Маркус просыпается после рассвета и видит Оливера спящим. Накрывает странное чувство дежавю. Осенью он так же лежал рядом, разбитый и потерянный, жался к нему во сне и пытался дышать, не сбиваясь на всхлипы. Подумать только, как много изменилось за это время. Оливер ответил на его чувства взаимностью, когда он даже не мечтал, не надеялся. Они много болтали ночью. Говорили обо всём, что тревожило и не давало покоя: Маркус вспоминал ужасные дни после возрождения Волдеморта, жизнь в страхе, в постоянном бегстве, а Оливер первые дни после смерти отца, безумные недели в лагере, когда изматывал себя так, чтобы не помнить, не думать и отрубаться, едва коснувшись подушки вечером. Здорово было узнать его с такой стороны — уязвимой, трогательной, в чём-то хрупкой. Оливер светился от счастья, прикасаясь к нему, целуя снова и снова, и Маркус осознал: то, что болело ещё со школы, отпустило и больше не напомнит о себе. Уже не было никакого смысла в том, чтобы винить себя, мучиться угрызениями совести и изводить вопросами, ответы на которые едва ли получит. Всё случилось так, как должно было.
В горле першит — было бы неплохо выпить тёплой воды или даже чаю, раз он всё равно не уснёт. Он накидывает кардиган Оливера и идёт на кухню. Возится с чайничком, стараясь не шуметь, не сразу замечая, что не один.
— Заваришь и для меня? — просит Дженна с улыбкой.
— Конечно. Надеюсь, я вас не разбудил.
Она качает головой.
— Нет, дело не в тебе. Мне не спалось. Много воспоминаний, пока я справляюсь с ними не так хорошо.
— Понимаю.
— Джек обожал семейные праздники. Он легко мог развеселить даже самого нелюдимого человека, не представляю, как ему это удавалось. Тёплая энергетика, наверное. Люди тянулись к нему.
Маркус ставит чашки на стол.
— Может, попробуем пирог? Ты не против?
— Не планировал завтракать так рано, но небольшой кусочек точно не повредит.
Дженна достает из холодильника испечённый вчера черничный пирог и выкладывает на тарелку несколько кусков.
— Оливер похож на отца, — замечает она. — Он куда резче, импульсивнее и твёрже в своих решениях, но так же располагает к себе. Притягивает.
Маркус усмехается.
— Думаю, вы правы. Меня ужасно это бесило.
— О, я наслышана! Противный, возомнивший о себе не пойми что Маркус Флинт. Легенда. Я не шучу. Без упоминания тебя не обходились ни одни каникулы. Ты стойко держался, судя по всему.
— Настолько, что за нашими стычками и сам не заметил, как влюбился в него по уши.
После признания Оливеру говорить с его матерью было легко. Теперь, когда у них с Оливером есть будущее, прошлое воспринимается лишь как этап.
— А потом испугался. Испугался своих чувств. Того, что может быть… так. Был уверен, что всё не взаимно, и мне попросту не на что рассчитывать. Да и обстоятельства…
Он совсем не ожидает смеха — тихого, но звонкого, искреннего.
— Что смешного?
— Не могу утверждать наверняка, поскольку что творится в голове и сердце моего сына, на все сто процентов знает он сам, однако скажу вот что: лёгкая влюблённость с его стороны всегда существовала. Необязательно романтического характера. Несмотря на проклятия и ругательства, сыпавшиеся в твой адрес, за которые я не уставала его отчитывать, я не могла не заметить, что он восхищался тобой. И всегда считал равным себе. Вероятно, он не придавал этому значения, не анализировал, но полагаю, мои наблюдения верны.
— Вы можете ошибаться.
— Разумеется. Вот только мне кажется, что будь всё иначе, между вами сейчас ничего бы не вспыхнуло. Разве не так?
Он хмурится.
— Никогда не рассматривал ситуацию с этой стороны.
Дженна гладит его по плечу и вздыхает.
— Мальчишки… Пока Оливер спит, поможешь мне разобрать вещи в кладовой?
— Конечно.
Они работают добросовестно, упаковывая старые вещи в коробки, переставляя банки, склянки и ящики со всякой всячиной. Маркус теряет счёт времени, обсуждая с Дженной последние новости, предметы в Хогвартсе и отдельных преподавателей.
— Да-да, представь себе: я не выносила полёты. Тот факт, что Оливер всерьёз увлёкся квиддичем, стало для меня шоком. До сих пор не понимаю, как вы умудряетесь уверенно себя чувствовать, когда потоки ветра хлещут по лицу и швыряют метлу в разные стороны. Поначалу я пыталась переключить его внимание на другие игры и развлечения.
— Дайте-ка угадаю. Безрезультатно.
— Как видишь, — раздаётся позади них.
Оливер стоит у двери кладовой, скрестив руки на груди. На нём свитер Маркуса, и это выглядит так правильно, что Маркус расплывается в улыбке.
— Всё сложилось более чем удачно, — добавляет Оливер. — Посуди сам. Наше соперничество не длилось бы долго, не горело бы всё ярче с каждым годом, играй мы в плюй-камни или шахматы.
— Уверен, Вуд, ты бы не дал клубу любителей плюй-камней закиснуть со скуки. Гонял бы всех и там.
— Тебя бы тоже, кстати, не помешало, — парирует Вуд низким, чуть хриплым голосом. Становится жарко. — У нас были планы, Флинт.
Вуд, включающий режим капитана, безумно сексуальный. О чём Маркус благоразумно умалчивает. Они здесь не одни.
— Оденьтесь потеплее, если собираетесь гулять, — встревает Дженна. — Сегодня температура существенно упала. Спасибо за помощь, милый, — говорит она и оставляет их наедине.
Оливер пялится на него в недоумении.
— Что?
— Что? — передразнивает его Маркус.
— Ты хотел что-то сказать, Флинт, не пытайся меня провести.
Маркус подходит к нему и притягивает к себе. Можно. Теперь можно. От осознания вседозволенности кружится голова.
— Ты горяч до безобразия, знаешь? Когда вот такой.
— Какой? — уточняет Вуд, выгибая бровь.
— Требовательный. Командуешь.
— Ты серьёзно? Тебя так прёт?
— Ещё скажи, что тебя это удивляет. Особенно учитывая нашу историю.
Оливер обвивает его шею руками.
— Теперь многое становится понятно, — произносит он спустя полминуты.
— Что тебе понятно?
— Оказывается, я в школе активно тебя соблазнял, особенно на старших курсах, сам того не осознавая.
Примерно так и обстояло дело, но Маркус решает об этом умолчать. Какой смысл болтать, если можно целовать? Что он и делает, кайфуя от того, как быстро Оливер сдаётся, вплетает пальцы в его волосы и отвечает настойчиво, жадно. Когда Маркус слышит тихий стон, отстраняется.
— Кто-то настаивал на прогулке.
— Обломщик, — ворчит Оливер обиженно.
Впрочем, актёр из него никудышный: его глаза сияют от счастья.
***
Оливер воодушевлён прогулкой. Рассказывает ему одну забавную историю за другой, без устали упоминая своих друзей детства, знакомых, одноклассников. Они останавливаются в паре шагов от кофейни.
— Может, зайдём? — предлагает Оливер.
Маркус кивает. Согреться не помешает. Они стряхивают снег с себя и заходят в помещение.
— До сих пор не могу поверить, что ты учился в магловской школе.
— Там было не настолько скучно. На самом деле, фантазии маглов можно только позавидовать. В том числе и в том, что касается наказания непослушных детей.
— Неужели?
Маркус снимает куртку и вешает её на стул.
— О да, Филч бы нашёл с некоторыми моими учителями из начальной школы общий язык.
Они занимают столик у окна, украшенного гирляндами, мишурой и снежинками. На столе стоит ароматическая свечка. Пахнет ванилью.
— Романтично, — заявляет Вуд, усаживаясь слева от него.
Не видит подвоха в столь близком расположении. Почему бы и не устроить маленькую провокацию? Кроме них, здесь только девушка, поглощённая чтением. Никому нет дела.
— Верно. У нас же свидание, — тихо говорит он, а сам кладёт ладонь на бедро Оливера. Гладит настойчиво, не смещая ладонь.
У Вуда сбивается дыхание.
— Что… т-ты творишь?
— Лапаю тебя. А что, нельзя?
Он не убирает руку, даже когда к ним подходит хозяйка кофейни с заказом — двумя большими кружками горячего тодди и сконом со смородиной для Оливера.
— Ты же сам сказал, — шипит он возмущённо, — что не здесь и не сейчас.
Маркус кивает.
— Так какого чёрта ты делаешь? Я же не железный.
— Прости. Сложно удержаться, зная, что теперь можно.
Оливер улыбается.
— Можно, — произносит нежно. — Если бы мне кто-то сказал на первом курсе, что много лет спустя ты станешь моим бойфрендом, я бы посчитал этого человека сумасшедшим.
Ему вдруг вспоминается день рождения и проделки гриффиндорцев.
— Уверен: Фред и Джордж и тогда на нас спорили.
— Вполне в их духе, — соглашается Оливер и отпивает напиток.
Следующие полчаса проходят за обсуждением самых нелепых рождественских подарков, которые они оба когда-либо получали. Маркус хохочет, когда Оливер упоминает его фигурку, которая источала неприятный запах и впивалась в пальцы, стоило дотронуться до неё.
— Мини-Флинт? Я польщён. Близнецы постарались?
— Скорее всего. В тот год ты меня допёк, поэтому полагаю, я заслужил. Ни одного нашего собрания не обходилось без фразочки о том, что «говнюк Флинт ещё получит». Да, знаю, я само очарование.
— И я обожаю это в тебе.
Оливер берёт его за руку и просит строго:
— Прекрати быть таким милым. Это жутко заводит.
— Ну и фетиши у тебя, однако.
— И это мне говоришь ты?
— Туше.
Домой они возвращаются как раз к ужину.
***
Прощание выходит долгим, с объятиями, шутками, смехом. Дженна явно не горит желанием их отпускать. Она целует его в щёку и поправляет шарф (тот самый, который ему на день рождения подарила Люси).
— Спасибо за гостеприимство.
— Ты всегда желанный гость в нашем доме, Маркус.
Она не приукрашивает, как было принято в их семье. Действительно имеет это в виду.
— Мам, прекрати очаровывать моего парня, — ворчит Оливер и всё равно тянется обнять её ещё разочек.
Маркуса веселит детское проявление ревности. Он подмигивает Дженне.
— Я и так уже покорён, милая леди. Вам нет нужды стараться.
Вуд закатывает глаза.
— Флинт и безупречные манеры. Кто бы мог подумать?
Дженна осматривает их скромный багаж, проверяя, ничего ли они не забыли, и спрашивает:
— Олли, ты сразу поедешь на базу?
— Нет, ма, думаю, ещё на денёк задержусь в Лондоне.
Маркус замирает. И ведь даже не заикнулся об этом!
— Жду вас обоих на мой день рождения, — приглашает Дженна, и Маркус обещает себе, что даже если работы будет по горло, он вырвется. — В начале марта.
— Обязательно будем.
Пока они идут к железнодорожной станции, Маркус с изумлением осознаёт: он будет скучать не только по Оливеру, но и по его матери.
— Ты улыбаешься, — замечает Оливер.
— Твоя мама чудесная, — говорит он, явно смущая Вуда.
Здорово, что он всё же поехал, а не остался в Лондоне.
***
В комнате темно — зачарованные звёзды не освещают пространство. Они лежат на кровати, боясь потревожить тишину. Разрушить ощущение полного умиротворения. День прошёл активно благодаря неугомонному Оливеру, развлекающему его магловскими настольными играми и одновременно сладко-тягуче — от предвкушения покалывали кончики пальцев, пусть они оба и старались притвориться, что ничего особенного не происходит.
— Жаль, что ты не можешь остаться до нового года, — говорит Маркус, обнимая Оливера. — Я эгоист, да?
Вуд тянется к его шее и прихватывает кожу зубами.
— Ещё какой. И мне это очень, о-о-о-очень нравится.
— Издеваешься?
Смешок. Щекотно.
— Изо всех сил намекаю, вообще-то. — Он приподнимается и седлает его бёдра. — Возьми, Флинт.
— Олли… — шепчет и не узнаёт свой собственный голос.
— Я твой. Если ты до сих пор не понял: я твой.
Вуд целует его так, что сомнений не остаётся.
Расставание утром не горчит, не дерёт когтями внутри. Грустить бессмысленно. Они скоро увидятся. Ведь Оливер с ним. Оливер правда
его.
