Я иду по белому листу бумаги, вышагивая по собственным буквам, которые я даже не смогу обнять руками. Словно маленькая букашка, я заблудилась в своих собственных словах, ища выход, пытаясь прочесть то, что усиленно топчу ногами много жизней подряд. Ступая на каждый завиток и старательно обходя его, я, букву за буквой читаю свои слова, которые не могу узнать или вспомнить. Я гуляю по скрипучему полотну своих надежд и мечтаний, но добираясь до края, не вижу ничего, словно этот обрывок висит в воздухе, а под ним черное мрачное небо, съедающее мою руку, которой я пытаюсь нащупать выход. Я годами брожу по краю своего листа бумаги, с каждым шагом замечая, что он становится белее. Раньше, много жизней назад, он был весь синий, с едва различимыми проблесками белой бумаги. Сейчас ж я спокойно гуляю по выбеленной поверхности, все реже замечая витиеватую синеву новых букв. Я все чащу подхожу к краю и опустив руку в черный морок годами лежу неподвижно, пытаясь найти что-то в беспросветном тумане. И почему я считаю его небом, ведь я никогда не видела настоящее россыпи звезд, не слушала пения птиц, не ощущала на лице тепла солнца. Все это лишь слова, которые я прошла ногами, по букве собирая образы в предложения. Зачем я здесь? Почему мой дом, это лист бумаги, исписанный моими эмоциями, вытаптывая которые, я все чаще подхожу к краю?
Света распахнула глаза и стерев испарину с верхней губы прошептала: — Опять этот сон. Он стал сниться мне все чаще. Хорошо хоть голос стал возвращаться. Шел восьмой день ее пребывания на солнечном пляже и совсем скоро нужно было собираться в старую жизнь. Динка уехав, пропала, а Света, вопреки своим словам, боясь признаться даже тишине, скучала по ней. Стол был завален маленькими заметками на вырванных из блокнота листочках, прогибаясь под тяжестью свалившихся на него откровений.***
— Диана, угомонись, сколько можно. Мы не спим почти третьи сутки. — Асет растопырила руки, отпихивая от себя Арбенину. — Мы гуляли, пили, ты спала, что еще нужно? Ты не рада? — Диана, прикуривая, смотрела на лежащую на кровати Гайрабекову, ища глазами пепельницу. — Мы гуляли до машины, потом я гуляла до магазина, а в конце гуляла в дом. — Я не понимаю тебя! — Арбенина, не найдя пепельницы, стряхнула пепел в пустую бутылку из-под виски. — Ты ходила за мной кругами, писала, звонила, умоляла о встрече, а теперь после трех дней, проведенных только с тобой, ты недовольна? — За трое суток ты не спросила обо мне ничего. — Асет встала, торопливо одеваясь. — Ты приехала покувыркаться, совершенно наплевав на меня и мои чувства к тебе. — А что не так с моими чувствами? — Диана отвечала машинально, погруженная в свои мысли. — Тебе же все нравится, зачем так много вопросов? На разговоры нет времени, мне утром нужно быть дома. Асет вышла из комнаты не произнеся ни звука. — Принеси пожалуйста кофе и не задерживайся там, — крикнула Диана, увлеченно печатая что-то в телефоне. Светка, как твой голос? Я хочу его услышать. А больше ты ничего не хочешь? Нет, только это. И вообще послезавтра ты будешь дома и нам нужно будет встретится. Зачем? Светка, ты не поняла? Я переживаю за тебя вообще-то. Что-то не очень заметно. Ладно, давай не будем ругаться. Я тебя разбудила? Нет. Я не спала, а ты почему по ночам в телефоне торчишь? О тебе думаю. Ой не ври. Я не вру! И не собиралась даже. Хорошо, ты решила измениться и тебе можно доверять? Что за вопросы, конечно да. Так мы увидимся? Увидимся. Тогда спокойно ночи! Спокойной ночи. Арбенина, устав ждать Асет, прилегла на кровати. К Гайрабековой она ехала, чтобы забыться и забыть, но не вышло ровным счетом ничего. Диана, накинувшись на Асю прямо в дверях ее московской квартиры, брала ее раз за разом, заставляя себя остановиться, но не могла. Секс был великолепный, но с каждым «завоеванием» все больше тянуло к Светке. Легкая полудрема лишь несколько раз забирала ее в свои объятия, рисуя красивые узоры в которых были Светины глаза. Нет, это не одержимость и не самодурство, просто непонятно почему тянуло к Сургановой так, что хоть волком вой. Арбенина, сидя ночью на кухне, тушила бычки в остывшем кофе и пыталась объяснить самой себе, почему же ее тянет именно туда? Любовь? — Все это давно прошло и если и осталось, то вполне контролируется. Страсть? — За последние сорок восемь часов тут было так жарко, что это точно не повод. Привязанность? — Диана была привязана ко многим людям, но думала лишь о Светке. Плюнув на эти рассуждения, Арбенина пробралась в комнату и разбудив мирно спящую Асет, сдернула с нее одеяло, усиленно стараясь забыть о Светке.***
Трамвай, звеня на повороте подхватывает тебя на последнюю ступеньку, подкидывая в грохочущий салон. Это последний на сегодня. Я сижу, освещаемая полоской тусклого Света и наблюдаю, как ты стоишь у окна, прислонившись лбом к прохладному стеклу. Я рассматриваю тебя, откровенно любуясь твой красотой, завидуя ветру, вырывающемуся из открытого окошка, который может играть воротничком на твоей кофте, щекоча тонкую шею. Я подхожу к тебе, ведомая любопытством. Встаю рядом и замираю: вагон совершенно пуст. Люди, едущие теплой весенней ночью домой исчезли, оставляя нас одних. Я хочу узнать о тебе все, но боюсь, что стоит мне взмахнуть ресницами, как иллюзия испарится вместе с тобой. — Имя, — шепчу я еле слышно, завороженно приближаясь к тебе, держась за поручни. — Света, — шепчешь ты, смущенно краснея и опускаешь серые глаза, пряча в них неподдельный ко мне интерес. Я успела разглядеть его и вцепившись со всей силы холодное железо, смотрю на тебя, жонглируя таким красивым именем, которой однозначно станет для меня особенным. Трамвай поворачивает последний раз и я, поддавшись искушению накрываю твои губы своими, мгновенно растаяв, держась кажется, только за них. Нежные, мягкие, вкусные, уже мои, навсегда, во всех жизнях и снах, только лишь мои. Ты вздрагиваешь, и виновато улыбнувшись, выпрыгиваешь на ходу в открытые двери и тут же скрываешься в темноте майской ночи. Я бегу следом, но улица пуста. Я стою одна, в старом дворе, рядом с обычным домом, смотря на который, узнаю его, словно жила тут всю жизнь. Я сижу на лавочке и жду. Жду тебя, зная, что ты выйдешь именно из этого дома и я снова смогу произнести твое особенное имя, украв при этом твой нежный поцелуй.
Арбенина, положив ладони на лицо, проснулась, отгоняя непрошенное сновидение. — Да, я кажется, становлюсь сентиментальной. — Прошептала она, смотря на Асет, свернувшуюся у самого края кровати. Первой мыслью было разбудить ее, но мысли занимал сон. Даже сейчас Диана ясно чувствовала мягкость губ девушки из сна. Красивое лицо, изящные черты, выразительные глаза — Арбенина словно узнала Свету впервые, увидела ее и, без оглядки пошла следом, узнав лишь имя, не дающее покоя уже много лет. Светка, почему ты ответила мне? Диана отправила сообщение, когда рассвет уже пробивался сквозь плотные шторы. Сама не понимаю. А почему ты не спишь? Я только что познакомилась с тобой во сне. Мне тоже приснился сон, хочешь расскажу? Сурганова, дождавшись утвердительного ответа, записала голосовое сообщение.Я стою на своей рукописи, словно на большой площади, гуляя по своим строчкам, как по тропинкам. Встав у края, я вижу лишь черную мглу, которая туманом облизывает мне пальцы. Я гуляю по рукописи уже тысячу жизней и вот сегодня замечаю, что вся моя площадь пуста. Она белая, холодная и шершавая, словно веретено старухи судьбы. Ни осталось ни единой строчки, ни буквы, ни единого намека на мои мысли. Взмахнув руками, я разбегаюсь и прыгаю в черный туман, который считала небом и лечу. Но туман, обнимая меня не заканчивается. Я уже не вижу моей белой площади, лишь черный морок, даровавший мне свободный полет, навсегда забрал мои мысли себе, давая мне лишь иллюзию жизни, которую мы называем — свобода.