Refrain

      Дазай раскатал по столу очередной свиток и потер уставшие глаза кончиками пальцев, опытно избегая собственных когтей. Таких свитков перед ним было раскатанно еще пять, и все они содержали важную с одной стороны, а с другой — абсолютно бесполезную для него информацию.       Подавив вздох, Осаму, оглядевшись и убедившись, что рядом никого нет, пряднул ушами и малодушно уронил голову прямо на поверхность только что раскатанного свитка. Хотелось открутить себе голову и приделать ее обратно только после значительного перерыва. Когда мозги остынут.       Ну и подбросил ему наставник задачку!       Будь они прокляты, все эти традиции мира духов и придворная волокита дворца Инари.       Госпожа редко появлялась перед глазами своих детей, но обласканные ею екаи неизбежно оказывались в центре внимания других родичей и придворных лисиц.       Дазай, нашумевший еще в период своего безумия после смерти Чуи, после этого оказался в последнем луче солнца со своим переродившимся в китсуне возлюбленным, когда его посетила богиня.       В свете благосклонности луноликой, тот факт, что Осаму рискнул, не обучив Чую, лечь с ним, раскочегаривая его лисий огонь до выхода того из-под контроля, показался многим вопиющим нарушением всех имеющихся традиций. Традиций, на которые бунтарь Осаму, при всех своих достоинствах и опыте, клал все девять хвостов без сожалений.       К сожалению, подобное отношение в большей степени никого не обрадовало. Необученный восьмихвостый в момент инициации — это не тануки чихнул. Дазай и сам убедился в этом. Но за всеми заботами ухитрился опять спустить на тормозах. Появление после этого Огая не столько в качестве союзника, сколько в качестве посланца богини, наставника и дуэньи в одном флаконе, было как ушат холодной воды на голову.       Он напомнил Дазаю самые важные нюансы сути красных лисиц: те были дьявольски искусительны во-первых, и невероятно плодовиты во-вторых. Озаки, не вылезающая из просторных кимоно, была тому подтверждением — эта медовая убийца минимум раз в год позволяла себе расслабиться, а потом прятала вязь печатей по телу, поддерживая своей силой нерожденных лисят.       Пока Огай не ткнул его носом в этот факт, Дазай вообще не помнил, что Чуя, как красная лиса, тоже может выкинуть такой фокус. Вот только в отличии от Озаки — совершенно бессознательно. Подобное тянуло на катастрофу, потому что умений подобное требовало очень и очень много, а силы — еще больше.       К сожалению, восемь хвостов превращали всю чувственную сферу Чуи в одну большую ловушку для окружающих. Сам факт того, что Осаму потерял голову, лишний раз доказывал — Накахара силен. Девятихвостые имели иммунитет почти абсолютный, вот только к силе Чуи у Дазая никакого иммунитета не имелось.       Напротив. Влюбленность делала его заведомо более восприимчивым к ней.       За полгода близость, даже минимальная, даже та, которая «просто быть рядом», превратилась для Осаму в необходимость. Без Чуи его ломало — и в первые месяцы сильнее, чем когда-либо.       Мори, божество войны о девяти хвостах, колдун от богини и просто более мудрый товарищ, в своей манере, ничего не сказав прямо, подсказал ему выход, как удовлетворить и перемывающий им кости двор богини, и вернуть откровенно «тронувшийся» рассудок, и удержать чужую силу, если над той будет потерян контроль.       Хотя решение Дазаю не очень нравилось — как-либо ограничивать себя и Чую не хотелось. Факт, что принятые меры — временные, утешения не приносил.       Дазай с ненавистью скосил один глаз на свитки.       Полная церемония лисьей свадьбы подразумевала изготовленные вручную украшения и клятвы на крови — против этих атрибутов, возражений не возникало. Осаму задумчиво тронул себя в районе солнечного сплетения, и на ладони заплясал светло-голубой огонек. Внутри огонька, окутанная им со всех сторон, виднелась идеально округлая жемчужина — атрибут его силы, власти и расположения, если она кому-то передана. Размером чуть больше ногтя на большом пальце руки, похожая на изысканную поделку ювелира, она обещала идеально лечь в оправу тонкого стилета-заколки для волос.       Однако кроме приятного, была и неприятная часть обряда. Брачные браслеты, — в их случае — скорее уж наручи с чеканкой — должны были закаливать в огне обоих, а после смешанной кровью чертить печати по металлу. И тогда сила одного станет силой другого — вот только Дазаю почти наверняка придется учиться одергивать силу Чуи, загоняя ее в рамки, а уж Чуя, вооруженный предрасположенностью к заморозке всех и вся, теряющий контроль над воплощением зимы…       Как загнать в рамки то, что по определению нельзя измерить, объять или удержать? Как удержать в тисках контроля воплощенную в плоть чувственность? У Дазая появилась соблазнительная мысль переселиться в неизведанные земли, но дела требовали его участия, а двор в любой момент мог потребовать присутствия обоих. Желания богини предугадать было невозможно, а уж перемены в её отношениях с другими богами — тем более.       Все самые разрушительные войны между бессмертными начинались с мелочей и заморочек.       Сад вокруг шумел сочной листвой, цвели и плодоносили деревья. Сила Чуи даже растения ухитрилась простимулировать на второй сезон цветения и плодоношения, ухоженные кусты превратились в катастрофу, которую нельзя было состричь без последствий.       Красный лис принес в дом Дазая разом жизнь и смерть, порядок и хаос.       Пальцем покатав жемчужину по поверхности стола и полюбовавшись образовавшейся наледью инея, Осаму со вздохом сжал жемчужину ладонью, позволяя той вернуться сгустком пламени в свое тело. Им еще предстояло обучить такому фокусу Накахару, — его очаг силы еще формировался.       Почему-то голубому лису казалось, что цвет жемчужины Чуи будет красивого розоватого оттенка, самого драгоценного вида, самой идеальной, округлой формы. И если с украшением на свадьбу для Чуи он уже определился, то вопрос, что сделать себе, нешуточно ломал ему мозг.       Вздохнув, Дазай скатал свитки, расчерченные печатями, чертежами и указаниями именитых авторов, и сложил в сияющий лисьей магией сундучок. Замок закрылся с едва слышным звоном — оберегающие драгоценное содержимое чары активировались.

***

      У Чуи была проблема. Проблема имела рыжий мех, восемь хвостов, хорошенькую мордочку и… смотрела на него из зеркала. Рядом взволнованно топтались девочки-тануки, Кей и Мико, не зная, что делать: их господин, спешивший прочь из дома, неожиданно принял малую лисью форму, и, судя по возникшим у него трудностям, случилось это не по его замыслу.       Решение проводить рыжего к старшим было закономерным, но, во-первых, Мори-сама вполне отчетливо давал понять, что трогать его не следует, а во-вторых, был еще Дазай-сама, вот только, где искать это чудо лисьего племени, слуги не знали — скрываться в собственном доме Осаму при желании мог бесконечно. Единственным, с кем это никогда не удавалось, был Рюро, но у того были свои методы поиска вредных екаев.       Однако, едва девочки зашептались, гадая, где же может быть господин, Накахара-сан встрепенулся и уверенно взял курс к выходу в сад. Едва успевая подобрать полы одеяний, служанки последовали за ним со всей имеющейся у них почтительностью, хотя выглядела процессия довольно-таки забавно: рысью двигающийся по дорожкам восьмихвостый лис и две служанки, от волнения шевелящие округлыми пушистыми ушками.       Дазай нашелся сразу, ни в какой кузнице он, судя по виду, не был. Едва Чуя принялся жалобно тявкать, как Осаму привстал со своего места, потом вышел из-за стола и вовремя поймал влетевшего ему на руки лиса. Чуя, обиженный на собственное тело и силу, изменивших ему так невовремя, вылизал ему щеки и ткнулся носом в губы, быстро начав млеть от прикосновений длинных пальцев к меху. Вся серьезность, которую он пытался сохранить в человеческом обличье, ушла: лисья натура взяла свое, и он ласкался, как детеныш, помахивая пушистыми хвостами и подставляя мордочку для поцелуев.       Осаму едва сдерживал смех — у него даже глаза заблестели, однако ничего не сказал. Чуя на ощупь был, как игрушечный, очень приятный и удивительно притягательный. Курама не удержался от соблазна: подхватив Накахару под лапы и устроив у себя на плече, как маленького ребенка, он решительно взял в другую руку сундучок и двинулся к дому. Тануки разбежались по делам, едва стало понятно, что младший господин успешно добрался до старшего.       Возможно, сегодня им с Накахарой предстоит немножко обойти запрет Мори на близость, а если даже и нет — они с Чуей славно проведут время вместе, и, может быть, Чуя научится принимать человеческую форму, как полагается всякому приличному екаю, имеющему достаточно сил для смены обличья с одного на другое.       Дела, как и всегда, когда Чуя оказывался рядом, оказались совершенно позаброшены.