Искренне ваша

— Гермиона, у тебя кофе остывает! Гермиона! — А? Кофе, да, спасибо, мам. — Что с тобой происходит последние два дня? – обеспокоенно спросила миссис Грейнджер. – Ты то улыбаешься, то хмуришься, говоришь сама с собой, ходишь как сомнамбула, вчера вечером Живоглота забыла покормить! Гермиона подняла голову от чашки и недоуменно посмотрела на мать: — Мам, не преувеличивай! Она перевела взгляд на отца, и тот кивнул, подтверждая слова жены. Гарри, который не проронил ни слова, внимательно смотрел на подругу. В его глазах промелькнуло понимание, сменившееся легкой грустью. Супруги Грейнджер поднялись из-за стола, пожелав Гарри и Гермионе доброго дня. Друзья продолжили завтракать в полной тишине. — Как твои успехи у Вулвертона? — спросила Гермиона, чтобы прервать затянувшееся молчание. — Продвигаются потихоньку, — проговорил Гарри, изучая ее лицо. – Я обнаружил интересную вещь! — Вот как? – спросила Гермиона, пытаясь изобразить интерес, который вовсе не испытывала. — Он практически не использует магию, кроме легилименции и окклюменции. При мне он уронил карандаш, и тот закатился под диван, так он попросил меня достать. Как-то он предложил мне выпить чаю, и представь себе, мы ждали четверть часа, пока чайник не вскипел. — Возможно, он просто бережет силы, — предположила Гермиона. — Я набрался наглости и прямо спросил Вулвертона, отчего он не прибегает к помощи чар. И знаешь, что он мне ответил?! Что очень слабо владеет магией. — Поразительно! – воскликнула Гермиона. – Такой выдающийся легилимент и слабо владеет магией?! Трудно себе представить, чтобы магические силы действовали избирательно. Гарри был доволен, что ему удалось расшевелить подругу, но он вспомнил о ее собственной проблеме с магией и нахмурился. — Гермиона, у тебя-то как с колдовством? — За последние сутки улучшение набрало темп, — просияла она. — Слышал грохот вчера вечером? Это я свалила картину со стены – был стихийный выброс, как в детстве! Я почти уверена, что к началу семестра достигну прежнего уровня. — И чем ты это объясняешь? – многозначительно спросил Гарри. Гермиона пожала плечами и ничего не ответила. На лице ее вновь появилась рассеянная улыбка. Она не заметила, как Гарри с досадой отодвинул тарелку и резко поднялся из-за стола. Через пять минут хлопнула входная дверь. Она осталась одна. Но ненадолго. Потому что ровно через пять минут в гостиную, как ураган, влетела Панси Паркинсон. — Ну и сучка ты, Грейнджер! — воскликнула она вместо приветствия. На ковре подтаивали комки грязного снега, принесенные с улицы. — И тебе добрый день, Паркинсон, — растерянно сказала Гермиона. — Ты это в отместку сделала, да? Из-за Уизли? – угрожающе проговорила Панси. — Не понимаю, о чем ты? — Гермионе совершенно не хотелось ссориться в такой прекрасный день. Паркинсон фыркнула, как рассерженная рысь. — Не изображай из себя дурочку, ты должна понимать, что если парня динамить, он начнет искать утешения с другой. Ты весь декабрь игнорировала Рона, он прямо извелся, бедный! До Гермионы что-то стало доходить. — И ты, Панси, выступила в роли утешительницы, я правильно поняла? — ухмыльнулась она. — Да ничего такого и не было! Поцеловались пару раз, — вызывающе заявила Панси. — Что же ему оставалось делать, если ты холодная, как рыба? «Это я-то рыба?!» — Гермиона не на шутку разозлилась. — А вот Драко так не считает, — протянула она, насмешливо глядя на Панси. Та подскочила, как ужаленная, по-кошачьи сузившиеся глаза кипели ненавистью. — Так я и знала, — прошипела она. — Но ты рано радуешься, все равно он тебя бросит! — Вот что, Паркинсон, давай договоримся: я предоставляю тебе полную свободу действий в отношении Рона, а ты избавляешь меня от своих истерик, — стараясь держать себя в руках, предложила Гермиона. — Я не нуждаюсь в твоем разрешении! — вспыхнула Панси. — И держись от меня подальше! Она выскочила из гостиной и бросилась к двери, на ходу толкнув подошедшую миссис Грейнджер, которая так и не дождалась извинений. — Что это было? — недоуменно спросила она у дочери. — Это была мисс Паркинсон и её плохое настроение, — пожала плечами Гермиона. — Настоящая ведьма! — констатировала миссис Грейнджер. — Не хотелось бы ее еще раз здесь увидеть. — Не увидишь, — хмыкнула Гермиона. *** Прошло несколько дней. Гермиона не сразу обратила внимание на необычное поведение Гарри. Но присмотревшись к нему, она обнаружила, что друг ее избегает. Он старался позавтракать и исчезнуть из дома на целый день до того, как она встанет. Если им приходилось сталкиваться за ужином, он старался избежать разговоров. От их эйфории начала каникул не осталось и следа. Он держался настолько отстраненно, насколько это позволяли требования вежливости. Он больше не бросался к ней с горящими глазами, чтобы похвастаться своими достижениями у мистера Вулвертона. Миссис Грейнджер это тоже заметила и осторожно спросила у дочери, часто ли у ее друга случаются такие перепады настроения. Пару раз Гермиона ловила на себе его изучающий взгляд. Изучающий, пожалуй, не совсем подходящее слово. Там много чего было намешено: и осторожное любопытство, разбавленное уважением, и досада, и сожаление, и печаль, иногда усиливающаяся до степени отчаяния. Гермиона твердо решила поговорить с ним, как бы он от нее ни бегал. На следующее утро она подкараулила его в кухне. — Ты уже встала? – удивился Гарри. — Я сегодня пойду с тобой, Вулвертон приглашал и меня, помнишь? — Но, Гермиона, стоит ли? — Да, а по дороге поговорим. — Поговорим? – вздрогнул Гарри. – О чем? — Есть о чем! – решительно ответила Гермиона. – Тебе сок или кофе? *** Они вышли на заснеженную улицу и повернули в сторону подземки. — Давай пойдем через парк, у нас еще есть время в запасе, – предложила Гермиона. Гарри кивнул. Некоторое время они шли молча. Гермиона все никак не могла решить, как начать разговор. — Гарри, что случилось? — О чем ты? – неискреннее удивился парень. — Ты избегаешь меня, я тебя чем-то обидела? — Нет, нет, тебе показалось. — Гарри, не надо меня обманывать, я тебя знаю почти семь лет. — Я не обманываю тебя, – чуть резче ответил он. — Ты мне больше не доверяешь, да? – Гермиону поразила догадка. — Почему ты так решила? — Я вижу, что тебя что-то беспокоит, но ты со мной не хочешь поделиться. Еще неделю назад все было иначе! Гарри остановился и повернулся к ней лицом: – А ты, ты мне доверяешь, Гермиона?! — Разумеется, что за вопрос… — Тогда скажи мне: кто этот человек? – жадно посмотрел на девушку Гарри. — Какой человек? — Тот, с кем ты переписываешься уже три месяца, тот, кто приходил к тебе пять дней назад. Это он порекомендовал меня Вулвертону? Он, а не Макгонагалл! Кто он? Я не хочу быть обязанным неизвестно кому! Гермиона смутилась – врать лучшему другу не хотелось, а правда была для него слишком шокирующей. Изучая ее смущенное лицо, Гарри грустно усмехнулся: – Так кто из нас кому не доверяет, Гермиона? — Это не моя тайна. Неужели для тебя так важно знать его имя? – расстроено проговорила она. — Дело совсем не в имени. Ты и Рон – самые близкие люди, можно сказать, моя семья. Особенно ты. Рон не всегда старается понять меня. Но я всегда мог рассчитывать, что найду сочувствие и понимание у тебя. Я был уверен, что все про тебя и про него знаю – это давала мне ощущение уверенности, которой не хватало мне в детстве. Вместе с тем, ты никогда не идешь у меня на поводу, ты ругаешь меня, когда считаешь необходимым, ты подбадриваешь меня и лучше всех знаешь, какие для этого нужны слова. Для вас с Роном я – обычный человек, которого вы любите просто так. Это трудно объяснить, но для меня очень важно знать, что я для вас – не надежда магического мира, не самый юный ловец в истории Хогвартса, не чудо-мальчик, владеющий парселтангом и способный в тринадцать лет вызвать Патронуса, а просто Гарри. — Так оно и есть! – с горячностью заверила друга Гермиона. — Так было, – печально возразил он, – но так уже не будет, видимо. Я теряю тебя – кто-то еще, кроме нас с Роном, теперь имеет для тебя значение, и это приводит меня в отчаяние! Сначала ушёл Сириус, потом Дамблдор, а теперь еще и ты! — Но я тоже имею право на личную жизнь, я – не дополнение к Гарри Поттеру и Рону Уизли, и к тому же я еще жива и умирать в ближайшее время не планирую! – воскликнула Гермиона. — Разумеется, ты имеешь право на личную жизнь, но я всегда думал, что это будет Рон… Он смущенно посмотрел на девушку. — Сначала я боялся, что стану третьим-лишним, и наша дружба пострадает, но этого не произошло, и я успокоился. А теперь ты говоришь, что Рон – пройденный этап. Это из-за Паркинсон, да? Я с самого начала не хотел с ней иметь никаких дел, но ты настаивала… Она очень хитра, а Рон, он так жаждет внимания окружающих, ему до сих пор кажется, что слава – большая ценность… — Панси тут не при чем. Я просто влюбилась, совершенно неожиданно и быстро. Никогда не думала, что со мной такое может случиться – без размышлений, без сомнений, раз – и готово! Будто увидела ЕГО новыми глазами… — Мы уже опаздываем! — Гарри улыбнулся, схватил ее за руку и потащил за собой. *** В школе Чародейства и Волшебства Хогвартс начался новый семестр. Гермионе неожиданно легко удалось объясниться с Роном – похоже, он вздохнул с облегчением, когда она первая завела разговор о том, что им лучше быть друзьями. Уизли вяло попытался возразить, но тут Гермиона упомянула о том, что на каникулах виделась с Панси Паркинсон. Рон покраснел и смущенно спросил: — Так ты… э-э-э… не обижаешься? — Послушай, то, что у нас с тобой было, я всегда буду вспоминать с нежностью, но первая любовь, она редко бывает на всю жизнь... Рон, убедившись, что никаких сцен не предвидится, воспрял духом и улыбнулся: — Значит, все будет как раньше? — И даже лучше, — засмеялась Гермиона. *** В конце января ударили морозы. Рон уже освоился с тем, что он, истинный гриффиндорец, (да, черт возьми!), находит источник удовольствия в слизеринских сетях, неожиданно умело и крепко сплетенных Панси Паркинсон. Не обращать внимания на комментарии вроде «Подбираешь остатки за Малфоем!?» и недоуменные взгляды Лаванды Браун оказалось совсем нетрудно. Чтобы ни говорили завистники, Рону было глубоко фиолетово – он не раз замечал на себе оценивающие взгляды разных симпатяшек с Хаффлпафа, Рейвенкло и даже подчас и со Слизерина. Но он предпочитал Панси – в ней, как оказалось, скрывалась масса достоинств: Паркинсон в отличие от Гермионы всегда была свободна для него, никогда не обижалась больше четверти часа, спокойно переносила его треп про квиддич; ко всему прочему, она умела то, что Гермионе даже и не снилось, хотя иногда Рону и хотелось, чтобы Панси была чуть менее опытна. Как-то пятничным вечером незадолго до отбоя, опасаясь, что опять делает что-то неправильное, Рон все же рискнул спросить у Гермионы: — Можно я посвящу Панси в нашу стратегию новых мест? Гермиона сидела у камина и мечтательно смотрела на языки пламени. Рон тут же пожалел о том, что сказал, предчувствуя упреки в отсутствии такта. Но она лишь улыбнулась: — Как мило, что спросил меня. Конечно, расскажи ей, возможно, она ухитрится придумать еще что-нибудь. Гарри его отец оставил карту и мантию. А мы оставим потомкам список мест, где можно уединиться. Но только, Рон, не говори ей про шкаф для мантий – это святое. — Договорились. Пусть гриффиндорский гардероб будет только нашей с тобой тайной! – теплое чувство затопило его. — Гермиона, можно тебя поцеловать? По братски? — А почему бы и нет? – пожала плечами она. Рон наклонился и поцеловал ее в щеку, она в ответ сжала его руку: — Я все-таки люблю тебя, братец, и это, кажется, навсегда! — У вас тут что, момент истины случился? – проницательно заметил Гарри, подходя к камину. — Да, что-то вроде того, — усмехнулся Рон. — Мне кажется, мы все повзрослели, — задумчиво протянула Гермиона. — Но не настолько, надеюсь, чтобы это помешало нам пойти сейчас прогуляться! – предложил Гарри. – Завтра выходные и меня здесь не будет, а мы давно не проводили время вместе. — Отличная идея, – воскликнула Гермиона. – Рон, ты как? — Я – за. — Ребята, у меня для вас есть сюрприз. Подождите меня, я быстро! – вспомнила Гермиона и помчалась в свою спальню. — Значит, вы с ней по-прежнему друзья? – спросил Гарри Рона. — Да, больше никаких недомолвок между нами. У меня, честно говоря, гора с плеч упала! Знаешь, Гарри, с кем бы я ни проводил время, Гермиона для меня… — Я понял. У меня – то же самое! – Гарри хлопнул Рона по плечу. Гермиона вернулась с тремя парами металлических лезвий. — Что это? – спросил Рон. – Опять какие-то магловские штучки? — Кажется, это коньки, да? – догадался Гарри. – У Дадли в детстве были такие. Я всегда хотел попробовать, но, – он помрачнел, вспомнив детскую обиду. — Коньки? Для чего они? – спросил Рон. – Что-нибудь резать? И что в этом интересного? — Лезвия крепятся к обуви, и можно кататься по льду, — пояснила Гермиона. — Тебе понравиться, Рон. Я научу вас. Пока они одевались, Рону вдруг захотелось взять с собой Панси, но он не знал, как к этому отнесутся его друзья. Гермиона первая заметила его затруднения: — В чем дело, Рыжик, что ты там маешься? — А если я позову с нами Панси? — Зови, – Гарри пожал плечами. Гермионе хотелось восстановить прежние отношения с Паркинсон, которая до сих пор обходила ее стороной. — Бери лезвия и все вместе зайдем за Панси, — сказала она. Подойдя к портрету, закрывавшему проход в слизеринскую гостиную, они остановились. Рон поймал какую-то слизеринку курса с четвертого и попросил ее позвать Панси Паркинсон. Девочка густо покраснела и юркнула за портрет. — Еще одна фанатка короля Уизли? – усмехнулся Гарри. Рон только хмыкнул в ответ. В проеме появилась Паркинсон. Она удивленно оглядела Гарри и Рона, подняв брови не хуже своего декана. На Гермиону она намеренно не обращала внимания, как будто её здесь и не было. — Какие люди и без охраны! Чем обязана? – насмешливо протянула Панси. — Панс, бросай выёживаться, одевайся и пойдем с нами, — сказал Рон. — Куда? — На озеро. — Какого мантикраба я там забыла? — Все, Паркинсон, я начинаю сердиться! – заявил Рон. — Не будь дурой, мы тебя не съедим! – вступила в разговор Гермиона. — Грейнджер, ты тоже здесь!? А я тебя не заметила! – с притворным удивлением воскликнула Панси. — Мы просто теряем время, — проворчал Гарри, отворачиваясь. В отличие от своих друзей, никакой симпатии к Панси он не испытывал, и ему осточертело торчать у дверей слизеринской гостиной. Панси поняла, что не стоит перегибать палку и быстро сказала: — Ладно, я иду, — и побежала одеваться. Гарри спросил Рона: — И как это тебя угораздило? — Да она вообще-то ничего, только иногда эти слизеринские заскоки… — Это довольно утомительно, — хмыкнула Гермиона. Панси вернулась минут через пять: — Что мы будем делать на озере? — Гермиона проведет у нас урок магловедения, если, конечно, слизеринские принципы не помешают тебе воспринимать информацию, – сказал Гарри. — Ничуть! Врага надо знать в лицо! – гордо заявила Паркинсон. *** Они подошли к берегу. Лед был занесен снегом. — Встанем кругом и очистим, — предложила Гермиона. – Панси, ты владеешь заклинанием, вызывающим локальный ветер? — Да, мы с Малфоем что-то такое делали… Гарри поморщился. — Ну, тогда начали! – скомандовала Гермиона. Юные маги разошлись метров на двадцать в разные стороны и по сигналу Гермионы начали синхронно говорить слова заклятия, держа палочки ближе к поверхности льда. Буквально через минуту над озером поднялась легкая поземка, разметающая снег в разные стороны. Минут через десять каток был расчищен – осталось только применить шлифовальное заклинание для полировки льда. Уже давно стемнело, но из башен замка падал свет, отражаясь в гладкой поверхности катка. — Кто первый рискнет? – спросила Гермиона. — Давай я попробую, — вызвался Гарри, — я видел по телеку чемпионат мира, — это не выглядело слишком сложным… — Ну, ну, – усмехнулась Гермиона и подъехала к Гарри, чтобы взять его за руку. Он отмахнулся от нее: — Я сам! Лезвия коньков чирикнули по льду, и в следующую секунду он уже лежал, распластавшись носом вниз. Панси громко рассмеялась, Рон тоже не смог удержаться. Гарри с помощью Гермионы поднялся, потирая ушибленную коленку и кривясь, то ли от боли, то ли от досады. — Нечего тут гоготать – посмотрим, как у вас получится, — обижено проворчал он. — А если добавить немножко Wingardium Leviosa? Может быть, быстрее дело пойдет? — шепнул Гарри Гермионе. Ему ужасно не хотелось, чтобы над ним завтра потешался весь Слизерин. — Нет, Гарри, это было бы неcпортивно и неинтересно, — возразила Гермиона. – Попробуй еще раз, ты сможешь! Главное – ухватить суть… Смотри, я отталкиваюсь одной ногой, а потом делаю вот так… Держи меня за руку… Давай, ну, вот , да, вот так… О, у тебя уже неплохо выходит! Давай теперь сам, — девушка отпустила его руку. Гарри чуть-чуть проехал самостоятельно. — Ура, у меня получается! — завопил он и сделал более смелое движение. В ту же секунду он зацепился зубцом и опять шлепнулся на лед к превеликому удовольствию Панси – она чуть не согнулась пополам от смеха. Гарри обозлился и вскочил на ноги без помощи Гермионы. — На лед приглашается следующий участник шоу! Поприветствуем, — Гермиона старалась копировать интонации неподражаемого Ли Джордана, — мисс Паркинсон, Слииииизеееериииин!!! — Нет!!! Я передумала, я не хочу! Отпусти, Рон, что ты прицепился, сказано же тебе – я не буду, ай, не бууудууу я! — Панси безуспешно пыталась освободиться от железной хватки вратаря Гриффиндора. — Нет уж, Паркинсон, теперь ты попробуешь, а мы порадуемся! – три волшебных палочки угрожающе нацелились на сопротивляющуюся слизеринку. — Ах, вы, гриффиндорские гады, напали втроем на беззащитную девушку! – с деланным возмущением верещала Панси, — на самом деле она давно так не веселилась. Гермиона, усовестившись, наколдовала ей наколенники и двумя скупыми движениями палочки приделала лезвия коньков к сапожкам. — Ну, вы у меня еще поплачете – месть будет страшной! – с трудом выдавливая из себя слезы, упиралась Панси, пока Гарри и Гермиона тащили ее на лед. Встав на гладкую поверхность катка, она нарочно раскорячила ноги, как можно смешнее и, немного пошатавшись для вида, легко оттолкнулась и сделала пируэт. Наградой ей стали отвалившиеся челюсти гриффиндорцев. — Панси, зачем ты устроила весь этот спектакль? – первой опомнилась Гермиона. — А чтоб веселее было! – прокричала Панси, быстро набирая скорость – ветер так и свистел у нее в ушах. Сделав круг, она подъехала к троице и сказала: — Не пора ли взяться за мистера Уизли? Гермиона кивнула и уступила свои лезвия Рону. Через минуту он уже кувыркался на льду, поддерживаемый с двух сторон Панси и Гарри. Первые пятнадцать минут дело шло не очень, но потом все наладилось, и Рон даже попытался изобразить пируэт Панси, заработав синяк на ягодице. Между тем, Гермиона начала замерзать: — Паркинсон, отдай коньки, а то я окоченею! Панси неожиданно быстро послушалась. — Знаешь, Гермиона, чего тут не хватает? Музыки! Надо бы как-то это исправить, — задумчиво произнесла она, открепляя лезвия, и Гермиона поняла, что они с Панси помирились. *** Минерва Макгонагалл подвигала затекшими от долгого сидения за письменным столом плечами и бросила взгляд на каминные часы. Полпервого. Разминая ноги, она подошла к окну и рассеяно поглядела на озеро. Ничего себе! Каток! Три фигурки плавно двигались, а одна стояла с краю и слегка приплясывала. Наверно, от холода… И это в час ночи! Профессор хотела уже отправить разбираться с нарушителями Филча, но тут заметила на одном из катавшихся студентов гриффиндорский шарф. — Почему бы мне самой не пройтись на сон грядущий? – подумала женщина и, одевшись потеплее, отправилась на озеро. Приблизившись к катку, она узнала золотую троицу и (весьма странно!) мисс Паркинсон. — Так, так, изумительно! Два часа после отбоя, и кого мы видим на улице?! Трех старост и одного Поттера! Великолепно! – голос Макгонагалл прозвучал для четверки как гром среди ясного неба. — Профессор, простите, мы совершенно потеряли представление о времени, — первой нашлась Гермиона. — И это говорите вы, Грейнджер! Префект школы! – воскликнула Макгонагалл. — Ведь ничего уж такого страшного не случилось — мы уже идем, — неосторожно заметил Рон. Панси наступила ему на ногу для того, чтобы он заткнулся, но было уже поздно! — Считаете, мистер Уизли, если вы на выпускном курсе, то закон вам не писан? – не замедлила рассердиться Минерва. – Правила одни для всех! За вопиющее пренебрежение к распорядку школы снимаю со всех по десять баллов! Макгонагалл посмотрела на Паркинсон и решила продемонстрировать свою беспристрастность. — А мисс Паркинсон награждается пятью баллами за отличное скольжение! Панси победно оглядела гриффиндорцев. *** Когда они входили в замок, Гарри сказал: — Нашему факультету — минус тридцать, а Слизерин потерял всего пять. Это не справедливо, Рон! — Однозначно! — согласился Уизли. Панси вырвала у него свою руку, и, показав язык, помчалась в сторону спален Слизерина. *** Все было вроде бы хорошо, но чего-то не хватало. Ее не раз подмывало взять и аппарировать в квартирку Харрисов, пусть ей и намекнули, что ее визит нежелателен. Хотелось появиться внезапно, бесшумно подойти и обнять сзади по-девичьи узкую талию, привстать на цыпочки и сунуть нос в светлую макушку, а потом тихонечко, самым кончиком языка лизнуть за ухом и услышать тот выдох, по которому она так скучает. И когда успела привыкнуть!? Потом пережить насмешливый взгляд темно-карих глаз, прослушать речь, построенную по всем законам риторики: тезис, наррация, конфирмация, темой которой являются семь гриффиндорских грехов: бессмысленное геройство, наглость, неподчинение правилам, высокомерие, беспардонность, самоуправство и совершенное отсутствие вкуса: красное с золотым — гадость какая! Попытаться не рассмеяться, чтобы не узнать еще о семи. Напомнить Драко, что он должен поливать цветы. И смотреть, смотреть, смотреть, чтобы запомнить их получше… Возможно, в последний раз… Кто знает? *** Приближалось 14 февраля – день, в который с легкой руки Гиделроя Локхарта (не к ночи будет помянут!) студентами Хогвартса овладевало легкое помешательство. Профессор уже пятый год пребывал в самом искреннем своем состоянии, теперешние первокурсники, возможно, и имени-то такого не слышали, а дело его жило! Не получить какую-нибудь розовую чепуху с сердечком в этот день считалось в Хогвартсе совершеннейшим бесчестием. «Похоже, что в этом году мне не избежать позора, если только Виктор не пришлет по старой памяти открытку», — размышляла Гермиона, наблюдая, как Рон Уизли мечется по комнате, пытаясь придумать, что подарить Панси Паркинсон на день Святого Валентина. — Рон, послушай, обратись к близнецам, они что-нибудь пришлют подходящее, — Гермионе надоело смотреть на его терзания. — Гермиона, ты – гений, — радостно подпрыгнул Рон и чмокнул девушку в нос. Она лишь пожала плечами. *** Наступило утро четырнадцатого. В атмосфере Большого зала чувствовался праздник – студенты галдели, предвкушая прибытие совиной почты. Коллективный радостный вздох пронесся по залу – показалась первая птица. Интересно, к кому она летит? Гермиона слышала от кого-то, что вчера среди студентов по этому поводу делались ставки. Ну конечно! Лаванда! Что и следовало ожидать… Совы прилетали и улетали, вокруг раздавались довольные смешки, вопли восторга, завистливые вздохи, а Гермионе до сих пор никто ничего не прислал. Лаванда жалостливо посмотрела на Гермиону и что-то шепнула на ухо Парвати. «Только вашей жалости мне и не хватало!» — раздраженно подумала Гермиона, усиленно ковыряя что-то в своей тарелке. Тут на стол рядом с ее локтем шлепнулась сова. Птица повернула голову, и девушка узнала Ленор. «Вот это уже интересно!» — думала Гермиона, отвязывая небольшой сверток от лапы совы. Внутри был маленький флакончик из непрозрачного черного стекла, вокруг горлышка повязана зеленая ленточка с каким-то мелким рисунком на концах. Гермиона сняла ленточку и разгладила на столе. Герб Малфоев! Она взмахом волшебной палочки подожгла ленту и смахнула пепел со стола. Соседи по столу уже начали присматриваться к такому своеобразному обращению с подарками. На крышечке флакона было мелко написано: «Поставь на стол и открой». Не зная, чего можно ожидать от подарка, Гермиона решила переместиться на пустой конец стола. Она поставила бутылочку на поверхность стола и отвинтила крышечку. Сначала ничего не произошло, но затем вокруг зазвучала музыка. Из флакона выплыла маленькая струйка и рассыпалась над Гермиониной головой в рой серебристых снежинок. Это было похоже на небольшую метель, но гораздо красивее. Гермиона заметила, что снежинки образуют невесомые нити и кружатся в такт простой, но проникновенной мелодии. Флейта-рикордер и гобой, насколько она могла понять. Снежные нити скручивались в спирали, извивались, затем расплетались, чтобы вновь соединиться еще в более затейливый узор. Она заворожено следила за этим причудливым танцем, не замечая, что уже начала привлекать к себе внимание. Внезапно характер мелодии изменился – музыка стала звучать как-то темнее и чувственнее. Снежинки образовали движущееся кольцо и закружились вокруг головы Гермионы. Со стороны это было похоже на нимб. Затем мерцающее кольцо распалось, образовав несколько недлинных белых лент, искрящихся на солнце, проникавшее сквозь оконные стекла. Ленты извивались вокруг шеи девушки, ласкающими движениями соскальзывая ей на грудь. Гермиона чувствовала легкое покалывание, перемещавшееся по коже вслед за снежными лентами. В зале установилась непривычная тишина – внимание присутствующих было приковано к Гермионе, но она не замечала этого, увлеченная необычностью происходящего. Гермиона вытянула руки над столом и сплела пальцы. Рои снежинок опутали ее руки и ластились к пальцам. Они вращались вокруг кистей девушки все быстрее и быстрее, создавая впечатление, что своими движениями вершат некий потаенный обряд. Над головой с нарастающей силой зазвучал голос органа, мощно и басовито, подготавливая слушателей к какой-то кульминации и побуждая Гермиону встать. Тут снежные рои перемешались, образовав непроницаемое искрящееся облако, которое зависло над головой девушки, подсвечивая ее кожу золотистым, непонятно откуда взявшимся светом. Вслед за тем, облако утончилось и стало постепенно обволакивать девушку, растягиваясь чудесными волнистыми прядями. Через десять секунд Гермиона оказалась в белом коконе. Внутри ей слышался едва слышный, неразборчивый шепот человека, овладевшего сейчас всеми ее помыслами. На последней ноте, взмыв вверх, туда, где немыслимое счастье, музыка оборвалась, и вместе с ней к ногам девушки осыпался снег, так пронзительно нежно баюкавший Гермиону. Мгновение и ничего не осталось. Будто и не было… Чувство потери резануло по нервам и заставило Гермиону схватить флакон и бежать вон из зала. Скорее бы забиться в какой-нибудь уголок и перебрать в уме и сердце пережитые ощущения! За преподавательским столом вздох Макгонагалл прервал тишину. – Как это было красиво и необычно! – мечтательно сказала Макгонагалл. — И так предельно откровенно, — заметила профессор Вектор. — Откровенно? — не поняла мадам Хуч. — Как если бы тот человек, который сотворил это чудо, громко сказал на весь зал о своих желаниях… — пояснила чуткая Трелони. Профессор арифмантики улыбнулась в знак согласия, а профессор Флитвик хитро ухмыльнулся и сказал: — Оценку чувств, вложенных в это своеобразное послание, оставляю на откуп дамам (легкий поклон), но хочу отметить великолепное мастерство, с коим все это исполнено! Не так-то просто загнать в бутылку две разные стихии — метель и музыку. Автор этого великолепного волшебства, должно быть, обладает недюжинными способностями в области чар и зельеварения. Мистер Фишер, кто из ваших студентов способен изготовить зелье, консервирующее чары? Рой!? Фишер не сразу понял, что к нему обращаются. Он глядел в стол и думал о том, что недооценивал мисс Грейнджер. Она всегда казалась ему весьма и весьма полезной особой, которой можно воспользоваться на пути к Успеху (именно так, с большой буквы) – в связи с чем от нее требовалось отгонять всяких там Уизли; временами довольно приятной и даже привлекательной в той мере, чтобы иногда, при соприкосновении краями мантий в лаборатории, ощущать некоторое томление плоти, но тут, в Хогвартсе, попадались студентки и послаще, и если бы не строгие школьные правила, он был бы не прочь воспользоваться своим положением и познакомиться с парой-тройкой юных ведьм поближе, вернее сказать, потеснее. Некоторый налет непорочности у Грейнджер притуплял его возникавшее время от времени желание, он предпочитал что-нибудь поострее… Но сегодня! Эта музыка, эта круговерть снега вокруг буквально кричала: я хочу тебя! И Гермиона, он видел, испытывала ответное желание – это ясно читалось у нее в глазах. Пока все следили за танцующими снежинками, Фишер всматривался в ее лицо. Мерлин, в эти недолгие десять минут она была ослепительно красива! И способна на страсть… Фишер чувствовал, как волоски на его коже стали дыбом и поднял голову первобытный охотничий инстинкт, свойственный всем мужчинам, магам или маглам. Вперед, догнать ускользающую красоту! Он очнулся от голоса Флитвика. — Извините, что вы сказали? — Я спросил, кто из ваших студентов способен изготовить зелье, консервирующее чары? — Никто. Извините, я должен быть в Мунго в ближайшие пятнадцать минут. *** Гермиона стояла возле своего любимого окна в коридоре, ведущим в Астрономическую башню. Отсюда было видно озеро и горы вдали. На лице сияла дурацкая улыбка, вызванная уверенностью, что ее чувства к Драко взаимны. Она вспоминала вновь и вновь эту музыку, этот едва слышный шепот, это круженье маленьких кристалликов снега. К реальности ее вернул требовательный голос Фишера: — Гермиона, кто прислал вам эту метель в бутылке? Она вздрогнула и непонимающе уставилась на него. «Неужели он ждет от меня ответа?» — Профессор, это моя личная жизнь, и если позволите… — Не позволю! Отвечайте, Грейнджер, — мужчина угрожающе теснил ее от окна к стенке. — Это – не ваше дело! — Что-о-о! Он прижал ее к стене всем весом и всматривался в лицо девушки. Гермиона попыталась освободиться, но своими движениями вызвала с его стороны лишь определенную реакцию, о которой ей было противно даже думать, не то что ощущать. — Сейчас по этому коридору пойдут студенты на лекции, а вы тут меня … допрашиваете, — с трудно дающимся спокойствием прошипела Гермиона. — Согласен, нам надо уединиться, — буркнул Фишер и потащил ее за руку в какой-то тупиковый коридор. «Сюда уж точно никто не придет!» — с ужасом подумала Гермиона, тщетно пытаясь вырваться. Тут из-за поворота, мурлыкая какую-то заунывную мелодию, появился Аргус Филч. За ним семенила мисс Норис. Завхоз встал как вкопанный и в недоумении воззрился на вырывающуюся из лап Фишера Гермиону. — Идите куда шли, Филч! – рявкнул Фишер, продолжая удерживать Гермиону за запястье. Девушка умоляюще смотрела на Филча. — Профессор, отпустите эту леди. — Филч, не лезьте не в свое дело! – Фишер стиснул зубы и полез в карман за палочкой. — Я требую, чтобы вы отпустили мисс Грейнджер! — Филч, не вмешивайся не в свои дела, если не хочешь неприятностей, — угрожающе произнес Фишер, — мисс Грейнджер не возражает! Завхоз потоптался на месте и вопросительно посмотрел на девушку. «Пожалуйста, помогите!» — говорило ее лицо. — Отпустите мисс Грейнджер! – сказал Филч, скаля свои гнилые зубы. — А если нет, что тогда? Что ты со мной сделаешь? Ты, ошибка природы… — насмешливо протянул Фишер. Лицо завхоза пошло некрасивыми бурыми пятнами, он крепче сжал швабру. Гермиона заметила, что миссис Норрис начала сердито постукивать полосатым хвостом по каменному полу коридора. — Пойдемте, мисс Грейнджер, — Фишер потащил было ее дальше, но Филч преградил ему дорогу. — Ты меня достал! – заревел Фишер и послал в завхоза оглушающее заклятье. Филч свалился, как подкошенный. Тут же раздалось разъяренное кошачье шипение, за которым последовал молниеносный бросок, и вот уже миссис Норрис с прижатыми от злости ушами висит на профессоре, вцепившись в него когтями. Фишер попытался скинуть кошку, но она только сильней впилась в него зубами и когтями. Это внезапное нападение привело к тому, что железная хватка Фишера ослабла, и Гермиона наконец смогла вырвать свою руку из его лапищи. Она наклонилась над Филчем, пребывающим в бессознательном состоянии. Профессору в конце концов удалось отодрать от себя шипящее животное, и миссис Норрис была пинком отброшена метра на два. Лицо его было исполосовано тонкими глубокими царапинами, руки выглядели не лучше. Фишер сделал шаг в сторону Гермионы, но был встречен направленной на него палочкой. Он озадачено посмотрел на нее: — Гермиона, пойдемте, поможете мне обработать раны. — Обратитесь к Помфри, мне – не до вас, — отрезала она, еще раз поражаясь его наглости. А миссис Норрис между тем и не думала сдаваться – она шипела и выгибала спину, готовясь напасть повторно. — Это животное необходимо усыпить – оно опасно для окружающих, — процедил Фишер, пятясь от греха подальше. – Я поставлю этот вопрос на ближайшем педсовете. — В таком случае мне придется озвучить все обстоятельства этого инцидента, слышите – все! Я думаю, что директор, будучи женщиной, а иногда и кошкой, по достоинству оценит ваше сегодняшнее поведение. — Что вы имеете в виду? – краска сбежала с лица Фишера. — Сами знаете. И ваше совершенно ничем необоснованное нападение на мистера Филча, который, как вы прекрасно знаете, в принципе не может оказать вам сопротивление… Ваши оскорбления в его адрес… Вряд ли директор будет в восторге. — Я как-нибудь переживу ее неудовольствие, — небрежно отмахнулся Фишер. — Пойдут слухи… Вы, кажется, добиваетесь повышения в Мунго? Стоит ли жизнь миссис Норрис новой должности? Фишер засмеялся и взгляну на Гермиону с восхищением: — Молодец, умная девочка. Умеешь убедить. Давай забудем все это – признаюсь, я слегка погорячился. Кстати, готовься, завтра утром получишь новый материал для размышлений – на днях была неслабая заварушка в Ковентри. К нам, как водится, куча народу поступила. Уж теперь-то я выбью из Министерства разрешение на постройку дополнительного этажа! — А каковы потери? – спросила Гермиона. — Убиты трое авроров и двое Пожирателей, ну и мирные обыватели пострадали в количестве двадцати четырех. У восемнадцати – частичная или полная потеря памяти – твой материал… Но самое важное – аврорату удалось поймать крупную рыбу – ты просто не поверишь, кого! Гермиона почувствовала внезапную слабость в ногах. – Я его знаю? — Знаешь, знаешь! Азкабан давно скучает по нему! – Фишер довольно потер руки и поморщился от боли – его царапины до сих пор кровоточили. — И кто же это? — неестественно ровным голосом спросила Гермиона. — Антонин Долохов. — Слава Богу! – у Гермионы вырвался вздох облегчения. – Я думала, Долохов сидит в Азкабане на пару с Люциусом Малфоем? По счастью Фишер истолковал ее возглас, как удовлетворение чувства мести: — Это же он тогда в Отделе тайн тебя оглушил? — Откуда вы знаете? — Видел аврорский отчет. Нет, Долохова тогда не взяли. Он успел аппарировать, как и Лестранжи. Из тех двадцати двух, которые напали на вас в Министерстве, схватить успел только пятерых. — Вы утверждаете, что читали аврорский отчет? – с удивлением переспросила Гермиона. — Это долгий разговор, не для посторонних ушей, — сказал Фишер, косясь на Филча, который начал подавать признаки жизни. – Приходи ко мне вечером, поговорим, – он помолчал, потом добавил: — Я обещаю тебе, Гермиона, что такого больше не повторится. Гермиона с сомнением посмотрела на Фишера. — Давай так: на все то время, пока ты будешь у меня, я отдам тебе свою палочку, — предложил Фишер. — И вы не подойдете ко мне ближе, чем на три метра, — решительно сказала Гермиона. — Хорошо, — вздохнул Фишер, — я это заслужил. Прости, Гермиона, там, в зале… это зрелище так странно на меня подействовало. Обычно я не бросаюсь на женщин — ты могла бы уже и заметить. Я предпочитаю... — Я принимаю ваши извинения, профессор, — прервала его Гермиона. — Боюсь, ты так легко простила меня только потому, что я сумел тебя заинтриговать, признайся, Гермиона. — Вы угадали, мистер Фишер. — В таком случае, до встречи, мисс Грейнджер.