского сезона. В мае я предложил Евгении начать жить вместе. Я долго думал как об этом ей сказать, был не уверен в том, как она отреагирует и что на это скажет Мэтт, которому я не решился сказать пока не получу одобрение Жени. Я точно знал, что больше не хочу потерять их, но с другой стороны давить на них не хотелось тоже. Женя стала потихоньку открываться мне начиная с весны, когда мы стали больше проводить времени вместе. Сначала на чемпионате мира, потом день рождения Мэтта, совместная постановка его программ, длинные ночные разговоры давали свои результаты и внутри я был счастлив и этому. Каждый раз видя её, касаясь её, целуя её, я чувствовал себя невероятно счастливым. Она завоевывала мое сердце всё больше и больше, я понимал, что уже не смогу без неё как бы эгоистично это не звучало. Поэтому, предложил ей переехать ко мне. Меня удивило то, что она даже не взяла время чтобы подумать, а дала ответ сразу, в спокойном тоне. Мы прогуливались по парку в выходной день и она объяснила, что… сейчас не время. Я хотел возмутиться и начать объяснять что мы итак потеряли столько времени, но она меня опередила. «Сейчас не время, потому что всё, о чем сейчас я думаю — это Мэтт. Резкие изменения в его жизни, изменение обстановки, атмосферы — это сейчас не то, что нужно для человека, у которого вот-вот начнется олимпийский сезон. И даже если смену обстановки еще можно пережить, привыкнуть к ней, то сложнее будет другое — грань между вашими отношениями как тренера со спортсменом и отца с сыном, ты ведь должен меня понимать. Он сам попросил тебя относиться к нему как к спортсмену и ты видишь как бережно Мэтт пытается держать эту дистанцию. Он никогда не позволяет себе лишних эмоций, лишних времяпровождении, лишних близких взаимодействии. В первую очередь он твой спортсмен, для него будет сложно, если вы постоянно будете вместе. А оставить его жить одного в такой сезон не смогу уже я.» Как бы грубо это не звучало на первый взгляд, я понимал её и не мог возразить нисколько, да и не имел на это никакого права. Она была права, что ставила комфорт и спокойствие Мэтта выше всего остального, была права в том, что говорила. Мы спокойно разошлись в тот день, но наш разговор никак не выходил у меня из головы. От Жени всё это звучало так, будто она всё предвидела и заранее для себя решила как она будет поступать, но этим и застала меня врасплох. Наверное я просто хотел верить в то, что она согласится на мое предложение. Всю ночь я думал о том, что она, безусловно права, но чувство неудовлетворенности оставалось внутри меня. Может стоило предложить ей раньше? Или же не стоило предлагать вовсе, чтобы не создавать лишнего давления? Может быть Женя в целом не рассматривает этот вариант даже возможным и после олимпийского сезона? В момент, когда я понял, что я начал снова себя накручивать, я попытался остановить этот поток мыслей и уткнулся в телефон. Хави: Юзу, привет! Надеюсь у тебя всё хорошо. Разговаривал недавно с Мишей, он сказал у вас отпуск две недели. У меня будет шоу как раз на следующей неделе, прилетайте с Женей и Мэттом, остановитесь у нас, мы с Мариной и твоими племянниками будем вас ждать. Жене уже написал тоже самое! Это явно звучало как замечательная идея, учитывая, что у нас всего две недели отдыха и я действительно скучал по Хави, разговорам с ним, с человеком, который с полуслова понимал меня и мои переживания. Была поздняя ночь и я написал Жене, что я только за, чтобы поехать и развеяться, добавив обязательно о том, что знакомство Мэтта с Хави и его детьми должно пойти ему только на пользу. Женя ответила почти сразу и согласилась, но мы решили дождаться утра, чтобы предложить это Мэтту. Мне хотелось верить и надеяться, что Мэтт не откажется поехать вместе. Мы приземлились в солнечный Мадрид вместе с Женей и Мэттом, а в аэропорту нас уже ожидал Фернандес. Когда Мэтт спустя несколько часов всё же согласился поехать с нами и провести время в Мадриде, мы с Женей понадеялись, что для него это будет перезагрузкой, потому что по возвращению ему нужно будет начинать подготовку к сезону, возвращаться к тренировкам, отработкам прыжков, программы, других элементов. Всё это тяжело делать, особенно когда впереди Олимпийский сезон, отборы, особое медийное внимание и многое другое. Иногда даже безумной мотивации работать бывает недостаточной для всего этого, но мы надеялись, что сможем обеспечить Мэтту поддержку и веру в себя. Мы решили, что как можно меньше будем говорить о фигурном катании, об Олимпиадах, в целом обо всем касательно этой темы поменьше, но что-то мне подсказывало, что в итоге всю неделю только такие и обсуждения нас ждут. Этот вид спорта превратилась в большую часть нашей жизни, а точнее сказать в основную её часть. После 12-часового долгого перелета все мы были помятые и уставшие, хотелось поскорее выбраться из аэропорта и Хави как чувствовал, нашел нас как только мы вышли из зоны контроля. А оказался он не один. Рядом с ним был Джун Хван, как обычно озарявший своей улыбкой всё вокруг. Женя, увидев ребят, засияла так, будто бы не устала от этого перелета и от смены таймзоны, улыбаясь так широко как могла и от этого на душе стало легче и тепло. В свои объятия её тут же забрал Джуни, вручив ей большой букет её любимых цветов. Джун был словно младший брат для неё за время ее пребывания в Крикете и даже после, а я обнял Хави, которого мы видели относительно недавно на чемпионате мира. Оба поприветствовали очень тепло Мэтта, который тоже обнял их в ответ и пытался скрыть свою усталость. — Джуни, каким ветром тебя занесло в Мадрид? Это такой сюрприз, на самом деле, — сказала Женя, как только мы отошли от толпы людей, встречавших своих близких. — Попутным ветром, попутным, — пошутил Хави, и ни у кого не спадала улыбка с лиц, что делало этот момент таким особенным и теплым. Действительно встреча старых друзей, которые когда-то буквально разделяли с тобой лед, тренера, тренировочный процесс, идеи, с которыми ты делился опытом и давал советы. Воспоминания всплыли перед глазами и я действительно был рад видеть корейца так же, как и кажется Женя. — У меня были здесь съемки, я здесь уже больше недели, на самом деле. Просто с Хавьером никак не могли встретиться из-за графика и так как я уже улетаю послезавтра, решили увидеться сегодня. А после он уже сказал, что вы прилетаете и я решил сделать вам сюрприз, тем более столько не видел вас обоих, а вот с Мэттом уже успел и без родителей познакомиться, — ответил Джун и приобнял его. На мое удивление, Мэттью вовсе не удивился этому, а сам прижался словно ребенок к Джуни, положив голову на плечо ему. Сказать, что меня это удивило — ничего не сказать. — Я тут видимо точно чего-то пропустил, вы знакомы? — уточнил я аккуратно, пока все умилялись этой картине. Мэтт даже сам улыбался искренне и так лучезарно, что некое незнакомое для меня ревностное чувство пробежало словно лезвием по сердцу. Я был удивлен, и вправду, даже своей реакции. Наверное потому что со мной таких моментов точно не было, но я попытался скрыть свои эмоции и собственные ощущения. — Мы все шоу в одной команде вообще-то откатали месяц назад, и программы ставили, и совместные общие номера были, в общем всё как обычно, — ответил Джуни и только тогда я вспомнил, что действительно были же шоу в Японии, специально для которых он решил там остаться. Не сразу и в голову пришло, что там они пересеклись и могли познакомиться. Ребята взяли наши чемоданы и мы направились к выходу, надеясь по дороге выспаться и отдохнуть. Женя с Мэттом решили поехать вместе с Джуни, а мы с Хави поехали отдельно от них. Некоторую часть дороги мы молчали, играла только негромко музыка, заполняя тишину в машине. Невольно передо мной всё еще стояла картина, как Мэтт тепло приветствует Джуна, обнимает его словно по-отечески, мне показалось, что у них есть уже свои общие темы, несмотря на разницу в возрасте и в целом если учитывать, что до этого они не были ни знакомы, а даже если были, то не поддерживали связь. Я испытывал другие чувства, подобные ревности, но вот чтобы настолько было непривычно и возможно даже в какой-то степени неприятно, в моей памяти такое впервые. Я попытался отвлечься на виды вокруг, попытался избегать всех этих мыслей, хотел побыстрее забыть всё и подавить эмоции, но друг меня прям прочувствовал. — Неприятно? Приревновал? — спросил он, коротко и понятно. — Если честно, то да, — ответил я, так же коротко и понятно. — Твоя рациональная часть мозга ведь понимает, что не так просто Мэтту тренироваться у тебя, считать тебя исключительно своим тренером, держать эту дистанцию. Может быть если ты его не тренировал, было бы легче, но пока ты его тренируешь… — Ну, Хави, конечно рационально и объективно я это понимаю, но моя нерациональная и субъективная часть воспринимает всё как-то неожиданно болезненно. И знаешь, ведь это не только с Джуни, но еще и с этим Костовым так было, но там хотя бы он его с детства знает и растил, а с Джуни он вообще месяц назад познакомился, а уже так рады друг друга видеть. — Друг мой, ты для него всегда будешь оставаться особенным, потому что биологический отец только ты один у него. Я уверен, что он чувствует себя увереннее, потому что знает, что позади него у него крепкий тыл в виде тебя и Жени. Просто всё это не так просто, понимаешь, стать ближе, стать полноценной семьей, вы даже не живете ведь вместе, а это тоже важная часть жизни. К тому же, у него сейчас одна цель и ты прекрасно её знаешь. — Это да, это я понимаю. Я предлагал, на самом деле, чтобы Женя с Мэттом переехали ко мне, но она твердо отказала мне, причем сразу же, даже не подумала ни секунды. Но я её понимаю, такие резкие изменения в жизни не пойдут во благо к Мэтту. Знаешь, сколько бы потеплении не было, мне кажется я боюсь, что эта пропасть и дистанция между нами будет всегда. Или это я просто тороплю все события, как думаешь, Хави? — Торопишь, поверь, Юзу, я не так близок с Мэттом, но мой внутренний голос утверждает, что шестнадцать лет не перекрыть так быстро, как хотелось бы. Дай ему время, неважно Джуни или Крис, все они никогда не станут ему папой, ты единственный и он это тоже прекрасно понимает, взрослый мальчик. Если будешь давить — оттолкнешь, тем более он у вас кажется таким хрупким, хрустальным. Просто дай ему время, пусть хотя бы Олимпиада пройдет. Фернандес звучал очень убедительно. Мне кажется я всё это понимал, но мне нужны ли были как раз так и подобные слова, которые подтвердят мои мысли, которые убедят меня в том, что всё наладится в будущем. Вопросы касательно семьи, семейной жизни, детей — всё было так новым для меня, пока не встретил Женю снова и не познакомился с Мэттом, я даже и не думал о таком. Его мнение было ценным для меня и вдруг я осознал, что Хави рядом со мной уже 25 лет, целых четверть века, это больше половины моей жизни. И каждый раз, когда я нуждался именно в нём, он появлялся и помогал так, как никто бы не смог. Этот разговор действительно был мне нужен, не просто для того, чтобы выговориться, но и для того, чтобы распутать клубки мыслей в своей голове. Когда начинаешь озвучивать свои мысли, проблемы, вопросы, всё накопившееся вслух, когда есть кому послушать всё будто бы намного легче разобраться с этой кашей. Все мои чувства сразу же приобретают более четкие очертания и на душе становится гораздо легче, словно первый, самый сложный шаг выполнен. Оставался единственный вопрос — сколько же таких шагов еще впереди? Мои мысли прервало то, что мы наконец доехали до дома и остановились у ворот, а через пару минут приехали и остальные. Мы прошли в дом. — Мэтт, знакомься, это Андреас, он ненамного тебя младше, ему шестнадцать. Это Адриан, ему девять, он у нас фигурист. А это Софи, ей всего годик. Хави стал с порога же знакомить всех, кроме меня, друг с другом, а я уже знал всех здесь. Прелестное создание по имени Софи была на руках у Марины, которая с интересом разглядывала всех вокруг. Марина же была рада видеть Женю, с которой они не виделись тоже лет шестнадцать, если не больше. Хави познакомил всех с Джуни, который подарил еще букет цветов Марине, за которую сразу ухватилась малышка Софи. Мы действительно были уставшими после перелета и ребята проводили нас на второй этаж, чтобы мы могли немного отдохнуть и расположиться. Изначально мне не хотелось доставлять неудобства Хави и его семье, но тот убедил меня в том, что им с Мариной только будет приятно, если несколько дней мы проведем вместе с ними. Как мне показалось, их интересовал даже не я, а больше Женя с Мэттом, с которыми они давненько не разговаривали и не проводили время. Спустя пару часов мы садились поужинать за большим столом. — Так, я запутался, твоими любимыми фигуристами являются кроме папы с Юзу, Боян и Джейсон? — спрашивал Джуни у младшего сына Хави, а тот начал перечислять кучу людей, не давая себя перебить и тщательно обдумывая каждый ответ. Я поймал себя на совершенно иной мысли о том, что редко поддерживал диалог с детьми и тем более проводил с ними время. — Хорошо, а из фигуристок кроме Жени тебе нравится Саша Трусова, да? Из-за её космических четверных, верно? — продолжал кореец расспрашивать Адри, который только и с удовольствием отвечал ему. — С катанием мамы не сравнится, конечно, но её квадлутц покорил и меня, хоть это и давно было. Но до квадлутца Бояна действительно далеко. Кстати, я недавно заметил, что исполнение сальхова у вас, — показывая на Хави, — у Юдзуру, — обращаясь ко мне, — и у Джуни, — поворачиваясь к нему, — по технике почти идентичное, вплоть с захода, крутка, приземление и даже выезды, такие мягкие, раньше и не замечал, но теперь понял, что я точно также исполняю квадсальхов, — заверил нас Мэтт, включаясь в разговор. Дискуссия не прекращались ни на секунду, и Хави, и Джуни, и Адриану с Андреасом, и даже Мэтту было о чем рассказать и обсудить. В основном все обсуждали фигурное катание, ибо без этого никак, но иногда и переключались на другие виды спорта. Такая семейная встреча мне нравилась и я чувствовал, как нахожусь дома, с близкими людьми и будто бы ничего больше и не надо. За столом были все, кроме Жени, Марины и Софи, которые как оказались отошли укладывать малышку. Мне стало интересно и я решил отправиться наверх к ним, просто чтобы посмотреть уснула ли Софи. Аккуратными шагами, чтобы не шуметь и вдруг не разбудить ребенка, я подкрался к детской комнате, в котором играла негромко спокойная музыка. Я увидел как кто-то укачивает Софи на руках и предположил, что это Марина, но по волосам тут же понял, что это была Женя. Я потихоньку зашел внутрь комнаты и подошел поближе к Жене, замечая, что девочка уже спала на руках у неё. Женя безмятежно и ласково продолжала держать её на руках, видимо дожидаясь, пока Софи заснет покрепче. — Тебе идёт, — шепнул я ей так, но перед этим аккуратно расположив свою руку на её талии. Я боялся напугать её, но она была спокойна и медленно положила малышку в свою кровать, надеясь не разбудить её. Она укрыла её пледом и стала наблюдать за её сном. — Вроде заснула, — ответила мне Женя, положив свою голову ко мне на плечо. Я обнял её еще крепче, насколько это было возможно, не желая её отпускать ни на секунду. Это могло звучать странно, поэтому я не решился сказать это вслух, но я бы хотел, чтобы у нас с Женей еще была дочь, чтобы я был рядом с ней с первых дней её жизни в утробе, чтобы у нас были бессонные ночи, чтобы я видел её первый шаг и всё это. Черт, кажется это могло звучать еще и слишком сентиментально, но увидев её с Софи и то, как нежно она смотрела на неё, появились такие необъяснимые чувства. Я не решился ей это сказать, потому что её ответ был очевиден. Я была почти уверен в том, что сейчас не время для этого, еще не пришло подходящее время. На следующий день мы отправились исследовать национальный музей Прадо, который является одним из крупнейших музеев во всем мире и в котором хранятся более восьми тысяч картин. Идея посетить данный музей исходила от Мэттью и не было чем-то удивительным для нас. Изначально мы планировали отправиться на экскурсию все вместе, но потихоньку планы других стали меняться. Марина посчитала, что им будет не совсем комфортно в музее с малышкой Софи, у Адри с Андреасом были тренировки и учеба, Хавьер был занят ими, а Женя с Джуни решили отправиться на прогулку. Я был вовсе не против посещения Прадо, который славится мировыми коллекциями, картинами, написанные Караваджо, Брейгелем, Рафаэлем, Веласкесом, Босхом и многими другими потрясающими художниками. Не секрет, что я черпал вдохновение из искусства, из самых разных её видов. Если говорить о живописи, то бывало, что какие-то позы я заимствовал от художников, движения рук, пальцев, определенная мимика и линии — понимание того, как нужно передать образ, прочувствовать музыку приходит со временем и с опытом. Живопись и другие виды искусства в этом определенно помогают. Я всегда хотел и всегда говорил о том, что важны не только прыжки и их исполнение, а каждое движение фигуриста на льду. Мне хотелось делать те шаги и вращения, которые бы никто не мог делать так, как делаю это я. И я совершенствовался, шел к этому изо дня в день. И чтобы достигать своих целей мне приходилось выходить за рамки того, что делают все остальные. Я любил добавлять особые жесты, движения, я вкладывал смысл не в каждый элемент, а в каждое движение руки, что было абсолютной правдой. Я не хотел оставлять пустого места в программе, хотел идеально попадать в музыкальные акценты, оттачивал каждое движение, попадал в каждый такт. Сначала мы неспеша прошлись по нулевому этажу музея и всё это время сохраняли тишину, никто не решился её нарушать. Масштабы музея впечатлили нас уже со входа, поэтому мы оба понимали, что за один день не обойти всё, что нам хотелось бы. Тем не менее, мы продолжили нашу экскурсию далее. В какой-то момент мне показалось, что нам с Мэттом есть что обсудить, ибо тишина стала более напряженной и давала о себе знать. — Одна из моих любимых картин — Падение Икара кисти Гоуи. Впервые меня с ней познакомил Брайан в нужный момент моей жизни, если можно так сказать, — сказал я, надеясь, что мы сумеем построить диалог. Мне определенно понравилось то, как Мэтт сразу же подхватил разговор. — Необычный выбор, хм, Падение Икара. Редко встречал людей, которым нравились творения Гоуи, в основном все отмечают, знаешь, таких популярных художников, Ван Гога, Рафаэля, Моне или Да Винчи. — Согласен, тоже часто слышу восхваления и восторги только от них. На самом деле, изображения людей и людеподобных существ мне не нравятся так сильно. Я люблю разглядывать шедевры маринистов. — Дай угадаю, Айвазовский? — спросил у меня Мэтт и с интересом стал разглядывать меня, словно ожидая моего ответа. — Айвазовский, Верне, Лоррен… — А Кацусика Хокусай? — перебил меня он, не дав договорить. Я перевел на него взгляд и не скрыл своего удивления. — Ты знаком с его творчеством? — переспросил его я. — Конечно, японское искусство — оно особенное, ему нет в мире аналогов. Вот если у Рубенса получилось почти полностью перерисовать Адама и Еву у Тициана с некоторыми изменениями, то я не думаю, что кто-либо смог бы повторить шедевры японских художников, ибо они, как бы сказать… в общем, я забыл слово, но они не однотипные, они другие, словно неповторимые. Я не знал что добавить. Не знал нужно ли что-то добавлять, ибо он так хорошо улавливает ту суть, которую я познал как мне казалось давно. Не скрою, что мне льстило то, как он говорил об искусстве в целом, но больше мне о японской живописи. Было заметно то, насколько много знает Мэтт, но это даже не самое важное. Гораздо заметнее то, что в его глазах я вижу этот интерес ко всему, что его окружает прямо сейчас в музее. Он явно был человек искусства и творчества. Хочется, чтобы огонь, который сейчас играет у него в глазах никогда не погасал. Мы продолжили наш разговор о самых разных картинах на протяжении еще двух-трех часов, почти не умолкая и обойдя значительную часть музея. Имена некоторых художников, чьи картины хранились в Прадо, были незнакомы даже для нас. Некоторых мы видели настолько часто, что уже уставали от них и перемещались в другую часть залов. Через некоторое время наши силы окончательно испарились и мы решили, что пора направляться к выходу. — Знаешь, Юдзуру, я и не думал, что ты так хорошо разбираешься в картинах, не помню такого интересного собеседника как ты. Разве что Брайан, но у него довольно специфический вкус и предпочтения в искусстве. Оказывается, я сравнительно с тобой довольно мало знаю обо всем, хотя мне казалось, что мои познания довольно широки. И посетить Прадо было моей давней мечтой. Мэтт улыбался. Он улыбался искренне и так широко, глядя своими большими карими глазами на меня. Я не знаю, что я чувствую прямо сейчас, некий трепет, определенное какие-то приятные, теплые чувства разлились по всему телу. Я редко видел Мэтта с такими горящими глазами и широкой улыбкой, от этого серьезного парня с холодным взглядом в обычной жизни такого было не ожидать. Он выдержал краткую паузу и продолжил. — Кстати, ты сказал, что о Падении Икара ты узнал в нужный момент твоей жизни. Мне очень хотелось бы узнать какой это был момент? Эта картина тебе помогла? — спросил меня он очень осторожно, подбирая слова. Иногда мне казалось, что эмоционального интеллекта у парня хватило бы на десятки других людей, но затем я быстро понимал, что он всё еще в душе ребенок. — Не летать слишком высоко и не летать слишком низко — такова суть этой картины, иначе крылья будут повреждены из-за солнца или моря. Икар ослушается своего отца, взлетает слишком высоко и погибает, а отца поглощает горе. Я хотел летать, летать по льду, но травмы не всегда давали возможность двигаться вперед, не останавливаться. Однажды я стал необдуманно тренировать четверной аксель даже не оправившись от воспаления лодыжки и Брайан повел меня на следующий день на выставку, показал эту картину и рассказал всю историю. Сказал, что мы вместе с ним упадем быстро ко дну моря и был прав, ведь в погоне за «солнцем» я мог потерять лодыжку, может и всю ногу, возможности, цель и мечту. Звучит банально, но так и было, можешь спросить у Брайана о том, как ему пришла в голову идея повести меня на выставку ни с того ни с чего. Мэтт с удивлением слушает весь мой ответ и мы не замечаем как мы подошли к выходу. У меня появилось такое ощущение, что с этим человеком мы можем поговорить и обсудить столько вещей на Земле, и не только о фигурном катании. Эта мысль определенно согревала меня изнутри. — Спасибо, что составил компанию. У меня были определенные ожидания от Прадо, но я думаю этот поход в музей их даже превзошел. Но я очень хочу перекусить и мама как раз спрашивала когда мы освободимся, они с Джуни тоже хотят где-нибудь попить кофе.

Жизнь ведь лучший драматург, верно? Сюжеты, подбрасываемые жизнью не предсказать, не угадать, а главное их не избежать. Но этим жизнь и становится куда интереснее. Кто-то может бесконечно утверждать, что жизнь безжалостна и несправедлива, а кто-то может это принять и стремиться проживать каждый её миг, каждое мгновение и всё, что она тебе приносит.