Всё прекрасно

      Я проснулся. Голова гудела, в глазах все плыло. Видимо, я выдул вчера не одну бутылку, опять… Зато я вспомнил, что сегодня воскресенье — выходной. Мне даже захотелось подпрыгнуть от радости, потому что мне не придется пересекаться с лицемерами и подонками, сидеть вместе с ними и о чем-то говорить. Свобода! Самое время прогуляться и выйти из дому. Схожу в парк, чтобы освежить свою голову.       Встав с кровати, я миллиметровыми шажками подошел к стулу, на котором висела моя любимая майка, как ее называла Беларусь, «алкашка». Посмотрел на себя в зеркале: боже мой, какой я урод. Я помял виски, садясь на стул, и тут же заимел желание побиться головой об стол, заставленный кипами бумаг, книгами, а еще на столе стоял мой компьютер. Иногда я поигрываю на нем в танки или визуальные новеллы, если мне делать нефиг. «Ох, какой же я лентя-я-яй, ай-яй-яй!» — упрекал меня отец, но не без основательно.       Погрузившись в свои мысли, я пришел на кухню. Беларусь заботливо оставила для меня стаканчик воды и пластинку таблеток, а под ними была небольшая записочка. А ну-ка что же тут. Мне стало интересно, правда почерк этой дамочки разобрать тяжело, но все же мне удалось выполнить эту непростую задачку: «Ну што ж, з пахмеллем, братка! Выпі вады і гэтыя таблеткі. Не памірай, добра?)»* Поблагодарив свою сестрицу, я воспользовался этими услугами, а после закрылся в ванной, наслаждаясь ледяной водой. Кайф. После своего купания, я нашел чистые вещи и, зацепив свой рюкзак, вышел на улицу.       Зажмурился, солнце уж слишком сильно било в глаза. Ничего страшного. Все будет хорошо. Надо только дойти до парка, ну, или до сквера. Что ближе будет… Идя по улице я замечал много городов и несколько стран. Все они что-то делали, будто бы у всех была своя цель и свое предназначение. На их фоне я чувствовал себя каким-то жалким.       Я сел под дерево. Достал свой альбом и начал рисовать, но моему занятию пришёл конец, ведь я увидел свой город Тулу. Он подошёл ко мне, стараясь быть максимально незаметным. — Здравствуйте, господин Россия! Ой, в смысле… Приветствую Вас, сэр! — туляк отдал мне шуточную честь и сел на корточки, всматриваясь в мой альбом, а я только расплылся в улыбке. — Да-да, привет, что ты тут делаешь? — Я… я убегаю от Калуги и Казани! — с неким страхом сказал Тула. — А почему убегаешь? — обеспокоенным голосом спросил я, видя, как парень начал дрожать. — Они хотят заставить пройтись с ними за покупками! — смотря на землю произнёс парнишка. А ведь точно: Тула не любит ходить по магазинам. Я один только раз в своей длинной жизни видел на нем не черную водолазку, черные джинсы и такие же черные кеды: на его день рождение, когда ему стукнуло восемьсот семьдесят лет. Тогда же на нем был фартук, в котором он трудился и трудится до сих пор, посвящая себя кузнечному делу. — Ясно, понятно, — произнёс с улыбкой я, а потом отложил альбом с набросками. — А ты и правда не хочешь туда идти? — спросил я у туляка. Он удивленно выпучил глаза. — То есть? Да я даже с завода своего почти не выхожу, о чем Вы, сэр? — произнёс туляк. Как только он это сделал, то тут же обернулся и с визгом упал на землю. Неожиданно на туляка напрыгнула Казань. — Ха! Ребят, ребят, я его нашла! — радостно прокричала Казань, прижимая ноющего Тулу к земле. Да, определенно парню не сладко. — Быстрее, быстрее шевелите ластами, а то еще убежит! — девушка прижимала парня за голову, заведя руки за спину, на что получала лишь усталый стон. Немного погодя послышался топот. — Ну наконец-то догнали, — с отдышкой пробормотал Калуга, садясь на траву, победно смотря в глаза пойманного города. — Бля, пустите меня, — получив на это бодрое «нет» от Казани, которая уселась у него за спине, крепко вцепившись в его руки, парень добавил. — Я с вами не пойду, а если и пойду, то не видать вам моих пряников, — брыкаясь, угрожал Тула. — Не-е-ет, Тула, ты с нами пойдешь, — ехидно говорил Рязань, облокотившись на раскидистое дерево, возле которого цвели какие-то беленькие цветочки. Рязань на секунду задумался, а потом щелкнул пальцами. — Хоть и лишиться тульских пряников — это кара, безусловно, страшная, ты все-таки пойдешь с нами. Серьезно, купи себе хоть что-то кроме этого черного барахла, парень… — Мы за тобой гонялись три часа по лесу! Хочешь ты того… или нет, но с нами пойдёшь, — твердо сказал Калуга, помогая Казани удержать «пленника». Девушка отряхнула юбку и весело пропела. — Не волнуйся, тебе понравится! — я не успел ничего сказать, как его утащили в неизвестном направлении. — М-да-а… я не удивлен, — вставая, произнёс я. Какие же они все-таки дети. Самому младшему из них, Калуге, всего шестьсот сорок восемь лет, в то время как главной заводиле этой компашки — Казани — тысяча четырнадцать лет. Я прикрыл глаза, вспоминая свое детство. Оно было тяжелым, но мне было хорошо со своей семьей. Я скучаю по своим братьям и сестрам. Хотя нет, по Украине я точно-точно не скучаю: она оказалась не такой, какой я представлял ее себе. Ну и пусть крутит шуры-муры с США, это не мое дело.       Встав с зеленой травы, я сложил свой альбом в ранец, даже не посмотрев на то, что у меня в итоге вышло, и направился куда-то вглубь парка. Или наоборот, пошел назад, к себе домой.