Сейчас не время

Чемпионат Европы POV Yuzu Мэтт для меня будто бы всегда оставался загадочным, немногословным, закрытым и удивительно талантливым ребенком. И несмотря на то, что ему сейчас уже восемнадцать и сам он себя явно не считает дитем, для меня он остается именно ребенком, к которому так непросто найти подход. Я не видел каким он был в детстве, как менялся и рос, но эти два года были самыми счастливыми в моей жизни. Оглядываясь на Мэтта, я недавно понял, что всегда в нем видел себя шестнадцатилетнего, семнадцатилетнего, восемнадцатилетнего. Упрямого спортсмена максималиста, готового летать по льду и днём, и ночью. В то же время, он был таким закрытым и умеющим так тщательно выстраивать личные границы. Когда он приземлил четверной аксель, который покорялся только мне, я был сильно удивлен просто самому факту, что сын Юдзуру Ханю стал вторым фигуристом, исполняющим четверной аксель во всем мире. Совпадение, наверное, просто результат упорной работы, но всё же. Чемпионат России был еще одним сложным периодом для всех нас. Каждый раз, когда я отправлялся на очередной турнир с Мэттом, я вспоминал свои соревнования и как каждый раз к ним подходил. Результаты были самые разные, где-то получалось выигрывать и относительно все проходило гладко, где-то определенные вещи проходили не так, как планировалось, а где-то и вовсе всё разваливалось. Белые клавиши сменялись черными, а потом снова приходил черед белых. После каждой победы я забывал всё, что было «до», чтобы работать еще больше, после каждого поражения, вторых мест в том числе, я тратил время на моральное восстановление, злился и работал в три раза больше. Моя простая истина была в том, что в этой жизни желаемого можно достичь только трудом, искренним трудом.

«Многие думают, что спорт учит побеждать. На самом деле он учит проигрывать: с достоинством принимать поражение, анализировать свои ошибки и прикладывать максимум усилий, чтобы подобное не повторилось.»

Бывали и все еще бывают, когда я не могу дышать из-за врожденной астмы, или когда я не мог ходить из-за травмы лодыжки, но я не переставал никогда работать и трудиться. Понимание этой простой истины дало мне возможность достичь того, чего я достиг в этом виде спорта. Мне часто говорили о том, что тебе же больно, перестань себя мучать, отдохни. Но я свыкался с болью и знал, что боль принесет меня к результатам. А когда я видел эти результаты, ощущал боль, порой, такую невыносимую, я чувствовал себя живым. Есть люди, которым, чтобы почувствовать себя живыми нужен глоток адреналина — прыгнуть с парашюта, прокатиться на американских горках, есть люди, которым просто нужно прогуляться под ливнем и дрожать от холода. Но мне всего этого было мало, мало было этого глотка, я нуждался в постоянном ощущении того, что я живой, все еще живу, существую. Оглядываясь назад, я понимаю, что возможно это было не очень здоровое отношение к себе и к спорту, но таков был я. Я не умел признавать поражения, не умел признавать что мне больно. И в этом Мэтт был очень похож на меня. Может быть, быть спортсменом требует этого. Мне теперь всегда хотелось передать абсолютно всё, что я знаю ему. Хотелось сделать этого ребенка самым счастливым, поддерживать его в трудное время, радоваться его успехам и я сам удивлялся всем этим новым ощущениям. Прежде, я жил фигурным катанием только, но со дня знакомства с Мэттом многое внутри перевернулось. Ощущение того, что это твой ребенок от любимого человека, того, что в вас течет одна кровь, что он наследует какие-то твои черты, всё это казалось происходит не со мной, где-нибудь в параллельной вселенной. И эти мысли возвращались ко мне снова и снова. Мои близкие друзья и моя сестра замечали во мне некие изменения. Говорили, что я стал больше уделять времени и внимания единолично Мэттью, и очень переживал как он будет реагировать на всё, как эту пропасть в длиною шестнадцать лет стараться преодолеть или перекрыть, а может и вовсе оставить позади и начать строить новый мост. Иногда исполнить четверной аксель кажется гораздо легче, чем поговорить с человеком. Представления о семьи были так далеки от меня на протяжении десятков лет. Только когда спустя столько времени в моей жизни вновь появилась Женя, во мне начали просыпаться чувства необходимости находиться рядом с ней и Мэттом, жить вместе, видеть их каждый день, начинать свой день с Медведевой и любоваться ею спящей по утрам, засыпать также вместе, делиться с ней переживаниями, строить планы на совместное будущее. И каждый раз я вспоминал, что у меня был такой шанс еще в далеком прошлом, но что-то тогда меня останавливало, я не решался и боялся задумываться о таком, был, наверное, каким-то невзрослым. Но теперь все кажется еще реалистичнее и я внутри безумно боялся, что снова могу потерять этих людей. Наверное, я просто снова боялся почувствовать себя одиноким. Я множество раз испытывал одиночество в своей жизни и прекрасно знаком с этим чувством. Мне казалось, что одиночество преследует меня, и такова моя судьба. Во мне всё еще живет эта тревожность, которую я стараюсь глушить. Эта тревожность может начать меня съедать изнутри, если вовремя не останавливать такой поток мыслей. Иногда казалось, что я слишком преувеличиваю, иногда казалось, что я недостаточно стараюсь для восстановления всех этих отношении, приходилось искать баланс, чтобы и не принимать торопливых решении, не давить на Женю, дать время ей и Мэтту. Я видел в этом смысл и всё понимал. Ту ночь после произвольных программ Чемпионата России мы провели с Женей не сомкнув глаз. После звонков, которые получила Женя, мы решили разойтись по комнатам и попытаться немного поспать, но попытки были тщетны, слишком много мыслей были в голове. Я уже представлял что может произойти завтра, прокручивал в голове сотни сценариев, уверен, что Женя думала о том же, лежа рядом со мной. Мы немного хранили тишину, но потом это стало невозможно и мы начали делать собственные предположения о том, как могут развиваться события. Но результаты всех этих встреч оказались куда более благоприятными, чем мы ожидали, готовясь к худшему. В тот же вечер федерация вывесила списки на сайт. Мэттью в этом списке не было. Как и не было и третьего члена сборной в мужском одиночном. Во всех видах были определены по двое девочек, парней, пар и танцоров. Мы не сразу понимали что это значит, что будет дальше. Через пару минут вышла следующая новость еще с одним составом. На этот раз федерация опубликовала списки фигуристов, которым дали квоты поехать на Чемпионат Европы. И в этом списке отсутствовал травмированный чемпион России этого года, которому дали время на восстановление, скорее всего. Главное, в этом списке был Мэтт вместе с еще одним фигуристом, который был его прямым соперником за попадание в сборную. Первым эту новость увидел Мэтт, который, я боюсь, вообще не вылезал из этого сайта за эти сутки. Мы все были дома в этот момент и я почувствовал небольшое, но всё же облегчение, будто малейший груз упал с плеч. Мэтт был чересчур взволнован, но сдерживал свои эмоции, я видел как ему тяжело приходилось ждать целые сутки и находиться в подвешенном состоянии. Все мы обрадовались тому, что уже через чуть больше чем две недели будет Чемпионат Европы и это турнир, в котором нужно сделать всё, чтобы попасть на Олимпийские игры. Это был большой шанс, который дали Мэттью и всем нам как его команде. Чемпионат Европы, Вена, 2038 — Теоретически, если я выиграю Чемпионат Европы, я ведь попаду на Олимпиаду, мам? — спрашивает Мэтт, пока завязывает шнурки и мельком подсматривает в сторону Жени, которая пытается развязать шнурок и перевязать его снова. — Я думаю, что да. А почему теоретически? И на практике можно ведь показать, не так ли, Юзу? — говорит Женя и наконец-то перевязывает шнурки. Я уже находился на льду, сделал пару кругов, подумал зайти на тройные, очертил их, и вернулся ко входу, чтобы дождаться Мэтта с Женей. Сегодня был второй день нашего пребывания в Вене, а завтра должна была быть уже короткая программа одиночников. Мэтт очень долго уговаривал нас пойти вечером на открытый каток, и ему потребовалось не меньше часа, чтобы добиться своего. Я подумал, что может и развеяться в такой обстановке на открытом катке с небольшим количеством людей наоборот пойдет ему на пользу. — Я абсолютно согласен с твоей мамой, — сказал я и одобряюще улыбнулся Жене, которая тоже осталась довольна моим ответом. Я протянул свою руку, чтобы помочь ей выйти на каток. Она спокойно взяла мою руку и не отпустила даже после того как уверенно ступила на лёд. Я несильно сжал её ладонь. — Мэтт, ты же помнишь наше условие, что прыгать тут ты точно не будешь? — спросила его Женя, а Мэтт широко улыбаясь кивнул ей в ответ, словно озорной ребенок, который сейчас незаметно, но сделает обязательно то, что задумал. Я заметил, как он украдкой переводил взгляд на наши руки, но промолчал и ничего не сказал. Думаю, что Женя тоже это заметила. — Мам, я спрошу у тренера, если захочу прыгнуть, — сказал Мэтт и перевел на меня свой многообещающий взгляд, — но ты же мне разрешишь делать бильман или вращения? — спросил Мэтт. В последнее время Мэтт стал чаще обращаться ко мне на «ты», хотя раньше никогда не позволял себе такой неформальности. Я давно говорил ему, что он может спокойно говорить со мной на «ты», как он делает это с Мишей, Крисом, и многими другими близкими людьми, но видимо ему не было удобно. Мне хотелось постепенно убирать эту излишнюю формальность когда мы вне льда, вне отношениях тренера-спортсмена, чтобы сделать наше общение менее формальным. И сейчас, когда он обратился ко мне, я вспомнил наши разговоры в Прадо, и перед произвольной программой на Чемпионате России, когда он говорил со мной менее формально. Несмотря на то, что для кого-то это обычное явление, для меня это было приятным знаком со стороны Мэтта. Многое, через что мы проходим с ним для меня чуждо и так необычно. — Разумеется, разве что упрощенно, — заметил я. У Мэтта была хорошая растяжка, которая позволяла ему делать разные элементы на льду, особенно в хореографической дорожке. Они с Мишей умело пользовались этими преимуществами и добавляли различные интересные элементы в зависимости от программы. Мэтт увлеченно и размашистыми движениями направился вперед по катку. Атмосфера здесь была все еще новогодней, были зажжены гирлянды, которые наполняли каток уютом. Нам повезло, что сегодня был будни день и было немного людей на катке, никто не мешался друг другу и лед казался очень просторным. Разноцветные огни ярко сияли по всему периметру, а немного дальше стояла большая рождественская ель. Я аккуратно оттолкнулся и мы с Женей поплелись неспешно за Мэттью, у которого вовсе не заканчивалась энергия. — Мне кажется, что после эмоциональных качель в Москве, Мэтту сейчас гораздо легче в ментальном плане, не думаешь? — спросила меня Женя. — Несколько дней отдыха пошли ему явно на пользу перед Новым Годом. И к тому же, он этого не рассказывает, но мне кажется за сутки он уже успел свыкнуться с мыслью о том, что его мечта об Олимпиаде стала рассыпаться. А потом, когда он узнал, что у него все еще есть шанс, у него открылось второе дыхание и на этом энтузиазме он сейчас держится. Так нередко работает людская психология, как ты знаешь. — Возможно ты прав, главное, чтобы не выгорел, — заметила Женя. — Сделаем всё, чтобы этого не произошло, не переживай. На самом деле, он в отличной физической форме, ему нужно чуть больше поверить в себя. Впрочем, как и нам, поверить в него. Мэтт уже успел сделать круги и на довольно высокой скорости продолжал кататься по льду. По его глазам я видел, как сильно ему это нравится. Его положительные эмоции заставляли меня расплываться в улыбке. День произвольной программы Мэтт уверенно лидировал после короткой программы с отрывом чуть ли не в 20 баллов. Он впечатлил всех снова своим безукоризненным выступлением [хоть и всегда можно найти шероховатости, особенно если ты тренер], и был доволен собой. С одной стороны, лидерство после короткой программы добавляет уверенности в себе, что немаловажно для спортсмена. С другой стороны, давление, которое оказывается на лидера, на фаворита, увеличивается в несколько раз и это может сыграть злую шутку со спортсменом, но, благо, не в этот раз. Когда смотришь на спортсмена перед его выступлением — как тренер, ты видишь, какой будет прокат с точностью 99,9%. Но Мэтт умел удивлять. Его произвольная программа — это его собственная идея, которую сумела понять и воплотить в реальность Ше-Линн. И Мэтт очень полюбил эту программу. Шестиминутная разминка прошла в спокойном темпе, пару прыжков, дорожка шагов, еще пару элементов. Мы с Мишей были за бортом, Женя была на трибунах, как обычно. Мэтт выглядел очень уверенно на льду. Мы накатывали этот контент произвольной с начала сезона, и в лучшем кейсе он мог набирать больше 300 баллов за оба проката, но, пока такого не было. Первая часть программы была по плану — четверной лутц, четверной флип, четверной тулуп, выход из которого не позволил прикрепить тройной аксель. Значит будет перекраивать программу, но всё было не так просто. Он немного разволновался, но не сдался и это было самым главным. Тройной аксель был прикреплен ко второму тулупу, четверной риттбергер было еле докручен, второй аксель был забыт, но второй четверной лутц в комбинации с тройным тулупом был успешно сделан. В конце еще и был четверной сальхов с тройным риттбергером. Откуда взялся там лутц, откуда взялся ритт в конце, почему сальхов был в конце — никто, кроме Мэтта, не знает. Миша смотрел на меня на каждом прыжке с таким удивлением, что я даже не знал что ему ответить. Мэтт закончил свою программу и медленно, очень медленно стал подъезжать к калитке, закрывая свое лицо мягкой игрушкой, которую подобрал со льда. Мы с Мишей пожали плечами, смотря друг на друга, но решили не устраивать разбор полетов прямо сейчас. — Если ты хотел нас удивить, у тебя это получилось, — усмехнулся Миша и обнял его первым, пока я подавал чехлы. Ко мне Мэтт подходить как будто не решался, но я слегка улыбнулся, давая понимать, что ничего катастрофического не произошло. Я лишь слегка его похлопал по спине и мы отправились ждать результаты. В голове я рассчитывал баллы еще во время самого проката и был почти уверен, что золото гарантировано даже со всеми мелкими ошибками. Мэтт выглядел тоже более менее уверенным, и начал сразу же объясняться почему так все перестроил. — Я просто не хотел терять баллы за выезды, и подумал, что заменю более дешевые прыжки на чуть более дорогие, не знаю откуда появилась уверенность, что выеду их, но выехал же! — утверждал он, на что мы просто улыбнулись и успокоили Мэтта. Баллы считали вовсе недолго, Мэтт набрал почти 300 баллов в общем и это означало, что он выиграл свою первую золотую медаль в сезоне. Первое золото. Такое значимое золото Европы. Такая важная медаль перед Олимпиадой. На которую он попадает. Верно? Я посмотрел на таблицу, чтобы посмотреть где находился второй российский спортсмен. Он был третьим, и не вторым. Камеры показывали нас, пока мы обменивались поздравлениями, показывали Женю с трибун, найдя откуда-то её там. Она улыбалась, так нежно и даже, я бы сказал, стеснительно. — Это значит я попаду на Олимпиаду, да, Юзу? Меня же теперь точно возьмут, да? — спросил меня Мэтт, пока мы всё еще находились в кисс энд край. Он смотрел на меня такими сверкающими глазами — полными надежды. — Я ведь смог, смог обойти и набрать почти 300, меня же должны взять, на. Олимпийские игры, верно? — не переставал он. Наверное впервые я видел его настолько взволнованным, настолько радостным и задумчивым одновременно, настолько отрешенным. — Мэтт, послушай, наслаждайся своей победой сейчас. Олимпиада — она не сейчас, надо дождаться официального объявления. Лови момент. Мэтт сразу же взял себя в руки и глубоко вздохнул, пытаясь отпустить все мысли. Я успокаивающе похлопал его по спине и он слегка кивнул нам. Мы сделали несколько фотографии и отправили Мэтта давать интервью. Я хотел отправиться к Жене, чтобы поздравить её, зная, что она должна была подойти в подтрибуны, но пока никого не было. Я достал телефон и хотел написать где мы, но тут же получил сообщение от Криса. «Женя потеряла сознание. С ней сейчас врачи. Будут забирать в ближайший госпиталь. В медицинском руме для гостей. 3 этаж. Поторопись.» Мой мир словно рухнул. Я потерял дар речи, руки дрожали, мне стало не хватать воздуха, я переставал дышать. Я искренне почувствовал страх. Боялся, что мой самый страшный сон сбудется.