Kacchako_week2019

Ходить оборотнем — чертовски раздражительное сущестование. Ты псина, стоит только взглянуть на тебя, волк, когда лунный диск поднимается на небосвод. Зверь, в вечном поиске добычи, свежей плоти. Ты живёшь моментами: от первого хруста костей до чьих-то ошмётков, такие не примечательных, простых, тошнотворных: клочки волос, зуб, одежды. Если повезёт, мелочей, на которые, в так называемом людском мире можно купить неплохих вещей. Та же одежда. Нет, ты в жизни не станешь аккуратно сдирать обёртку с еды, когда бешенно стучит сердце, а от голода крышку сносит в конец. Не станешь носить одежду, насквозь пропитанную людским запахом — когда диск — твой мучитель, твой босс — скрывается, даруя покой. Тебе противно. Противно за то, что ты такой. Жалкий, легко ведущийся на чью-то волю. Бесит. Бесит, что непонятно зачем идёшь в эту часть леса. Что тебе понадобилось от хозяина этой избушки — ветхой хижины, которую сам укреплял несколько лун назад. Почему идёшь сейчас, когда утолил голод, ведь знаешь, придя в тот период, ни избушки, ни хозяина не было. Не было бы причин возвращаться сюда. О, ты понимаешь, что уничтожив эту часть жизни, ты будешь корить себя. Долго, мучительно, пока не разорвёшь себе глотку заместо очередного бедняги. Зрелище выйдет занятное. Тот счастливчик будет до конца дней жалеть, что ты не разодрал его тогда, ненавидеть тебя за то, что оставил его с этим шрамом, чей след так крепко осядет в его мозговой коре, что тот сойдет с ума раньше, чем сможет наложить на себя руки. А всё почему? Потому что сердце самого страшного зверя этого да и многих других лесов принадлежит хозяину этой избушки — равноправному хозяину этого леса — ведьме. — Бакуго, ты вернулся! — она произнесёт это до такой степени счастливо, словно не видит, что ты стоишь перед ней в разорванной одежде, покрытой людской кровью. От тебя пасёт так, что вся нечисть в десятках киллометрах должна придти к тебе и унести в мир иной. А она улыбается. Так радостно, так искренне, что у тебя приятно сводит живот, ты чувствуешь, как учащается твой пульс, как предательски начинает двигаться хвост, а уши и вовсе повернулись в её сторону, как локаторы, готовые ловить каждое слово, слышать малейших вздох. Ты не признаешься, что тебе для существования нужно лишь видеть её, не расскажешь ей, как чувствуешь момент, когда загораются твои глаза, как просыпается тяга к жизни. Как забываешь про то, как сильно ненавидишь свою сущность. — Что же ты опять так неаккуратно ешь, — она корит тебя, как маленького ребёнка, испачкавшегося свежими ягодами, которые успел сорвать на лету. — Пойдём, я приготовила ванну. Ты последуешь молча, не сказав ничего в ответ. Словно на невидимом поводке, ты готов следовать за ней всюду, делать всё, что она скажет. Служить до конца дней. Глянь, до чего ты опустился. Жалкий, безвольный, вечно ноющий. Ты клянёшься самому себе, что однажды станешь иным. Избавишь себя от этого бремени. Завладеешь заклинанием, что позволит тебе стать кем-то другим. Не этим очерственелым оборотнем, не этим зверем, следующий указанию какого-то круга. Её лицо так похоже на луну… Ты раслабляешься, когда она нежно проводит своими руками по твоим ушам, очерчивает мочалкой твои плечи, грудь, спину, шепча заклинания. Убирает этот запах, смывает его всякое упоминание. Ты был не против, если она омыла тебя всего. В тебе горит желаение, чтобы она провела своими ладонями по каждому мускулу, смыла всю эту дрянь с тебя сама. Заставила почувствовать что-то больше, чем привязанность. Что-то более живое. То, чем наслаждаются люди. То, чем не смогут насладится животные. Ты задаёшь вопрос, а что будешь чувствовать ты. Считаешь, что она достойна, что среди тысячи она останется единственной. Единственной, которая будет принадлежать лишь тебе. Эта ведьма знает, с кем она связала свою жизнь, когда притащила тебя волком к себе в хижину? Предвидела, чем обернётся спасение оборотня, когда она вернула ему его людскую с ушами и хвостом форму? Нет, эта наивная ведьма не представляла, что будет с ней, когда закончится ваш безмолвный договор. У тебя в крови прописано, сколько нужно служить за спасение, как долго длится договор, если вернули человеческую форму, как долго, если ухаживают. Если рядом, когда нужно. Если стали семьёй, когда этого не ожидали. Если стали его всем. Что чувствует она? — Эй, круглолицая, — ты обращаешься к ней, когда она что-то помешивает в своём котелке, когда ведьма смотрит на тебя своими большими глазами цвета сушёного шиповника, прижимая к губам маленький пальчик, покрытый смесью болотного оттенка. Ты чувствуешь, что голоден, прекрасно понимая, что сейчас не полнолуние. Не сводишь кровавых глаз с Урараки, видя, как замирает она под твоим взглядом. — Я уйду. Больше некому защищать тебя и твои сатанинские деяния от людей. Она замирает на мгновение, и ты успеваешь заметить тоску в её глазах, прежде чем Урарака ответит тебе твёрдо, уверенно: — Тогда увидимся в следующей раз на площади? — она ухмыляется, чуть наклоняя голову. — В день, когда я буду гореть в пламени. Ты не понимаешь, почему тебя так раздражают эти слова, не понимаешь, почему резко соскакиваешь с табуретки и резко хватаешь её за локоть, разворачивая к себе. — Повтори ещё раз, — шипишь ты, смотря ей в глаза. Она не дрогнула. Всё тот же самонадеянный, обнаглевший взгяд — причина, по которой она притягивает тебя, как распустившийся клевер пчёл. — Увидимся в след… — Заткнись! — перебиваешь ты, сильнее сжимая плечо, видя, как жмурится она. — Заткнись! Не смей! Слышишь меня, не смей! — ты трясёшь её рядом с котлом, отчего ветхий пол начинает колебаться, и в последний момент, ты резко тянешь её на себя, позволяя расколённой жидкости расплескаться на полу. Урарака не пострадала, лишь всё так же жмурится от того, как сильно ты сжимаешь ей локоть. — Не стану, — сквозь зубы шепчет она. — Если ты будешь здесь, не стану. Буду спасаться, бегать столько, сколько придётся, но не сдамся. — Хах, — выдыхаешь ты, отпуская её. — Я не собираюсь вечно жить в твоей конуре! — Я не собираюсь жить в этой конуре одна! — парирует она, сжимая кулаки. — Так одиночества боишься? — язвишь ты, зная ответ на этот вопрос и без неё. — Найдёшь кого другого. Здесь много скотины, — и не представляешь, почему всё сжимается от этих мыслей. Противно. Хочется перезать глотку. Все эти загадки своего «я», это незнание бесит! Ты уже опротивил себе, а что будет дальше?! И только осознание. Какой-то странный план, который точно верный. Ты чувствуешь это нутром. Ты должен уйти до того, как она найдёт тебе грёбанную замену, до того, как ты порвёшь кого-то, кто приблизится к ней, в клочья, и тебе будет плевать, если придётся с тем, кто будет сильнее. Влиятельнее. Ты чувствуешь это противное чувство, но ты должен покинуть её, чтобы стать свободнее, сильнее. Не зависить ни от кого. — Не найду! — её прерывает глухой стук. Ты резко вылетаешь из хижины. Ты вернёшься спустя некоторое время, застав её такую же, какую оставил. Лишь выражение лица изменится. Оно станет напуганным, шокированным. Не тем сияющим, которым ты привык видеть. Урарака очнётся и тут прижмёт тебя к себе раненного, вновь с порванной одеждой, и ты поймёшь, что только что убил тех, кто мешал ей свободно жить. Их много. Она одна. Действительно одна. Последняя ведьма среди трёх лесов. Ты не знаешь, есть ли ещё, но сейчас в тебе проснулась сильная жажда защищать её — ту, под властью которой ты был, ту, которую считал достойной, сильной, могущественной. Тебя распирает гордость от того, что Урарака дрожит, прижимаясь к твоей груди. Слабая, ранимая. Только твоя. Кто как не ты, способен защитить её от нечестивых — служников тёмного лорда. Кто как не она способна вернуть тебя к жизни после полнолуния? Кто как не она нужна тебе как пища, воздух? Ты прижимаешь её к себе в ответ, не обращая внимание на бешено стучащее сердце. Как спирает у тебя дыхание и ты задыхаешься. Чувствуешь головокружение. И это неописуемое чувство эйфории. Хвост вращается из стороны в сторону, и ты отрываешь от себя ведьму, чтобы что есть силы прижаться к ней губами своими, целуя жадно, пытаясь безуспешно насытится её маленькими устами. Отрываешься, чтобы отдышаться, прижимаясь к ней лбом, и снова впиваешься. Когда она неуверенно отвечает на твои голодные поцелуи, стараясь следовать за тобой, у тебя во все сносит крышу. Жизнь обретает смысл? Нет, это не тот вопрос, который возникает в твоей голове, когда ты впиваешься своими зубами ей в шею, кусая кожу, задирая когтями её юбку. Касаешься губами каждого открытого участка её нежного, такого желанного сейчас тела. Когда она отвечает, глубоко вздыхая, зарываясь пальцами в твои золотистые волосы, нежно касаясь кончиков твоих ушей. Тот немой вопрос, побуждающий тебя двигаться дальше: Какая она на вкус?..