Refrain

      Выход был прост и сложен одновременно. Не можешь сделать что-то сам? — попроси помощи у того, кто сможет помочь.       Шибусава был идеальным вариантом: в нем, как и в Чуе, была сила, которой боги боялись. Причем боялись гораздо сильнее, чем силы Чуи. Настолько, что даже алтарь мог бы возжелать его крови ровно из противоречивого решения покончить с собой и мирозданием как таковым. — Все боятся смерти, — Шибусава улыбается. В этой улыбке поровну равнодушия, разочарования, безумия и азарта. — Мир был рожден во тьме, и все боится тьмы. Боится забвения, боится смерти.       Чуя закрывает глаза, и под чужой голос вспоминает, как все начиналось. Рука Дазая становится его якорем для возвращения в реальность этого мира.        Сначала было все и ничего, а потом появилась энергия. — Без формы, описания и ощущений — потому что их тоже не было, и не было света, чтобы рассмотреть, — добавляет Шибусава мечтательно. — В энергии зародилось пространство, а в пространстве — уже более привычные нам вещи — миры, реальности, вселенные, туманности, планеты, осколки материи разной плотности, пустоты, границы, аномальные зоны…       Энергия изменялась сама и изменяла все вокруг, и самым последними в ней появилось сознание. Поначалу одно, единое и обширное, постепенно оно дробилось, и среди множества сознаний одни развивались и поглощали соседей, а другие учились защищать себя, сохраняя целостность и неприкосновенность. — Появились первые сущности, слишком могущественные, чтобы называться богами, без имен или последователей, без формы или внешности, но полные энергии — своей и поглощенной, нарощенной с годами, способной творить. Развитие продолжалось, одни сущности уходили, угасая, но на их месте обязательно появлялось что-то новое, ведь энергия не может изчезнуть в никуда, и обязательно порождает что-то другое. А после, кто-то превратил естественный процесс в обязательный, догадался «помочь» сущности обновиться. Так была принесена первая жертва.       Эта жертва заставила энергию разлиться широко, и среди всего, что было в пространстве, даже в самых далеких и потаенных его уголочках, стали формироваться маленькие, но очень активные и сконцентрированные «искры» энергии. Эти искры перемещались, меняли форму и каждая имела свое предназначение. — Так появились те, кто много позже, обретя четко оформленное сознание и потеряв право бесцельно двигаться, назовут себя зверями-путниками. Хотя, конечно, мы не были зверями — мы были искрами энергии, которая приобрела определенные свойства. Жизнь или смерть, или вера, или время, свет, вода или огонь, — Шибусава водит большими пальцами по кистям сидящих напротив. — Все боятся смерти, — вновь повторяет вдруг Шибусава. — Когда мы пришли на зов первого бога, имеющего имя, жизни вокруг еще не было — но все было подготовленно в тому, чтобы мы могли работать — земля и небо уже были отделены друг от друга, и это же помогло первым богам зародиться, — древний лис вдруг улыбнулся, как улыбается родитель своему дитя. — Куни-но-Токотати был первым, кто закончил менять свою форму, он был подобен нам, и он позвал нас на помощь — его колыбель нужно было только подтолкнуть продолжать свое формирование. Сам он не мог, чтобы не навредить другим, идущим за ним, но мы не были связаны с этим миром и могли беспрепятственно вмешаться, не навредив. Нам это было в радость. Мы охотно дарили энергию всему, чего касались, и первые боги мира купались в нашей силе, первые боги, поделившиеся после на мужчин и женщин. Так был рождён этот мир. А потом Куни-Токо-Тати, бывший, как и мы, больше энергией, чем одной из двух форм молодых богов, захлопнул ловушку. К этому времени наши собратья успели подарить этому миру время, и, думаю, можно сказать, что к этому моменту наш тростник достиг зрелости. Для нас же время не имело значения, энергия не уходит в никуда, вот и наша не кончалась, — улыбка Шибусавы ушла, сменившись погребальной маской. — Он не понял этого. Для бога-тростника время имело свой вес, и его энергия рождала нечто новое, но его сознание не желало следовать простым процессам, он не хотел меняться или обновляться, он не желал уходить. Мы рождали энергию, мы соединялись, чтобы энергия появлялась, обновлялась, менялась и нарастала, а мы могли однажды иссякнуть и вновь появиться, и для нас не было разницы, какие у нее будут свойства и какой будет наша следующая форма. Едва он привязал нас к этому миру, отрезав пути дальше, он вроде бы подарил нам дом, окончательный — но лишил нас нашей сути, изменил нашу природу. Мы обрели единые формы — животные, а потом и человеческие, но потеряли возможность так же свободно менять самих себя, дарить энергию и перемещаться. Когда он понял, что натворил, заперев нас, надеясь продолжать получать силы и менять свой мир, то следующим его шагом стали «манипуляции опытным путем», — Шибусава неприятно улыбнулся. — Он создал алтарь, использовав для этого суть таких же богов, как он, не поделивших себя на мужчин или женщин, не имевших столь же яркой сути, как у него, а когда его собственных сил не хватило толкать мир в нужном направлении, он догадался использовать зверей-путников, примерно по тем же принципам, по которым первыми на Землю ступили несущие жизнь. — Куни-Токо-Тати первым делом принес в жертву огонь, свет и чувства, и из-за этой жертвы мир познал тьму, холод и пороки, — продолжил рассказ Чуя. — К этому времени Изанаги и Изанами уже выросли достаточно, чтобы отправиться путешествовать и ступить на землю. Люди красиво выдумали, что две взрослые сущности спустившись рука об руку, создали себе под ноги землю, обошли вокруг столба неизвестно из чего, встретились лицом к лицу и тут же влюбились и поженились. На деле, они родились, как и еще много поколений богов до них, выросли в одних чертогах, но окончательные формы приняли уже на земле. Изанаги стал первым мужчиной, ближе всех богов к тем мужчинам, что ходят сейчас по земле, а Изанами — женщиной, образчиком для нынешних, хотя и в этой ситуации Изанаги постарался показать сварливый характер, но определил мужчин, как доминирующую сторону в вопросе, где вообще не могло быть сторон, — Чуя фыркнул. — Он обиделся, что Изанами была более раскованной и решительной, и заставил все переиграть чуть ли не вплоть до их перемещения на землю из мира Екай. — Дальше было не лучше, — подхватил Шибусава, и два древних сознания все больше начинали напоминать кумушек, перемывающих косточки соседям — такие же азартные и в чем-то злорадные. — Изанаги, как и все молодые боги, ответственно относился к супружескому долгу, и сколько бы люди не спорили, что было раньше — страна Еми или троица верховных божеств, а все-таки Аматерасу, Тсукиеми и Сусаноо не из простыни были вытряхнуты, и не Изанаги их старательно выдумывал, работая рукой после ухода от него жены. Детей надо растить и воспитывать, а не думать о высоком, к тому же, время уже существовало, и маленькие боги все же были рождены, и только порядок первой троицы известен, а сколько было после — не сосчитать, и за всеми нужен был присмотр. Вот здесь-то и пригодились звери-путники, отчаянно искавшие себе место, потому что к этому времени у всех них уже было сознание и потерять то немного, что осталось, вроде памяти, никому не хотелось. — Конечно же первыми няньками были мы, и маленькие боги придавали нам привычные нынешним людям образы, лепили себе друзей — некоматы, тануки, тенгу и другие появились тоже не из воздуха, кроме избранных. Маленькие боги не имели границ фантазии, и это было чуточку похоже на то, как когда-то мы не имели формы. Подстроиться было не сложно, — у Чуи чуточку сконфуженный, если не виноватый тон человека, который полагает, что поступает нехорошо, но не может поступить иначе, так как слишком слаб духом. — Маленькие боги постепенно росли, а не появились сразу в боевом облачении, чтобы поделить сферы влияния и похвастаться матушке, какие силы им достались по праву рождения. Конечно же Изанами постоянные роды, куча детей и ненасытность супруга утомили. Конечно же целая армия нянек поддержала ее желание удалиться и привести себя в порядок — она как все женщины хотела быть красивой, даже если ее мужу, в суете дней, плевать, что у нее на голове и как выглядит ее лицо. Однако Изанаги и тут нашел способ на ровном месте устроить драму. Изанами всего-то хотела выспаться там, где не решатся потревожить ее сон, прихватила с собой слуг и нескольких младших детей, которых нельзя было оставить без матери, а Изанаги в свете разведенного им во мраке огня мерещились ужасы. Энергия не уходит в никуда и все его фантазии стали реальностью. — Так мир Еми стал миром мрака и демонов, а Изанами, желавшая проучить супруга за то, что сунул свой длинный нос, куда не следует, еще и посмел удивляться ее виду после всех родов, превратилась для людей чуть ли не в королеву кошмаров. От горя она так и не пожелала возвращаться обратно под свет Аматерасу, но Изанаги сказал, что запер ее под землей, еще и людей они создали вроде как между делом, а по факту, люди уже давно существовали, и ратовать за рождение полутора тысяч каждый день мужчина-бог мог хоть до посинения, как и каждым омовением создавать новых богов — на здоровье. Изанаги помог стольким богам появиться на свет своей любвеобильностью, что следующие несколько десятилетий его подросшие дети являлись единственному доступному родителю, и он совершенно серьезно считал, что это он в одиночку их наделал столько, — иронично протянул Шибусава.       Дазай, слушающий историю создания мира с той стороны, с которой ее никто и никогда не решился бы рассказать, ощущал себя богохульником.