Вкус слёз и звон шампанского

Азирафаэль мог бы взять такси или поехать на автобусе. Мог бы. Но сейчас его трясло. Истерика подкрадывалась и цеплялась липкими пальцами за лодыжки, и ангелу казалось, что если он сядет в транспорт, она, невидимая, просто заползёт туда же и замучает его, особенно в таком удобном ограниченном пространстве, откуда ему не сбежать. Поэтому он шёл пешком. Очень быстро переставляя ноги, одну за другой. Азирафаэль прямо сейчас, на этом самом бульваре, мог с уверенностью заявить, что он самый никудышный, самый жалкий, самый ничтожный из всех тварей, больших и малых. «Ангел чист, грех не смущает его; уста ангела отверзаются лишь ради изречения истины. Ангел милостив, ангел предан Небесам, его деяния суть благо. Человек для ангела сосуд, что содержит в себе семена добра и зла; демон для ангела тот, кто помогает прорастать семенам зла в сосуде. Ангел не гневается на демона, ибо гнев есть грех. Ангел не прощает демона, ибо нет им прощения» Так им рассказывали на теоретических курсах где-то очень давно, прямо после сотворения ангелов. И Азирафаэль, кажется, нарушил всё. Прямо по пунктам. Ну, например, грехи. 1. Гордыня. Ну, до этого ещё далеко. Как минимум сейчас он ненавидит себя всеми фибрами своей души. У ангелов вообще есть души? Неважно. 2. Алчность. Ну, иначе его страсть к книгам и не назовёшь. Кстати говоря, ту книгу, которую девушка с велосипедом оставила на заднем сиденье машины, он так и не вернул. А должен был. 3. Зависть. Вроде бы Азирафаэль не сильно кому-то завидовал. Разве что другим ангелам. Они, по крайней мере, не отдавали никому свой огненный меч. И не братались с демонами. И их не пилило начальство. Впрочем, во всем вышеперечисленном Азирафаэль сам же и был виноват, так что нечего жаловаться. 4. Гнев. Вряд ли. Сложности Непостижимого Замысла его порой раздражали (точно так же как и всех остальных), но считать это гневом было бы преувеличением. 5. Похоть. Определённо нет. Вот с этим у него точно не было никаких проблем. 6. Чревоугодие. Вот! Чревоугодие. Тут даже оправдываться нечем. Телу, занятому ангелом, не нужна еда, Гавриил вообще назвал её грубой материей, и он просто ужасно, кошмарно прав. 7. Уныние. Определённо. Прямо сейчас он предаётся именно унынию. Ах, если бы он мог радоваться Армагеддону, как все остальные! Это было бы благом. Какой же ошибкой стало обретение привязанностей на Земле! И как же он был счастлив ошибаться… Он пытался быть правильным ангелом. Он очень старался. За свою жизнь и мухи не обидел. Зачем Раю эта война? Почему ангелы должны воевать? Почему он должен в этом участвовать, почему должен относиться к лучшему другу как к врагу? Почему должен будет стать его погибелью? Уста отверзаются лишь ради истины, да? О, он лгал бессчетное количество раз. Другим ангелам, например. Себе — постоянно. И Кроули. Несколько минут назад он солгал Кроули. Подумать только, он сказал, что Кроули ему не друг. Что ему не нравится Кроули. По правде говоря, так и было, потому что Кроули ему не просто нравился. Азирафаэль любил его, как ангелу полагается любить всё сущее, и даже больше. Вот и ещё одно предательство Неба. Демонов нельзя любить. А он любил своего демона больше, чем книги, больше, чем людей, больше, чем Райский Сад и всех его обитателей, вместе взятых. Со вздохом, полным горечи, закрыл за собой дверь Азирафаэль. Конечно, он мог бы погрузиться сейчас в книги, как делал прежде, чтобы сбежать от проблем, но проблемы его всегда настигали, а до Армагеддона оставались считанные часы. Нет, сейчас было совсем не до книг. Вместо них он постарался сосредоточится на физических действиях. Положить в чашку семь ложек какао, одну за другой. Вот так, никакой истерики. Теперь щелчком пальцев вскипятить чайник. Дрожащими руками залить кипятком порошок на дне чашки. Так, стоп, никаких дрожащих рук! Азирафаэль быстро поставил чайник на место. Ещё не хватало поставить своему физическому телу ожог. Вдохнуть, теперь выдохнуть. Дышать глубоко. Помешать раствор в чашке чайной ложечкой, разбавить молоком. А ведь Кроули наверняка теперь уверен, что Азирафаэль его ненавидит. Что всегда ненавидел. Что с радостью убьёт его в Последней Битве. Вина затопила его, из глаз потекли горячие слёзы, наполняя влагой углубившиеся морщинки его лица. Ангел даже не попытался её утереть. На смену первой волне всё равно придёт вторая. А разлитое по столу молоко он уберёт позже.