Сатана

Следователь Ольховский рассматривал Францева с хорошо скрываемой неприязнью. К чужакам, особенно из Москвы и Ленинграда, в региональных органах всегда относились подобным образом. Это так унизительно: мол, местные не справляются, а эти быстренько найдут душегуба… — Добрый день. Присаживайтесь, — жестом указав на стул, стоящий по другую сторону его рабочего стола, Ольховский отложил ручку. — Вы уже ознакомились с материалами дела? — Частично. Там очень много информации, за раз не одолеть, — присев за стол, спокойно ответил психиатр. — У вас возникли ко мне какие-нибудь вопросы? — натянуто улыбнувшись, поинтересовался следователь. — Мне бы хотелось узнать, какие у вас планы по дальнейшему поиску преступника. — Планы? — хмыкнув, Ольховский провёл ладонями по столешнице и откинулся на спинку кресла. — Я, конечно, понимаю, что вы представляете ленинградскую и московскую прокуратуры, но я не могу разглашать подобную информацию. Психиатр понимал, что следователь говорит это из вредности. — У меня к вам просьба, — равнодушно отозвался Францев, на которого явно не подействовал неприятный тон. — Не арестовывайте никого, пока я с ними не побеседую. — Хорошо, — скрипнув зубами, нехотя ответил Ольховский. — Мне нужно встретиться с Евдокией Полицаевой. Её нового адреса нет в материалах, которые мне предоставили. — Зачем она вам? Это бесполезный свидетель, благодаря которой мы задержали невиновного, Семёна Чиркина. — Тем не менее, это единственный человек, который находился в соседней комнате, когда Виолетту Полицаеву насиловали и убивали. Могу рассчитывать на вашу помощь? Ольховский лениво, как бы делая огромное одолжение, поднял телефонную трубку и распорядился предоставить Францеву нужную информацию. Игорь скупо поблагодарил следователя и вышел, спиной ощущая его кровожадный взгляд. Виолетту Полицаеву убили в конце января. В тот день шёл густой снегопад. Девочка возвращалась из школы по тёмным улочкам. Она вместе с родителями и сестрой жила на окраине Архангельска, в частном доме. Под сапогами скрипел снег. В синем мраке зимнего вечера сугробы казались призраками, внимательно наблюдающими за ней. Иногда Виолетте казалось, что кто-то шагает неподалёку от неё, но стоило остановиться, как отдалённый скрип от тяжёлых ботинок тоже прекращался. Полицаева обрадовалась, когда увидела родной дом. Он находился в самом конце тёмной улочки. Фонари в округе не работали, всё освещал только нежный и колючий январский снег. Виолетта вошла в дом, совершенно забыв запереть дверь: она всегда была достаточно рассеянной, из-за чего училась не самым лучшим образом. Сняв пальто и разувшись, девочка схватила с пола портфель и прошла в комнату. Её мать и отец работали на железной дороге: Виктория Анатольевна была проводницей, Анатолий Геннадьевич — машинистом. Оба находились в рейсе. Старшая сестра Виолетты, Евдокия, сломала ногу, катаясь на лыжах, и почти не поднималась с кровати. — Вита, ты? — спросила Евдокия, услышав шаги в соседней комнате. — Ага. Сегодня на дополнительный урок задержали, — беспечно отозвалась Виолетта, подходя к двери, ведущую в комнату сестёр. Та оказалась заперта. — Ты закрылась, что ли? — Бабушка была, а уходя, заперла меня, боялась, про убийцу рассказывала. Обещала ключ под ковёр в гостиной положить. Глянь там. — Хорошо, — подойдя к зеркалу, Виолетта поправила две тонкие косички, спадающие на плечи, и, присев на корточки, заглянула под ковёр. Ключа там не было. — Видимо, баба Оля забрала ключ с собой. Будешь сидеть взаперти, пока я к ней не схожу. А я не пойду, темно уже. Утром сбегаю, ладно? — Ты хорошо поищи, не могла она забыть! Виолетта обыскала гостиную и кухню, но ключа так и не нашла. Голод давал о себе знать, поэтому девятиклассница остановилась у холодильника. Достав из него синюю кастрюльку с котлетами, обосновалась за столом. Заедая котлетки хлебом и огурчиком, Виолетта думала о Ларисе, своей лучше подружке. Та сказала, что после окончания девятого класса уедет в Москву, будет поступать в юридическую академию. Полицаеву расстроила эта новость, ведь они были почти что сёстрами… Девочка вздрогнула, услышав, как хлопнула входная дверь. Кто-то шагнул в гостиную и выключил свет. Виолетта во все глаза смотрела в темноту, расстилающуюся за порогом кухни. Уронив надкушенную котлету в кастрюльку, она медленно поднялась. Сердце дикой птицей забилось в груди. — Кто там? Баба, это ты? — позвала она и сама удивилась дрожи в голосе. Кто-то тихо прошёл через гостиную и остановился возле двери, за которой лежала Евдокия. Виолетта не могла выйти из кухни, ей было слишком страшно. Двери в кухню не было, поэтому школьница ощутила себя абсолютно беззащитной. Бросив испуганный взгляд на окно, она увидела лишь серебристый плетёный узор на стекле. В детстве он всегда ассоциировался с Новым годом, новогодними гуляниями, миллионом разноцветных огоньков на ёлке в центре города, ощущением волшебного праздника. А теперь этот узор показался Полицаевой чем-то зловещим, чем-то отделяющим её от спасительной улицы. — Вита, ты так и не нашла ключ? У меня скоро закончится вода, — пожаловалась Евдокия, откладывая книгу и потягиваясь. Виолетта, услышав голос сестры, шумно сглотнула и приказала себе собраться с силами. «Возможно, это вор… Вор убивать не будет… Украдёт что-нибудь и всё», — пыталась успокоить себя девочка. Тем временем глаза привыкли к темноте. Из окна лился белый свет, и Полицаева смогла разглядеть тёмный силуэт, стоящий возле двери, ведущую в спальню сестёр. Чьи-то глаза смотрели прямо на неё! Повинуясь внезапному порыву самосохранения, Виолетта выбежала в гостиную и рванула в сторону коридора. Она даже не успела понять, что происходит, когда чьи-то сильные руки схватили её и повалили на пол, вжимая лицом в ковёр. — Что там происходит? Вита? — встревоженно спросила Евдокия, прислушиваясь. Тем временем человек, навалившийся на Виолетту, захрипел. Перевернув девочку к себе лицом, он с силой ударил её по голове. Тихий ужас мгновенно перерос в истерику. Полицаева заорала что было мочи, стараясь скинуть с себя ужасного гостя. Но тот снова ударил её по лицу, шипя: — Тихо, грязная блядунья! А то твоя сестрёнка будет волноваться. Виолетта орала так страшно, что Евдокия, забыв о сломанной ноге, встала и проскакала к двери, начиная её колотить: — Что там происходит?! Оставьте её в покое! Тем временем преступник избивал девочку, превращая её лицо в фарш. Когда её крики стали чуть слабее, он перевернул её на живот, стянул с ягодиц штаны вместе с бельём, и всадил в анальное отверстие свой член, стоящий колом. Он насиловал Полицаеву, хрипя и ударяя её лицом о пол на каждый грубый толчок. Виолетта, находящаяся в состоянии ужаса, рыдала и хрипела, поскольку больше не могла кричать: голос сел. Евдокия поняла, что случилось и от ужаса, смешанного с пониманием, что она не может помочь сестре, по её щекам текли слёзы. Девушка проковыляла к окну и распахнула его. Вылезти из него ей бы не удалось — решётки. Оставалось отчаянно звать на помощь. Евдокия срывала голос, но её жуткие крики терялись в завываниях вьюги. Снегопад усиливался. — Помогите! Скорее! На помощь! Кто-нибудь! Тем временем насильник вытащил член из расширенного окровавленного ануса и прошёл на кухню. Достав из шкафчика топорик для разделки мяса, он вернулся в комнату. Казалось, в темноте он видел куда лучше, нежели при свете дня. Виолетта лежала на животе, раскинув ноги в стороны. Она находилась на границе между явью и потерей сознания. Боль овладела всем её существом. Преступник сел на корточки около девочки, убрал косички с её шеи и приставил к ней топорик. Он чуть не кончил от удовольствия, когда нанёс первый удар. Девочка забилась в предсмертных судорогах, издавая жуткие гортанные звуки. Насильник ударил ещё раз и ещё. На лицо брызгала кровь. Ему пришлось потрудиться, прежде, чем голова отделилась от тела. Ощущая сладкий запах крови своей жертвы, ночной гость перевернул обезглавленное туловище к себе передом и поспешно ввёл член в девственное отверстие. Тот факт, что у Виолетты не было головы, дарил ему наивысшее наслаждение, от которого нельзя было не сорваться на звериный рык. В полнейшем экстазе он задрал вверх её шерстяную кофту, разорвал тонкий лифчик и принялся грубо кусать груди девочки, с удовольствием откусывая розовые соски. Всё это время за дверью находилась Евдокия, которая, сорвав голос, забилась в угол и плакала, слыша ужасающие нечеловеческие звуки, доносящиеся из гостиной. После того, как Виолетта была зверски убита неуловимым маньяком семья Полицаевых переехала на улицу Катарина, в небольшую квартиру на втором этаже пятиэтажного дома. Именно Евдокия открыла дверь психиатру, когда он настойчиво позвонил в дверь. Это была девушка лет двадцати, с чуть раскосыми сине-зелеными глазами, русыми волосами до середины спины, крепкими загорелыми лодыжками и фигурой пловчихи. — Я бы многое отдала, чтобы повернуть время вспять, — тихо произнесла Евдокия, опускаясь за стол напротив психиатра. Они сидели в небольшой кухоньке. Игорь отказался от чая и кофе. — И что бы вы сделали? Ведь вы были заперты, на окнах — решётки, — заметил Францев. — Да, это было страшное стечение обстоятельств… Бабушка невольно спасла мне жизнь, унеся с собой ключ от комнаты, — голос Полицаевой дрожал. — Может быть, я могла подобрать слова, которые остановили бы эту мразь… Не знаю… — Вы не смогли бы его остановить. Говорю вам как врач. Если бы дверь была открыта, то жертв было бы вдвое больше. — Спасибо за эти слова… Меня никто не винит, конечно, наоборот, теперь мать с отцом трясутся надо мной, но я же понимаю, что должна была защищать Виту. Я — старшая сестра… — Вы сделали всё, что могли. Евдокия, а где сейчас ваши родители? — В рейсе. Вернутся в сентябре. Звонят каждый день. Ночевать одной в квартире мне теперь нельзя, ко мне въехала двоюродная сестра Нелли. Мы завели немецкую овчарку. Нелли сейчас как раз выгуливает Коржика. — Расскажите мне, пожалуйста, о своих показаниях. Насколько я помню, вы утверждали, что видели преступника. — Видела, но не запомнила. Видимо, это всё шок, — сокрушённо покачав головой, с горечью проговорила Полицаева. — Мне казалось, всё это длилось вечность! Эти хрипы… Вита уже молчала и мне было страшно от этого. Я боялась, что она умерла. Я была в ступоре, просто сидела и ревела. И вдруг осознала, что стало тихо. Я вытерла лицо и встала с пола, в эту же секунду замечая движение за окном. Я доковыляла до него, оно всё ещё было открыто. Я увидела силуэт мужчины. На нём была фуфайка и шапка-ушанка. Лица я не успела разглядеть, он же отпрянул от окна, стоило мне встать. Этот человек шёл по направлению к дороге, а потом затерялся в снегопаде. Я закрыла окно, меня трясло от ужаса. Я вернулась к двери и стала звать сестру. Скребла, стучала, плакала… А она мне так и не ответила. Когда Евдокия замолчала, на её глазах блестели слёзы. Мыслями она снова вернулась в тот ужасный день. Францев встал, взял чайник и стакан, плеснул немного воды и протянул девушке. Та взяла его и сделала глоток. — А утром пришла бабушка. Я услышала её дикий вопль. Остальное было, как в тумане… Баба запрещала мне смотреть на труп, пока в доме работала милиция, а я посмотрела и думала, что сойду с ума! Это дико! Бесчеловечно! Ужасное зрелище… Я потом месяца три спала со светом. Отец ушёл в запой, с трудом вывели. Мать поседела. Он отрубил гол… Не могу! Потом было дознание. Меня завели в помещение, где сидели четверо человек. Просили указать на того, кого я видела. Я сказала, что не видела лица! Мне ответили, что тогда нужно выбрать того, кто наиболее похож комплекцией. Они давили, требовали. Я и указала. Им оказался невиновный человек, на которого навешали все убийства. Выходит, снова моя вина, — Евдокия сделала глоток воды и с болью посмотрела на психиатра. — Здесь тоже не ваша вина. Вина следствия. Евдокия, а согласитесь ли вы помочь мне? Я хочу найти убийцу вашей сестры. — Что нужно делать? Я на всё готова, — с силой сжав в пальцах стакан, тихо ответила Полицаева. — Предлагаю сеанс гипноза. Таким образом я смогу узнать детали, которые прячет ваш разум. — Давайте попробуем. Если это действительно поможет, мне станет легче… Я хочу принести пользу. — Тогда давайте договоримся на шесть часов вечера. Завтра. Здесь. — Хорошо, — с готовностью ответила Евдокия. В её глазах заплескалась надежда. Францев вышел на улицу и вдохнул поглубже летний воздух. Спрятав руки в карманы пиджака, он двинулся в сторону широкого проспекта. Рассматривая дома и магазины, мужчина думал о неуловимом мерзавце, пытался представить это чудовище. Будучи погружённым в свои размышления, он зашёл в первое попавшееся кафе. Заняв столик у окна, психиатр взял потрёпанную книжечку меню и начал её листать. — Не заказывайте здесь зразы. Редкостная гадость, — произнёс мужской голос, заставляя Францева оторваться от чтения и вскинуть взгляд на соседний столик. За ним сидел мужчина лет тридцати восьми с рыжеватой щетиной, характерным подбородком, шалыми светло-зелёными глазами, идеально ровным носом и сдержанной линией губ. От этого человека так и веяло арктическим холодом. Но вот он улыбнулся и сразу же показался беспечным и располагающим к себе. — Учту, спасибо, — хмыкнув, отозвался Игорь. — В Ленинграде тоже не все рестораны подают вкусную еду. Видимо, раз на раз не приходится, — добавил незнакомец, делая небольшой глоток воды из стакана. — Вы из Ленинграда? — Да. — Какое совпадение… Я тоже. — Командировка, как и у меня? — Вы проницательны. Тем временем подошла официантка и Францев заказал куриную котлету с овощным салатом. Когда женщина отошла от столика, психиатр снова взглянул на своего собеседника: — Меня зовут Игорь Францев. — Зигфрид Бруннер, — мужчина встал и пересел за столик Игоря. Протянул ему руку. — Очень необычное имя, — пожимая тёплую ладонь, заметил Францев. — Да, спасибо матушке с батюшкой, — иронично ответил Бруннер. — Я немец по отцу. Чем занимаешься, Игорь? — Я врач-психиатр… — Ого, это серьёзно… — Ещё бы… — Мне стоит бояться за свою голову? Проникнешь в неё и узнаешь все мои секреты… — широко улыбнувшись, обаятельно произнёс Зигфрид. — Я постараюсь не злоупотреблять своим положением, — тихо рассмеявшись, Францев закатал рукава пиджака и подпёр щёку ладонью. — А ты чем занимаешься? — Я экономист. Всего лишь экономист… — Что ж, довольно неплохо. Мне всегда нравились числа. — Тогда мы поладим. В какой гостинице ты остановился? — блеснув глазами, спросил Зигфрид. — «Север». — О, я тоже! Тогда жду тебя и вместе поедем. Францев кивнул и вдруг подумал, что ему чем-то нравится этот мужчина.