Сатана

Они выпили по чашке кофе и съели по пирожному, песочные слои которого были щедро пропитаны сгущённым молоком. За беседой Сидоров немного рассказал о себе и узнал о профессиональной деятельности Францева. О серийном убийце они не говорили. Только когда самолёт взлетел, Сидоров положил на колени психиатра толстую папку. — Ознакомьтесь. Как раз поможет скоротать время, — тихо произнёс он и улыбнулся. Францев погрузился в документы. Информации было очень много и у врача быстро начала болеть голова, как-никак, день выдался насыщенным. Игорь рассматривал изувеченные трупы на фотографиях и читал краткое изложение уголовных дел всю дорогу до Архангельска, а потом и до гостиницы. Жертвы душегуба выглядели отвратительно, и показывать подобные вещи слабонервным было просто запрещено. Смерть всегда делает человека беспомощным, а безобразная, глумливая смерть — ещё и неловким. По крайней мере, Францев думал именно об этом, скользя взглядом по фотографии трупа студентки медицинского университета: выколотые глаза, отрубленные руки и ноги, вспоротый живот с вывалившимися кишками… В гостинице «Север» царила умиротворяющая атмосфера: мягкий свет, голубые диванчики в холле, цветы в напольных вазах, светло-сиреневые обои на стенах. Номера Францева и Сидорова располагались на пятом этаже, друг напротив друга. — Какие у нас планы на завтра? — спросил Игорь, открывая дверь в свой номер и проходя внутрь. — Местные органы предупреждены о нашем приезде и будут ждать у себя в любое время, — ответил Александр, останавливаясь на пороге и закидывая дорожную сумку на плечо. — Получается, последней жертвой была Диана Хомутова… — задумчиво произнёс психиатр, кладя на стол папку с материалами дел. — Да. Её изнасиловали и убили семь дней назад. — А Ларин был расстрелян в конце мая… — Именно. — Я бы хотел завтра пообщаться с родственниками Хомутовой. Как проснусь, поеду к ним. — Хорошо. Я нужен? — В принципе, нет. Если вам будет чем заняться, можете не сопровождать меня, — бросив сумку на пол, Францев мельком глянул на Сидорова и слегка улыбнулся ему. — Хорошо. Если что-то понадобится — обращайтесь в любое время, — Александр согнул ногу в колене, поставил на неё сумку и достал оттуда чёрную папку. Пройдя в номер, протянул её психиатру. — Что это? — спросил тот. — Удостоверение, подтверждающее, что вы работаете на следственные органы, — дружелюбно ответил Сидоров и улыбнулся. — А… Спасибо. — Да не за что, — снова приняв серьёзный вид, мужчина вышел из номера. Францев принял душ и с наслаждением развалился на мягкой двуспальной кровати. Почти сразу же на веки сели тяжёлые тени сна.

***

Когда Игорь проснулся, часы на стене показывали половину одиннадцатого. Из окна лился яркий свет летнего солнца. Зевнув и потянувшись, мужчина медленно сел. Взгляд упал на папку, лежащую на столе. «Я собирался ехать к Хомутовым. Пора вставать…», — подумал он и направился в ванную. Умывшись и почистив зубы, Францев достал из своей дорожной сумки синие джинсы и голубую рубашку. Одевшись, глянул на себя в зеркало и постарался пригладить волосы ладонью. После чего взял папку и открыл её, нашёл одну из последних страниц. «Хомутова Диана Олеговна, родилась 15 марта 1950 года в Архангельске. Училась в кулинарном техникуме. По окончании учебного заведения работала поваром-кондитером в ресторане «Кубань». Последние несколько лет посвятила работе в ателье. Дальше шла другая личная информация, которая сейчас не особенно волновала психиатра. На следующей странице он увидел копию судебно-медицинской экспертизы: «Погибла в результате нанесения колото-резаных ран острым предметом, предположительно кухонным ножом. На теле убитой насчитывается пятьдесят ножевых ранений и несколько ссадин. Отсутствуют ягодицы и соски молочных желёз. Была неоднократно вагинально и анально изнасилована. После совершения сексуальных актов преступник вырезал у убитой наружные половые органы». Фото было ужаснее описания: растерзанное тело, на котором не было живого места. Вместо ягодиц и в паху — тёмные круги. На самом деле они были кровавыми, но чёрно-белая фотография не могла этого передать. Несколько ножевых ранений замечались и на лице, поэтому опознать внешность несчастной было явно непросто. Францев нашёл её адрес и, взяв ключи от номера и документы, вышел. На первом этаже гостиницы находилась столовая, туда-то мужчина и заглянул. Купив творожную запеканку и стакан малинового киселя, он второпях позавтракал, и вышел из гостиницы. На его удачу в ближайшем газетном киоске продавались карты города. До дома номер тринадцать на Биржевой улице он доехал за двадцать минут. Архангельск, по-северному благородный и романтичный, казался яркой иллюстрацией из книги. Небо было высоким, чистым и синим, солнце отражалось в витринах и оконных стёклах. Город разительно отличался от Ленинграда. В нём было что-то более простое и вместе с тем задорное. А вот во взглядах горожан чувствовалась некая напряжённость. Ещё бы: серийный убийца находился на свободе, число жертв росло… Многие отказывались выходить на ночные рабочие смены. Родители отпрашивались у начальства, чтобы встретить детей из школы даже в светлое время суток. В Архангельске, с виду таком ярком и лучистом, творились очень тёмные дела, в его сердце поселился страх… …Хомутова жила с гражданским мужем и бабушкой в простенькой двухкомнатной квартирке на третьем этаже шестиэтажного дома. Францев трижды позвонил, прежде чем ему открыл черноволосый мужчина средних лет с «пивным животиком», обтянутым клетчатой тканью рубашки. — Леонид Бичевин? — Да… А вы кто? — в голосе звучало сильное напряжение. — Я из прокуратуры. Мы можем поговорить? — Францев достал из кармана джинсов удостоверение и показал его хозяину. — Конечно, проходите, — поспешно ответил Бичевин и сразу заметно расслабился. Они прошли в гостиную. За столом, потирая виски, сидела пожилая женщина в сиреневом домашнем платье. Завидев гостя, испуганно пробормотала слова приветствия. — Вам удалось продвинуться в расследовании? — нервно спросил Бичевин, усаживаясь на диван рядом с психиатром. Он не вчитывался в его документ и был уверен, что перед ним следователь. — Пока что нет. Я специализируюсь на психологическом аспекте преступлений… Мне бы хотелось узнать, какой была Диана Хомутова. — Она была хорошей девушкой, — с болью отозвалась пожилая женщина. — Вы её бабушка? — Да… Алла Васильевна… — Очень приятно. Значит, у Дианы не могло быть врагов? — мягко поинтересовался психиатр. — Нет, какие там враги! Она добрая была, — твёрдо заявил Леонид. Игорь помнил из материалов дела, что у Бичевина было железное алиби, поэтому он мог без подозрительности общаться с ним и пожилой Аллой Васильевной. Его, в отличие от следователя, интересовали не столько сухие факты, сколько то, что обычно не удостаивают вниманием: жесты, взгляды, случайные воспоминания, необдуманные слова… — Мы были вместе три года. Я хорошо знал её. Понимаете? Она никому не делала зла. Тот чёртов день… В пятницу я уехал в командировку, а после неё мы планировали поехать на море, — Бичевин уставился в пол, сцепляя пальцы в замок. — В субботу вечером она возвращалась из гостей, у её подруги был день рождения… эта… мразь… напала на неё в пустынном переулке… и зачем я поехал в эту Самару?.. — Лёнечка, не вини ты себя… — прошептала Алла Васильевна. — Извините… я выйду… — с трудом сдерживая то ли крик, то ли слёзы, Бичевин резко поднялся с дивана и вышел из комнаты. — Не знаю, как я пережила всё это. Старая же уже, — глядя в одну точку, тихо проговорила пожилая женщина. — Так изуродовать мою Дианочку… нет, это не человек. Это настоящий Сатана… — Могу ли я попросить вас показать мне фотографии Дианы? — деликатно произнёс Францев. — Да… Сейчас… — рассеянно ответила Алла Васильевна и подошла к шкафу. Открыв один из ящиков, достала оттуда синий альбом и протянула психиатру. Тот поблагодарил женщину и начал изучать фото. Хомутова была невысокой черноволосой женщиной с крупной родинкой на правой щеке. Ровная чёлка едва касалась выщипанных бровей. Округлые щёки, задорная улыбка, большие синие глаза — она производила впечатление открытого и доброжелательного человека. Францев сделал вывод, что Диана любила наряжаться: одежда в СССР была однообразной, а ей удавалось доставать необычные жёлтые и фиолетовые жилетки, атласные платья с красными и синими ромбиками, джинсовый комбинезон… — Она очень хорошо шила и сама себя одевала, в магазинах покупала разве что ткань и обувь, — подрагивающим голосом произнесла бабушка убитой. — У неё действительно был талант. Такие красивые вещи. — Вы правы… — глухо отозвалась Алла Васильевна и тихонько заплакала. — А чем занималась ваша внучка? Кем работала? — Последние пять лет она работала в ателье, шила и на заказ знакомым. Очень талантливая была девочка. — А дети у Дианы были? — Нет, она не очень их хотела. Наверное, после того случая… — замолчав, Алла Васильевна опустилась на стул и принялась нервно теребить свой носовой платок, — ой, что это я говорю… — О каком случае речь? — насторожившись, Францев внимательно посмотрел на женщину. — Ладно. Расскажу, — помолчав, глухо ответила она. — Всё равно Дианочки уже нет в живых. Когда ей было семнадцать, она по уши влюбилась в одного парня… У них начались отношения. Она не слушала меня, каждый вечер убегала с ним на свидание. Я считала, что добром это не кончится: ему было двадцать девять и он был женат. Но она его любила… А однажды вернулась вся белая, за живот держалась, закрылась в своей комнате и стонала там от боли. Я пыталась поговорить с ней, стоя под дверью, а она только плакала и всё… Я вызвала врача, но она не пустила его в комнату. Я тогда всё поняла: Диана сделала аборт у какой-то бабки… И всё, никаких разговоров о детях больше никогда не было. — А что стало с тем мужчиной? Отношения закончились? — Она мне просто сказала: «Там всё закончилось, всё перегорело, баба! Забудь». Ну я и не лезла больше… И с ним её никогда не видела. Видимо, вернулся к жене этот мерзавец… — Алла Васильевна покачала головой. — Однажды я его застукала с Анфиской Черёмухиной. Они целовались в арке нашего дома. Это было уже после аборта Дианы. И после того раза я его никогда не видела. — Черёмухина — ваша соседка? — Да, живёт в доме напротив. Они с Дианочкой очень дружили в школьные годы, прямо пришиты были друг к другу. А потом что-то случилось, и даже здороваться перестали. А уж что именно — не знаю… — Вы сами воспитывали Диану? — Да… Отца её я даже не знаю, а моя дочь, её мать, умерла, когда Дианочке был год. Какое-то время Францев молчал, потом отдал женщине альбом и уточнил, где именно живёт Черёмухина. — Раньше Анфиса жила в шестой квартире, а когда вышла замуж за Диму, переехала к нему, в третью. Сформировав чёткое впечатление о семействе Бичевиных-Хомутовых, психиатр покинул их жилище, пересёк тихий дворик и вошёл в первый подъезд старинного трёхэтажного дома. Пахло краской. Дверь в третью квартиру, где жила Черёмухина, была открыта. Францев замер в нерешительности и тут же стал свидетелем странной картины. В коридор выбежала невысокая худая женщина с распущенными белыми волосами. Поджимая тонкие губы и страшно выпучив глаза, она начала забрасывать вещи в открытый чемодан, стоящий на полу. — Ну и убирайся! Надоело! И ты надоел! Чтоб ноги твоей не было здесь! — орала она, краснея от злости. На её шее проступали вены. — Истеричка чёртова, — рявкнул мужчина, выходя из комнаты и натягивая рубашку. — Придурок! Воротит от тебя! Ненавижу! — Осторожнее с моими вещами! — нехорошо блеснув голубыми глазами, мужчина наблюдал за тем, как его жена убегает в спальню и возвращается оттуда с его шмотьём. — Дура! Бешеная баба. — Заткнись! Я тебя уничтожу! — швырнув последнюю вещь в чемодан, она набросилась на мужа, но тот быстро сжал её запястья и грубо затолкал супругу в ванную. До Францева донёсся звук включённой воды. Задумчиво потерев подбородок, он настойчиво позвонил. Вскоре дверь в ванную отворилась и к нему вышел хозяин квартиры. Это был лысоватый мужчина с немного выпученными глазами, острым подбородком и злым выражением лица. Крепкий, коренастый, похожий на крестьянина. — Добрый день. Я хочу поговорить с Анфисой Черёмухиной, — Францев показал удостоверение, думая, что в этом доме что-то не так. — Добрый. А что случилось? — вытирая влажные руки полотенцем, с запинкой спросил мужчина. — Вы, наверное, знаете, что недавно была убита Диана Хомутова? Она была подругой гражданки Черёмуховой, насколько мне известно. — Да, я в курсе этого убийства… Проходите. Как оказалось, мужчину звали Дмитрием Кутузовым. Они с супругой жили в большой трёхкомнатной квартире, доставшейся им от его родителей. Анфиса Кутузова, в девичестве Черёмухина, вышла к мужчинам спустя несколько минут. Она уже не напоминала невротика в стадии обострения невроза: видимо, холодная вода успокоила её. — Здравствуйте. А вы кто? — в смятении спросила Кутузова, теребя полотенце и вопросительно глядя на Игоря. — Товарищ Францев из прокуратуры. Он занимается делом Хомутовой. Вы же дружили, — исподлобья посмотрев на жену, спокойно произнёс Дмитрий. — Это ужасная история… — пробормотала Анфиса и опустилась в кресло. На её бледном лице характерно выделялись небольшая родинка на скуле и чуть впалые щёки. В глубине квартиры раздался телефонный звонок. Кутузов поднялся и неспешно вышел из комнаты. Францев откинулся на спинку дивана и внимательно посмотрел на женщину. «Истерия? Неврастения? Невроз? Вряд ли что-то тяжелее…». — Вы дружили с Дианой достаточно долго, ещё со школьной скамьи, верно? — вдумчиво поинтересовался психиатр. — Да… Мы дружили с первого класса… А потом всё разладилось. — Почему? Видимо, профессиональная манера речи очень располагала к себе людей: они сразу становились словоохотливей, не ощущая напора и агрессии в свой адрес.  — Почему? Ха. Она была потаскухой, — по лицу Кутузовой прошла судорога, она снова напомнила безумную, в серых глазах застыла ненависть. — Я очень любила одного парня… Она знала об этом. И это не помешало ей отбить его у меня. Шлюха. — Это, должно быть, очень тяжело. Двойное предательство… — Да! Вы правы! Это невыносимо, — сжав руки в кулаки, Кутузова с нескрываемой одержимой ненавистью взглянула на психиатра. — Он ушёл от меня к ней. Я потеряла и любимого, и подругу. Наглоталась таблеток… Но вместо того света оказалась в больнице. Правда, он потом оставил её… жена, видимо, всё узнала. — И вы с ним больше никогда не виделись? — Однажды столкнулись здесь, возле дома. Вспышка. Оказались в объятиях друг друга. А потом… он вдруг отпрянул и исчез. Без него было очень плохо. Но меня согревала мысль, что и этой бляди он не достался, — на последних словах тонкие губы Кутузовой исказила нехорошая улыбка. — И с тех пор вы никак не контактировали? — Даже не здоровались. И я её ненавидела. Не простила. Эта шлюха меняла мужиков, как перчатки. У неё было трое сожителей, пока не появился этот сосунок Лёнька. Ни разу не вышла замуж, просто спала с ними. И все они жили в её квартире. Я даже не знаю, где она таких находила, у кого жилья своего не было… — Кутузова встала и подошла к окну. Её голос звучал грубо и обрывисто. — Что вы почувствовали, когда узнали об убийстве Дианы? — тихо спросил Игорь. — Облегчение. Но труп, говорят, был ужасающ. Думаю, было бы достаточно просто пристрелить её. Если бы не тюрьма, я бы сделала это… наверное, — замолчав, Анфиса повернулась к Францеву и в этот момент мужчина почувствовал, сколько же нечеловеческой боли и мучений сидит внутри неё. Попрощавшись, Францев предупредил, что может ещё нагрянуть в случае необходимости. Когда он уходил, Кутузов всё ещё разговаривал на кухне по телефону, глядя в окно.