***
Они сцепились после пары по трансфигурации. Одно ехидное замечание Маркуса — и его понесло. До финала школьного чемпионата оставалась неделя, и у Оливера очевидно сдавали нервы. Даже Фред и Джордж умерили пыл со своими шуточками, а Перси неизменно фыркал и повторял, что лучше бы тот сосредоточился на сдаче экзаменов, а не дурацких играх. Он винил во всём стресс и свой язык без костей, неумение заткнуться в нужный момент. Резко развернул Флинта к себе за плечо и прошипел: — Я бы попросил. Наша команда лучшая, Флинт. В глаза бросились измождённый вид и тонкая, серая кожа, будто тот не спал нормально по меньшей мере неделю. Оливер не придал значения, мало ли, может, тоже зубрит по ночам или психует из-за чего. Маркус оскалился. Руку почему-то не спешил стряхивать. — Разумеется, капитан. Кто я такой, чтобы спорить? И что, что кубок который год у нас в кармане? Вы же л-у-ч-ш-и-е. — Издеваешься, ублюдок? — Не без этого, — самодовольно сказал он. — Отпусти, — попросил шёпотом. Ладонь жгло от прикосновения.***
— Грибной крем-суп? Да ты гурман. — Не запредельно сложно, — отмахивается Маркус. — Кроме того, готовка отлично отвлекает. Мне нравится колдовать над блюдами. Оливер пьёт сладкий кофе, развалившись в кресле, наблюдая за сосредоточенными движениями Флинта. Его накрывает ощущение дежавю. Всё это уже было — готовка бок о бок и влечение, от которого приятно щекотало нервы. Тогда, осенью, он осмелился поцеловать его в щёку. Как же хочется. Его хочется. — Как твоя мама? — Маркус выдёргивает его из фантазий. — Собираешься к ней на Рождество? — Ей лучше. Насколько вообще возможно спустя пару месяцев. Мы часто переписываемся. Я знаю, что ей одиноко, пусть она и не показывает этого, чтоб не волновать меня лишний раз. У неё есть подруги, коллеги, но… толку от них ноль, сам понимаешь. Флинт помешивает суп в кастрюльке. — Так что? Уедешь домой? В его голосе отчётливо слышится грусть. Он тоже скучал. — Как раз собирался предложить… — неловко начинает он, не в состоянии подобрать правильные слова. — Ты можешь отказаться, я не настаиваю, и… странно просить тебя, с чего ты согласишься… Глупость. — Выдохни и объясни нормально. Я тебя не съем. — Составишь мне компанию? Мы проведём время вместе, прежде чем я снова свалю на базу, и… не знаю, как ты отнесёшься, просто… Флинт прерывает его болтовню. — Я поеду. Если для тебя это важно. Оливер не устаёт им восхищаться. Тем, что не задаёт лишних вопросов, не допытывается, не пытается вогнать его в краску или поставить в неловкое положение. Доверяет и легко соглашается. Шестнадцатилетний мальчишка затёр его воспоминания, а после едва не сожрал себя живьём за то, что совершил, пусть и руководствовался своими мотивами, пусть и поступил так не без причины, а от желания защитить. Он не давит, не настаивает, как бы ни было тяжело ему самому. — Нет, Марк, дело не во мне. Ты сам что думаешь? — Я с удовольствием. — Правда? Флинт накрывает его руку своей и легонько сжимает пальцы. — Правда.***
Мама встречает их на пороге. На ней тёплая куртка и ботинки, она не должна замерзнуть, однако Оливер не сдерживается: — Могла бы подождать нас внутри, — бурчит он. Ничего не может с собой поделать: после смерти отца его беспокойство возросло до небес, и он, и без того неугомонный, никак не прикрутит тревожность. — Мог бы обнять меня, а не ворчать, — парирует она, улыбаясь, и переводит взгляд на Флинта. — Маркус, дорогой, как я рада наконец с тобой познакомиться! Наслышана о тебе, правда Олли не упоминал, что ты красавчик. — Ма-а-ам. — Станешь спорить? — С тобой бесполезно. Флинт смеётся. — Здравствуйте, миссис Вуд. — Зови меня Дженной. У Оливера отвисает челюсть. — Это ещё почему? — Ты прежде не приводил никого к нам домой, а значит, Маркус — куда больше, чем обычный знакомый или друг. Уши горят. Он жалеет о том, что спросил. Переводит взгляд на Флинта. Тот кажется расслабленным. Ему бы капельку его самоконтроля, хоть немножко. Мама приглашает их в дом и ласково улыбается Маркусу. Оливер отказывается понимать, что происходит.***
Оливер находит маму на кухне. Она возится с цветами на подоконнике. Он смотрит в окно и растерянно спрашивает: — Я долго проспал, да? — Скоро будем обедать, милый. — А где Флинт? — Он на улице, чинит качель в саду. Недавно купила её, установила на заднем дворике, что-то пошло не по плану, а я не сильна в подобного рода заклинаниях. — Скорее папа приучил тебя к тому, что не стоит растрачивать магию на всякую ерунду. — Тоже верно. Он приобнимает её за плечи. — Ты как, мам? — Лучше. Боль никуда не уйдёт, но теперь я начинаю верить, что она утихнет. Спасибо, что навестил. И что Маркуса пригласил. Ты ему небезразличен. Он никогда ни с кем не говорил о чувствах. С девчонками он не встречался, все мысли были заняты квиддичем с первого курса. Ему до одури неловко. — У нас ничего нет. — А ты хотел бы? — Всё сложно. — Нет, всё куда проще, чем кажется. Если он тоже тебе небезразличен, не упускай шанс. Я же вижу, как ты на него смотришь, сынок. Ни на кого никогда так не смотрел. — И ты не против? — Что это не симпатичная девчонка, а капитан команды другого факультета, о котором ты трещал безостановочно с двенадцати лет на каникулах? Нет, это совершенно не важно. Она не устаёт вгонять его в краску. Нет, в самом-то деле, ему двадцать три, сколько можно? — Я пойду. Заберу его. Мама кивает.***
Оливер находит его на улице. Флинт раскачивается на качели, еле-еле, скорее, чтоб проверить, всё ли в порядке с механизмом. У него красный нос и щёки. — Околеешь же, — ворчит он, не скрывая недовольства, и садится рядом. — Простудишься, заболеешь и кто будет магазин тащить? Скинешь всё на Люси? Не стыдно тебе? — Берёт его руку в свои и согревает дыханием. — Вуд. Он поднимает глаза на него. Он начинает понимать, что имела в виду мама, когда подметила, что он прежде ни на кого так не смотрел. Потому что Флинт чертовски красив. Не в общепринятом смысле, его черты лица трудно назвать правильными, он не смазлив, но им хочется любоваться. Постоянно. — Идём в дом, — хрипит Оливер, отстраняясь.***
За чаем после обеда мама и Флинт делятся самыми неловкими воспоминаниями, связанными с ним, словно соревнуясь в том, как смутить его посильнее. Мама натурально его подставляет ещё на стадии рассказа о том, как он случайно, в приступе злости изодрал соседней девчонке платье. Не самая приглядная история о проявлении магии в детском возрасте. Затем она достаёт альбом с детскими фото. Оливер теряет дар речи от вопиющего предательства. — Да, Вуд, похоже, твоя нелюбовь к сосулькам родом из детства. У тебя такое лицо, будто она исцарапала тебе осколками руки, а не просто висела себе на ёлке. — Много ты понимаешь, — огрызается он. — Слушайте, вам что, нечем заняться? Мама смягчается. — Прости, Олли, мы никоим образом не хотели обидеть. Мне казалось, ты будешь не против. Да и Маркус… В общем, извини, — искренне просит прощения она. И чуть позже добавляет: — Слишком много интересностей для одного раза. Надо же оставить что-то на потом. Оливер фыркает и всплёскивает руками. — Родная мать, называется! Куда катится мир? Флинт благодарит его маму за обед, о чём-то переговаривается с ней вполголоса. Они по-прежнему не реагируют на него. Он направляется в спальню. Всё, лимит терпения исчерпан на сегодня.***
Он лежит на кровати и смотрит на потолок, который мама заколдовала под звёздное небо, когда ему исполнилось семь. Единственный элемент магии в обстановке. Плывущие яркие точки успокаивают. Раздаётся стук в дверь. — Ты злишься? Можно войти? Значит, решил убедиться, что он больше не сердится? Переживает? — Вуд, ну что ты как маленький? Мы хорошо провели время и не думали тебя задеть. Хотя, стоит признать, мелкий ты — эпичное зрелище. Поджатые губы и решительный взгляд, м-м-м. Будущий капитан. Издевается, говнюк. Веет ностальгией. Оливер не находит причин его не впустить. В конце концов, это он чересчур остро отреагировал. — Хорош бубнить уже снаружи. Флинт осторожно прикрывает дверь за собой и осматривается. Его комната — крепость, защищающая от внешнего мира, и так было всегда. С учёбы в Хогвартсе ничего не изменилось. Те же ярко-жёлтые стены, те же плакаты с любимыми командами, милые безделушки на полках и минимум мебели. — Скажешь что-нибудь? — допытывается он, не в силах выдержать тишины. — Здесь очень уютно. Правда. Интерьер очень… подходит тебе. Флинт скользит взглядом по плееру и наушникам, по стопке его любимых комиксов, по стеллажу с книгами о спорте. Останавливается на рабочем столе. Замирает и, кажется, не дышит совсем. Цепляется за фото, на котором они смеются на поле после победы Гриффиндора в матче против Слизерина. Копию снимка, что он дарил ему на день рождения. Он тогда был безумно счастлив. Флинт не язвил в своей привычной манере, а поздравил его, как только спустился на землю. Колин Криви запечатлел момент и через Гарри передал ему. По крайней мере, Поттер утверждал, что дела обстояли именно так. — Почему эта?.. Ты ведь мог бы… «Мог бы поставить что-то более общее, — хочет сказать он. — С остальными ребятами на фоне. Но не стал». — Я ведь писал тебе с обратной стороны фотографии: я вспоминаю те дни с улыбкой. Семь лет в школе были полны впечатлений благодаря тебе, Маркус. Флинт изучает ряд снимков — их первый с родителями поход в зоопарк, совместная поездка в горы на рождественских каникулах, первый триумф в составе «Паддлмир Юнайтед». Томас, закинувший руку ему на плечо, и парни, смеющиеся, улыбающиеся, радующиеся победе. Флинт выдыхает сквозь стиснутые зубы. — Эй, ты чего? — Я встречался с ним. Договаривался о рекламе для магазина. Он мне не нравится. Подозрительный тип. Всё расспрашивал о тебе, будто вас связывало нечто большее, чем работа. Оливер касается его ладони своей и носом утыкается в плечо. — Ревнуешь? — Да, — честно отвечает Маркус. — Безумно. Глупо, иррационально, неадекватно. Я пообещал, что не стану тебя упрекать, предъявлять претензии и чего-то ждать, и сдержу слово. В конце концов, то, что у меня не было никого, не значит, что и ты должен себя в чём-то ограничивать. — Никого? Флинт, ты серьёзно? — Шокирован? Он кажется беззащитным. Настолько уязвимым в открытости, в готовности поделиться всем без оглядки на то, что Оливер подумает. Новая грань, от которой больно. Он тащит его за собой на кровать. Флинт так близко, что кружится голова. И всё же. Он должен спросить. — Подожди. А Люси? Флинт смотрит на него, как на полного кретина. — Ты в своём уме? Мы друзья. Ни больше, ни меньше. — Между вами проскакивало что-то… ладно, неважно. — Нет, — возражает Маркус, качая головой, — важно. Потому что ты наверняка надумал себе чёрт-те что. Ни сейчас, ни в прошлом ничего не было. Я считал, что не имею права лезть со своими признаниями после того, как правда раскрылась. Ты злился, подобная реакция вполне ожидаема. Я винил себя за то, что всё испортил. Знал, что взбесишься. Потом обстоятельства, и… я приказал себе заткнуться. Посмотреть, что выйдет. Люси не уставала повторять, что я преувеличиваю и сгущаю краски, что всё можно исправить. А я был уверен, что ты больше никогда не вернёшься. В конце концов, ты мне ничем не обязан. Оливер хватает лишь на: — Марк. Флинт прерывает его: — Не перебивай, это сложно. Я не лез к тебе в душу, мне достаточно было зарождающегося доверия. Но ты не ушёл. Ты всё равно общался, ты не пропал, и я решил, что мне хватит дружбы. Хватит с головой, ведь это лучше, чем ничего. — Он усмехается. — Я люблю тебя. Люблю с шестого курса, и мне никто, кроме тебя, не нужен. — Марк, я… — Можешь не отвечать. Особенно если не чувствуешь того же. Всё нормально. Он отворачивается. Слова застревают в горле. Оливер тянется к нему и шепчет: — Дурак. Какой ты дурак. Он не ищет аргументов, не выдаёт длинную пафосную речь — всё равно слов не подберёт нужных слов, не сумеет облечь чувства в слова. Он целует. Впервые целует сам, не из-за условий игры. Потому что, кажется, только так сможет рассказать ему, что все волнения напрасны. Флинт теряется первые секунд десять. Чтобы после мягко опрокинуть его на покрывало и ответить на поцелуй, пустить нежность под кожу и утопить в ощущении, что здесь, с ним всё именно так, как должно быть. Оливер не раз наблюдал за пламенем, что кипело в нём за равнодушной маской и отстранённостью. Чёрт, наверное, он испортит момент, однако не спросить не может: — Ты сдерживаешься? Или… не хочешь? Флинт смеётся и отвечает серьёзно, пробегаясь пальцами по виску: — Хочу. Но не здесь. Не сейчас. Давай не будем спешить. В его глазах столько обожания, что Оливер задыхается. Как он вообще мог сомневаться?