Сейчас не время

Olympic Games — Pyeongchang 2038 POV Mattew В наушниках звучит вечная классика. Мелодии льются в душу как ноты бесконечной гармонии. В каждой ноте скрыто величие вековых произведений, и они создают атмосферу, словно я вошел в мир, где время замедлило свой бег, где я перестаю замечать время, находясь в своем собственном мире. Однако в мыслях звучит лишь олимпиада. Это слово наполняет мой мир радостью и тревожностью одновременно. Это момент, когда весь мир сужается до одной точки сосредоточения — цели, которая была поставлена перед собой когда-то давно. И вот, в этом звучании классики и в мыслях о соревнованиях, я оказываюсь впервые на олимпийском тренировочном льду. Мы прилетели позавчера ближе к вечеру, приземлились в Пхенчхане. Совместно с тренерами мы решили, что не стоит форсировать события и сразу же начинать тренировки, поэтому один день был посвящен полному отдыху. За две недели до полета в Пхенчхан, мы с тренерами и мамой прилетели в Японию, чтобы адаптироваться под корейский часовой пояс и максимально снизить последствия джетлага. Я думаю, что мне очень повезло, что у Юдзуру получилось договориться по времени тренировок на льду в Токио. Я даже пересекался несколько раз со спортсменами из сборной Японии, которые на том же катке тренировались и готовились к Олимпийским играм. Удивительно, что в Токио я не чувствовал себя чужим. Абсолютно, то есть, и каток, и атмосфера, и залы, и улицы — всё было для меня новым, так как в Японии я был всего-лишь на этапах гран-при, шоу и чемпионате мира, но это длилось меньше недели. А сейчас я заметил, как всё вокруг новое, но при этом не вызывающее чувство того, что всё «не мое», «чужое». Мне кажется этому было объяснение. В этом большом ледовом дворце были развешаны фотографии Юдзуру, где-то даже были фотографии мамы, чуть ли не все сотрудники и другие тренера здоровались с нами, тепло воспринимали. Это помогало как минимум не быть в тревожном состоянии на постоянной основе. Каждая мысль про Олимпиаду и каждая мысль о том, что что-то может пойти не так загоняла меня в угол, правда, я изо всех сил старался этого не показывать. Я очень старался отгонять эти мысли прочь. Иногда получалось, иногда нет, но я пытался. А иногда я просто много думал. Может делать Олимпиаду смыслом жизни не самое верное решение для спортсмена, который хочет кататься долго, хочет жить на льду, хочет оставить в памяти у людей программы? Олимпиада разбила столько сердец, забрала мотивацию кататься дальше, а некоторых и вовсе поломала. Может просто потому что слишком большое значение придается этому событию или так и должно быть? Что будет если я перестану считать Олимпиаду своей целью? Потеряю ли я мотивацию — скорее всего, нет, но я могу потерять какую-то цель? Впрочем, я решил, что раз я здесь, то теперь нужно сделать всё, что зависит от меня. Мне не хотелось разочаровать ни себя, ни родителей, ни тренеров, никого. -Мэтт, как лёд? — раздался голос из-за борта. Это был Юдзуру, только что вошедший на арену, Миши пока рядом не было. Я подъехал к борту, чтобы обсудить наши тренировочные планы. -Хороший, не мягкий и не жесткий, привычный лёд. -Отлично, тогда давай сегодня тренировку в упрощенном режиме. Значит, смотри, командник через четыре дня, туда мы, скорее всего, не попадаем, будем готовиться на личные соревнования, до них еще дней десять, это довольно много. Сегодня и завтра легкие тренировки, работать больше будешь в зале. С послезавтрашнего дня начну нагружать организм по полной, за два-три дня до короткой перейдем снова в легкий режим. Учитывая хорошее питание, зал и сон, через десять дней ты должен быть в пике формы, и надо беречь еще ногу, травмы — это коварная вещь. Юдзуру очень уверенно говорил про наши планы и я внимательно слушал его. Мы расписывали все планы на планшетке, которую держал он и на которой рисовал схемы. Контент программ всё еще не был обозначен до конца и над этим тоже нужно было поработать. -Можно вопрос? — тренер кивнул, — эм… в общем, простите за сумбурность, но как справляться с тревожностью, которая охватывает как только вхожу в этот ледовый дворец? Я помню и чемпионаты мира, и Европу, и национальные, и финалы гран-при — никогда такого ощущения не было, а сейчас каждая вторая мысль о том, что не смогу идеально откатать программы и никак не могу избавиться от этих мыслей. Я подумал, что может у вас было такое состояние и вы сможете помочь? Юдзуру выглядел таким серьезным, но я как будто заметил его легкую скрытую улыбку, которую он явно не хотел показывать. Он немного подумал и предложил нам поговорить об этом после заминки, в тренерской, чтобы никто не помешал нам и такой разговор мог занять достаточно много времени. Я сразу же согласился и отправился дальше тестировать лёд и понемногу собирать прыжки. Я заметил, как через несколько минут к нам присоединился Миша, и мы решили сегодня откатать только короткую. Тренировки были закрытые и это радовало, но как только мы выходили из арены, нас уже ожидала толпа журналистов и тысяча камер повсюду. Учитывая мою нелюбовь ко всем интервью и однотипным вопросам о самочувствии и мыслях об олимпиаде, останавливаться даже не хотелось. Что я и собственно сделал, просто проигнорировав всех по дороге из арены до глубины коридора. Уже предвкушаю громкие заголовки через пару минут о своем поступке. Но это было не столь важным, не коммуницировать на соревнованиях, а тем на олимпиаде с другими делало мою жизнь легче. С устремлением в зал, чтобы завершить тренировку на сегодня, я ожидал вечерней пробежки и немного силовых упражнений, но уже вне льда и тренажерного зала. Юдзуру считал, что разнообразие тренировок приносит свои плоды, укрепляя разные мышцы, даже те, что не задействованы в прыжках или элементах. -Держи, — тренер вручил мне чашку горячего чая с имбирем и лимоном, как я и любил и предпочитал всегда носить с собой на тренировки из дома. Я отпил горячего чаю и почувствовал, как по телу пробежали мурашки, и весь организм будто бы проснулся от этого тепла. Взгляд скользнул к Юдзуру, который с таким же вниманием готовил свой чай. Оказывается, он носил с собой разнообразные чаи, специи и добавки, как истинный гурман и ценитель вкусных, полезных напитков. Пока Юдзуру заботливо готовил чай, мы оба хранили молчание. В этот момент мне стало ясно, что передо мной не просто олимпийский чемпион, а человек, который, подобно мне, ищет уют и частичку дома в каждой детали своей подготовки. Внутри меня кипело множество вопросов и эмоций, но открываться было тяжело. Смотря, как Юдзуру внимательно заботится о своем чае, я осознал, что, возможно, здесь, на олимпийской арене, я не одинок в своих сомнениях и радостях. Но пока мы делили этот чай и молчали, слова казались лишними, и я предпочел наслаждаться этим моментом спокойствия перед испытаниями впереди. Открываться было тяжело, это как раскрывать свою душу перед миром, внушая ему тайны и эмоции, что порой кажется более сложным, чем решать самые сложные головоломки. Это про страхи, что тебя не поймут или отвергнут. Даже самые близкие. Быть закрытым, скрывая свои истинные чувства и мысли, мне кажется более привычным и безопасным в этом мире, полном суждений и непонимания. Мне было легко укрыться от внешнего мира, создать барьер вокруг своей личности. Это как невидимая броня, защищающая от возможных ударов, особенно когда ты спортсмен. Однако, в этом убежище, я часто оставался один на один с собой, сталкиваясь с бурей своих собственных эмоций. Сокрытые чувства, подавленные переживания начинают как ледяная глыба растаять внутри, а мы остаемся в плену своего собственного молчания. Юдзуру нарушил тишину первым, когда сел напротив меня. -Как самочувствие? — спросил он меня, одаривая серьезным, но в то же время теплым взглядом. -Эм, в целом, хорошо. Ну, травмы не беспокоят, физически вроде все получается, чувствую такую легкость в теле, и.- не успел я закончить предложение, как тренер перебил меня. -Нет, я не об этом, это я прекрасно вижу и с тренировок. Расскажи мне о твоих чувствах, о том, что тебя тревожит. Я здесь, чтобы выслушать все твои мысли. И мы можем уделить этому столько времени, сколько потребуется. Я не знал с чего начать, с какой стороны подойти, с чего начать отвечать, насколько мне стоит абсолютно всё ему рассказывать. После его вопроса уже прошло пару минут, а в комнате царила тишина, а я пытался собраться с мыслями. -Хорошо, давай начну я. Когда я впервые прибыл на свою первую олимпиаду, все ожидали, что Патрик одержит победу. Это было вне всякого сомнения, и все другие, казалось, должны были бороться за остальные места на пьедестале. И у меня были такие двоякие ощущения, с одной стороны, было меньше давления, ибо я не был главным фаворитом. С другой стороны, во мне играла та злость из-за того, что меня не считали достойным этого золота. Прошло целых двадцать четыре года, а эти ощущения я всё еще отчетливо помню, эти чувства до сих пор живы во мне. Ты, возможно, чувствуешь давление. Попробуй выразить в словах свои переживания, — уточнил Ханю. В этот момент я сразу же вспомнил сегодняшний диалог, который слышал перед тренировкой в ледовом дворце. Я не знал этих людей, которые обсуждали меня, но делали они это не скрывая. flashbacks -Ханю подходил к Олимпиаде в числе фаворитов, а Медведев появляется в числе топов раз в год, если не реже, да и ему просто повезло с медалями. Я уверена, золото достанется кому-то либо кому-то из россиян, помимо Медведева или же кому-то из японцев. -Может ты и права, в любом случае надо поехать смотреть прокаты парней, будет явно интересно. Американцы тоже в полном составе, могут и забрать золото. end of flashback Сказать, что такие разговоры раздражали — ничего не сказать. Они заставляли мою кровь кипеть, злиться, потому что сравнения с Юдзуру мне не нравились. Он мой тренер, но это не значило, что я должен быть как он. А то, что я в числе топов раз в год вообще не являлось правдой. Спустя несколько минут я, конечно, попытался забыть эти разговоры, но справлялся я с такими высказываниями в свой адрес всё хуже и хуже. -У меня в голове всё перемешалось, знаешь. И давление, и не вера в себя, какие-то качели эмоциональные. От этого будто бы иногда чувство прыжка уходит, программы катаю не без лишних мыслей. Хочу найти корень всего этого, но не получается. Слишком много нервничать стал, сон стал тревожнее, просыпаюсь три-четыре раза за ночь и это еще до Пхенчхана началось, я просто думал, что пройдет. -Я, еще, наверное, боюсь подвести, знаешь, маму, в первую очередь, тебя, Брайана, Мишу, всех, кто причастен к моей карьере. Не знаю, как это передать, но у меня не было такого перед другими стартами, проиграв очередной этап гран-при я знал, что будет следующий и я отыграюсь, проиграв в прошлом году Европу я знал, что будет еще Европа и я отыграюсь, или выиграю что-нибудь другое. А здесь. понимание, что это не просто старт, а Олимпиада и то, что я могу даже не зацепиться за тройку, — Юдзуру не перебивал меня, несмотря на то, что говорил я долго и много. Он внимательно слушал, иногда отводил взгляд на что-то другое, а потом снова возвращал его и смотрел на меня. Он заговорил только когда я закончил, словно уже знал что будет говорить. -Мэтт, послушай, Олимпиада — это не просто, это нечто большее, с этим я согласен, абсолютно согласен. Даже когда я выступал на Олимпиаде во второй, а потом и в третий раз — было сложно, и в первую очередь эмоционально. Давай разберем все твои переживания по порядку, а то я вижу у тебя в голове сплошной хаос. Юдзуру редко улыбался. Он всегда был спокойным, серьезным, с ноткой холода. Глубоко погруженный в собственные мысли, он не раскрывался так легко, как Миша или Крис. Тем не менее, на тренировках и соревнованиях он часто хвалил меня, выражая признание. Предсказать его реакцию на мое состояние было сложно. Сейчас же он с интересом слушал, в его глазах мелькал огонек любопытства и тепла. Всё это казалось каким-то невероятным, необычным. Для кого-то это могло быть привычным, но не для меня. Этот разговор стал первым откровенным разговором с Юдзуру. Второй сезон подряд он был моим тренером, но я ни разу не обращался к нему с подобной просьбой. Обычно мы обсуждали тренировки за чашкой чая или кофе, беседовали о предстоящих стартах, планах, соперниках и их программах, но не так, чтобы я мог свободно рассказывать о том, что у меня голове. Я поймал себя на этой мысли и сам удивился тому, почему не обращался к нему раньше, ведь он явно был намного опытнее меня. Видимо, был какой-то внутренний барьер и мне легче было разбираться с мыслями самому. Но последние дни стали невыносимыми, хотя я не выдавал этого внешне. -Твоя мама, я, Миша, Брайан — все мы знаем, какого это быть на Олимпиаде, какого это быть спортсменом и находиться в постоянном стрессе и переживаниях. И этот наш опыт и наша любовь к тебе никогда, понимаешь, никогда не даст нам тебя осудить, разочароваться, разлюбить тебя. В первую очередь, для нас важно, чтобы ты был здоровым и счастливым, получал удовольствие от того, что ты катаешься, что ты имеешь возможность соревноваться среди сильнейших и лучших. В голосе Юдзуру слышалась искренность. Я почувствовал себя намного легче, когда мне это сказали вслух. -Ты имеешь право на переживания. Волнение перед стартами, перед тренировками, это всё нормальное явление. Но ты умный ребенок, и я предлагаю тебе взвесить две вещи: продолжать думать, что у тебя ничего не получится и тогда будет большая вероятность, что ты сам себя убедишь в этом или же подумать о том, что у тебя всё получится и повышать вероятность положительного исхода. Мне когда-то говорил Брайан, что всё строится на сравнении. Иногда не обязательно выполнять что-то сверхъестественное, чтобы победить нужно сделать больше, в сравнении с другими и так каждый раз. Конечно, если это не глобальная цель вроде четверного акселя. В этот момент я немного задумался об его словах. Наверное, он был прав, и мне хотелось продолжать его слушать, еще и еще. -Мне еще помогало чувство контроля. Мне нравилось осознавать, что я могу контролировать своим телом, головой, и особенно во время стартов. Мне было важно, чтобы все было под контролем. Всеми нами двигают эмоции, и когда я понимаю, что могу их контролировать, мне кажется, что мне теперь подвластно всё. Я начинаю в это верить и мне это помогает выходить на старты собранным. -А еще, с сегодняшнего дня я бы хотел, чтобы ты перестал использовать телефон в целях почитать социальные сети. Это — одно из моих лучший решений на Олимпиаде. Ты не представляешь какое напряжение сейчас будет на просторе интернета, во всех этих каналах, твиттере, где угодно. Не все, к сожалению, любители нашего вида спорта, осознают, что пишут и каким образом они это делают. А отстранение — лучший способ передохнуть, взглянуть на всё со стороны, успокоить себя и свои нервы. Раньше я не часто пользовался социальными сетями. Мой инстаграм оживал всего несколько раз в году, когда я выкладывал эстетичные фотографии, изредка показывая свои прыжки или выражая благодарность близким. Я не мог полностью избавиться от этой привычки, хотя внутри понимал, что придется перейти на книги и графический планшет вместо соцсетей. Мы проговорили еще некоторое время о разном. -Юдзуру. эм, спасибо огромное. Мне это было нужно. Обещаю, что я буду следовать всем наставлениям и усердно тренироваться. Он мягко кивнул в ответ и заключил меня в свои объятия, хлопая по спине. В этих недолгих объятиях я чувствовал защиту и безопасность, словно мир сжимается до этого единственного момента. Я словно искал этот уют и понимание в этом объятии. После того как я вышел из тренерской я чувствовал такую сильную, искреннюю благодарность тому, что этот человек был рядом со мной. И, кажется, не только в качестве тренера и наставника. Может быть, еще и в качестве близкого человека. Прошло пару часов с момента как мы начали этот разговор и только под конец я стал ощущать, что наконец-то смог выговориться и это было для меня таким большим достижением. Я получил от тренера несколько советов, смог обсудить с ним свои переживания и получить большую поддержку. Мне необходимо было переварить всё одному, поэтому я сразу же направился собирать вещи и после поехать отдыхать в отель.

Говорят, что эмоциональная боль длится двенадцать минут. Остальное самовнушение. С другой стороны, даже у самых сильных людей бывают срывы, когда им нужна поддержка и даже сочувствие. Мы готовы бесконечно утешать своего ребенка, ибо дело в наших чувствах, ведь когда любишь, ты готов делить все беды и принимать все недостатки.