Сатана

Францев сидел в своём номере и листал материалы уголовных дел. Время от времени он подчёркивал карандашом наиболее странные, как ему казалось, моменты. Например, у нескольких жертв были отобраны кольца и серьги, вероятно, маньяк-убийца забирал их в качестве трофея. Почему не у всех? В дверь постучали, Францев глухо отозвался: — Войдите. Это был Сидоров. — Игорь, вы не против поговорить? — Только «за». Что-то случилось? — отложив карандаш, психиатр вопросительно посмотрел на своего напарника. — Нет, мне просто хотелось бы знать, удалось ли вам продвинуться в расследовании, — мужчина опустился в кресло и рассеянно взглянул в экран работающего телевизора. — Прошло слишком мало времени. Не стоит ждать результатов так скоро… — Не подумайте, что я пытаюсь вас проверить или что-то вроде того… Мне просто скучно, хочется как-то помочь, — едва заметно улыбнувшись, ответил Сидоров. — Может, у вас будет для меня какое-нибудь дело? — Не исключено. Работы предстоит очень много. Как видите, следователи уже сформировали серию убийств, которые тянутся с восьмидесятого года. — Наверное, это самый кровожадный маньяк в истории СССР… Или даже всего мира… — Да. Он страдает целым комплексом расстройств, но речь не о шизофрении. Её можно даже не рассматривать, — поднявшись, Францев прошёл к окну и распахнул его. В номер влетел прохладный вечерний воздух. — Почему? — склонив голову набок, Александр заинтересованно уставился на Игоря. — Если бы этот человек был шизофреником, он бы уже обязательно попался. Шизофрения предполагает отрыв от реальности. За эти шесть лет, которые происходят преступления из серии, он бы не раз оказался на приёме у психиатра, а ведь душевнобольных Архангельска проверяли, что следует из материалов уголовных дел. А это значит, что преступник не страдает шизофренией и, скорее всего, вообще не получал медицинскую помощь в этом плане. — А если следователи допустили ошибку, проверили не всех душевнобольных? — За последние шесть лет из местной психиатрической клиники сбегали только четверо, и все они имеют алиби на момент совершения того или иного эпизода. И, как я уже сказал, шизофреник уже был бы пойман, поскольку это заболевание не позволяет постоянно держать себя в рамках приличий. Наш убийца социально адаптирован, скорее всего, имеет неплохую работу и производит впечатление абсолютно нормально человека. На учёте у психиатра не состоит. — Очень интересно, — задумчиво глядя на Игоря, негромко произнёс Сидоров. — Наиболее интересным мне кажется эпизод с Полицаевыми, я бы хотел проработать его более детально, но займусь этим уже завтра. У меня будет к вам просьба: просмотрите все тридцать уголовных дел и выберите те, в которых преступник отрубал головы своим жертвам и производил манипуляции с глазами. Хорошо? — отвернувшись от окна, Францев вопросительно взглянул на Александра. — Конечно. Буду рад помочь, — кивнув, с энтузиазмом ответил мужчина. На следующее утро Игорь направился в дом бабушки Евдокии и Виолетты Полицаевых. Пожилая женщина жила одна, в частном доме неподалёку от места, где произошла кровавая расправа. Галина Олеговна была невысокой полноватой женщиной с очень морщинистым лицом и смуглой кожей. Увидев в руке Францева удостоверение, она мгновенно встревожилась. Суетливо проведя гостя в гостиную, она представила его мужчине и женщине, сидящим на стареньком зелёном диване. — Иван Власов и Екатерина Шаталина, — произнесла она, жестом приглашая Францева опуститься в кресло. — Присаживайтесь. — Спасибо, — кивнув, Игорь присел на предложенное место. — Ваня и Катя часто приходят ко мне попить чаю, — объяснила старушка их присутствие и встала у окна. — Нам, наверное, лучше уйти? — спросила Шаталина, вопросительно глядя на Полицаеву. — Нет, вы можете остаться. Я пришёл поговорить о Виолетте, — мягко произнёс психиатр. — Это всё ужасно. В голове не укладывается, — пробормотал Власов, тяжело вздыхая и потирая щёку. — Вы хорошо знали убитую? — Мы здесь все друг друга знаем, дружим домами, — кивнул мужчина. — Ваня иногда заходит ко мне что-то починить. Ещё Денис всегда готов помочь. Хорошие и отзывчивые люди, — заметила Галина Олеговна, сокрушённо качая головой. — Лучше бы меня, старуху, убили. Виточка, чистый цветок… — Мы здесь все живём в страхе с тех пор, как это случилось, — тихо произнесла Екатерина. Это была невысокая женщина с кудрявыми рыжими локонами, спадающими на плечи. На ней были вытянутый свитер из голубого акрила и серые джинсы. Шаталина не обладала приятной наружностью, в её лице было что-то грубое и непропорциональное: большой и длинный нос, узкий подбородок, широкие скулы. Единственным украшением внешности являлись большие синие глаза. Сидящий рядом мужчина имел простодушное лицо и нос с мясистыми ноздрями, на лбу виднелась бородавка. У него были светлые волосы, коротко подстриженные на затылке. — У вас есть подозрения, кто это может быть? — спросил Францев, скользя взглядом по собравшимся. — Нет. Это такое зверство, что я просто не могу представить… — с неподдельной грустью ответила Полицаева. Психиатр осмотрел обстановку в доме и покинул его. Следом за ним вышли Власов и Шаталина. Как оказалось, они были братом и сестрой, жили неподалёку и иногда навещали Галину Олеговну, которая являлась подругой их усопшей матери. Они прошли к двум частным домам, ограждёнными серым деревянным забором. Иван и Катя, как оказалось, ко всему прочему являлись соседями. — Нас всех допрашивали, но у каждого нашлось алиби на момент убийства Виолетты. Как считаете, преступник живёт поблизости? — припав плечом к забору, ограждающий его дом, спросил Власов. — Не исключено, — поскольку солнечный свет бил в лицо, Игорю пришлось прищуриться. — Я хочу, чтобы вы знали, что мы всегда готовы помочь следствию. Мы и милиции говорили об этом, но безрезультатно, — проговорила Шаталина, с потаённой надеждой глядя на психиатра. Дверь в синий домик, в котором жила женщина, отворилась. На крыльцо вышел смуглый мужчина с большим животом. На нём были чёрная рубашка и спортивные голубые штаны. В руках он держал пачку сигарет. — Это мой муж, Геннадий Шаталин, — с нежностью произнесла Екатерина. — Игорь Францев. Я сотрудничаю со следствием, расследую убийство Виолетты Полицаевой, — пожимая руку Геннадия, дружелюбно отозвался психиатр. — О, это… неописуемый кошмар… Я не помню, чтобы когда-то слышал о подобной жестокости, — сразу помрачнев, проговорил Шаталин. — Иногда создаётся ощущение, что милиция вообще ничего не делает, — тоже щурясь из-за не по-осеннему яркого солнца, вставил Власов. — Сколько верёвочке не виться… — задумчиво отозвался Францев. — Хм. А кто есть Денис, о котором говорила Галина Олеговна? — Местный сантехник. Хороший парень, — затягиваясь, ответил Геннадий. — Не могли бы вы показать мне, где он живёт? — Я могу проводить вас, — отпрянул от забора, предложил Власов. — Отлично. Они пошли по широкой дороге, по обе стороны от которой тянулись частные дома. Время от времени мимо них проходили люди, но Францев заметил, что это место достаточно тихое. — Моя мать была очень близка с Галиной Олеговной. Случившееся повергло в шок и нас с сестрой, словно это произошло с кем-то из наших близких родственников, — спрятав руки в карманы чёрных брюк, заметил Иван. — Чем вы занимаетесь, если не секрет? — Я… стихи пишу, — улыбнувшись, ответил мужчина, взглянув на психиатра. — Иногда даже удаётся опубликовать сборники… — Надо же… — Вот только поэзия сегодня не востребована так, как боевики. — Мне кажется, поэзия — это вечное. Вы женаты, Иван? — Нет, но не исключаю, что в скором времени заведу семью. Всё чаще мечтаю об этом, — улыбнулся Власов и указал на серый дом, к которому они как раз приблизились: — Здесь живёт Денис. На крыльце сидела полная женщина средних лет. В одной миске находились целые жёлтые яблоки, в другой — их кусочки. Ловко работая ножом, гражданка разделяла фрукты на дольки и отправляла их в миску. Заметив подошедших мужчин, она широко улыбнулась: — Ванюш, ты как? — Пойдёт. Сама как? — добродушно рассмеялся Власов. — Да вот варенье хочу сварить… — с интересом взглянув на Игоря, отозвалась она. — Любаша, познакомься, это товарищ Францев. Денис-то дома? — Он к матери в Тобольск уехал. На целых две недели. Заглядывай вечерком, а? — кокетливо проговорила Любовь и смачно откусила от яблока. — Как-нибудь в другой раз, — посмеиваясь, Иван кивнул психиатру, мол, уходим. Когда они отошли от дома на достаточное расстояние, он тихо произнёс: — Да вы не думайте, она со многими так. Но Денис мой друг. — Вы давно здесь живёте? — выдержав паузу, спросил Игорь. — Около двадцати лет. Я был подростком, когда родители переехали в этот дом из общежития. — Благодарю вас за беседу. Звоните мне, если что-то вспомните или узнаете, — вежливо улыбнувшись, Францев протянул мужчине визитку с номером. — Да, конечно. *** Игорь решил пройтись пешком и обдумать полученную информацию. Анализируя её, он вспомнил о своих пациентах и ощутил почти отцовское желание узнать, всё ли с ними в порядке. Именно поэтому мужчина остановился у первой попавшейся телефонной будки. Внутри находилась женщина. Присмотревшись, психиатр узнал в ней Кутузову. Она рыдала, размазывая слёзы по щекам. Взгляд был направлен на телефонный аппарат. Видимо, недавний разговор очень сильно расстроил её. Францев сделал три шага назад и зашёл за закрытый бело-голубой киоск. Оттуда было прекрасно видно, что Анфиса вышла из будки и, пошатываясь, двинулась вперёд, глядя под ноги. Игорь понимал, что женщина не в порядке и это моральное состояние, по всей видимости, частенько посещает её. Францев вышел из своего укрытия и медленно направился следом. Кутузова остановилась на ближайшей остановке. Нервно теребя рукава джинсовой куртки, она воровато осматривалась и кусала губы. Её лицо было красным от слёз. Францев понимал, что сейчас ему не стоит вступать с женщиной в контакт. Она в любом случае будет лгать. Поэтому Игорь просто проводил взглядом автобус, в который она вошла. Вставив в рот сигарету, он поехал в отель. Мужчина зашёл к себе в номер и принял ванну, после чего облачился в голубые джинсы, вытянутый коричневый свитер и просторную белую рубашку. Спустившись на первый этаж, прошёл в ресторан и занял один из столиков. Заказав макароны с гуляшом, он устало откинулся на спинку. Ему хотелось немного разгрузить мозг, но появившийся Сидоров не дал этому случиться. — Я разделил дела, как вы и просили, — блестя глазами, возбуждённо заявил Александр. — И что удалось узнать? — потерев переносицу, спросил Францев. — Убийца обезглавил четыре трупа и двоим выколол глаза. — Хм… — Вы сделали какой-то вывод? — поинтересовался Сидоров. — Да. Я пытался понять, по какому принципу этот убийца отбирает жертв. Их всех объединяет лишь одно — они были жестоко изнасилованы и убиты. Далее никакой системы. Среди убитых есть несовершеннолетние, а есть пенсионеры, например, Кирилл Лукин и Янина Саминска. Им было за шестьдесят. Преступник очень осторожен, большинство его жертв были ему незнакомы, он подолгу выслеживал их и ждал идеального момента для нападения. Среди эпизодов есть спонтанные, а есть продуманные. Понимаете? Никакой системы. Это просто феноменально! Я предположил, что он выкалывал глаза и отрубал головы тем, кто знал его лично. Он боялся, что его отражение останется на сетчатке или те выживут и смогут рассказать, кто именно так издевался над ними. Это нелогичный и инфернальный страх. — Великолепный ход мыслей, — с искренним благоговением произнёс Сидоров. — Но здесь мы сталкиваемся с загвоздкой. Он обезглавил Виолетту не сразу. Судя по воспоминаниям сестры, сперва были слышны удары и звуки сексуального насилия, и лишь потом убийца обезглавил её и продолжил измываться над ней. Напомню, что он очень осторожен и самолюбив, он никогда бы не позволил себе рисковать. Но при этом он позволил жертве увидеть себя. А если бы она прокричала его имя и её сестра бы услышала? Что тогда? Конец, — Францев невесело ухмыльнулся на последних словах. В эти секунды пришли его заказ и ноздри защекотал приятный аромат. — И что же это значит? Выходит, он отрубает головы по какому-то другому принципу? — Вариантов несколько. Первый заключается в том, что он просто совершил оплошность, зная, что за стеной человек. Позволил жертве увидеть себя. В случае, если бы она назвала его по имени, он бы выломал дверь в комнату Евдокии и убил её, чтобы не оставлять свидетелей. Второй предполагает, что преступник обезглавливает своих жертв без какой-либо системы, просто из прихоти. Третий подразумевает то, что… Евдокия не до конца честна со следствием. — Ого! Неужто она знает, кто убийца и скрывает это? — присвистнув, поражённо спросил Александр. — Признаться, я склоняюсь к третьему варианту. Для первого наш преступник слишком внимателен и аккуратен. Для второго это исключение чересчур редко: шесть раз из тридцати. Остаётся третий вариант. — Вы собираетесь рассказать об этом следствию? — Ни в коем случае. Я собираюсь докопаться до её истинных воспоминаний самостоятельно. Нет, она не прикрывает убийцу. Но всё было не так, как она рассказывает. Замолчав, Францев взял вилку и начал есть. В его практике были случаи, когда даже под гипнозом люди лгали. Это происходило из-за недостаточного погружения. Игорю придётся попробовать ещё раз и на сей раз в более жёстких условиях, с более глубоким сеансом гипноза. Если его версия окажется верной, то станет понятно, что убийца лишал глаз и голов тех жертв, кто могли бы назвать его по имени. Когда с едой было покончено, Францев выпил чашку кофе и вышел из ресторана. В холле он столкнулся с Бруннером. На нём были бежевые брюки, голубая рубашка и чёрное полупальто. Отложив в сторону газету, он улыбнулся психиатру и встал: — Как продвигается расследование? — Неплохо, спасибо. Как твои дела? — Потихоньку. Может быть, прогуляемся? Или ты снова спешишь? — Можно, — едва заметно улыбнувшись, ответил Францев. Они вместе вышли из отеля и направились в сторону центра города. Игорь слушал рассказ своего спутника и ловил себя на мысли, что рядом с ним очень комфортно и даже уютно. Зигфрид излучал какое-то необычное тепло, хотя с виду казался холодным и сдержанным арийцем. — Может, сходим? Следующий сеанс через двадцать минут, — предложил Бруннер, когда они остановились возле кинотеатра «Октябрь». На большой афише были нарисованы люди в чёрных масках, спускающиеся в жуткое подземелье. Детектив «Чёрные лица» был снят в лучших голливудских традициях, хоть и являлся отечественным. — Почему бы нет? Идём. Фильм позволил Игорю на время отвлечься от мрачного расследования. Он попросту не заметил, как пролетели полтора часа. После просмотра мужчины зашли в ближайший бар. Место было довольно простенькое, с дешёвыми столиками и большим количеством подозрительных посетителей, но Францеву было хорошо. — Расскажи о своей семье, — попросил Бруннер, в светло-зелёных глазах которого появились хмельные блёстки. — Мой отец был хирургом, мать — переводчиком. Оба уже умерли. А что твои родные? — Я тоже сирота. Почему ты решил стать психиатром? — Мне хотелось видеть людей насквозь, — туманно улыбнулся Францев и сделал глоток коньяка. — Вот именно за это я и опасаюсь представителей твоей профессии, — хмыкнув, заметил Зигфрид. — Не стоит. Мне хватает на работе анализа. Вне стен больницы хочется просто расслабиться… — Понимаю. Именно поэтому я и развёлся… нигде не мог расслабиться. Хотелось покоя, а получал скандал на скандале, — невесело заметил Бруннер. — Не жалеешь? — Нет. Искренне рад, что оставил эти отношения в прошлом. Францев подумал о Косте. А ведь когда-то между ними была любовь. Или влюблённость? Психиатру всегда казалось, что эти отношения не продлятся долго. Так и произошло. Игорь хотел домашнего уюта, а не постоянных выяснений отношений. Скандальный Константин получал некоторое удовольствие от каждодневных ссор. Францев очень любил думать. Бывало, он мог часами копаться в своих мыслях, вести внутренний диалог, а Костю это категорически не устраивало. Он ждал постоянно контакта. Если бы они могли вместе помолчать, то это бы сблизило их… — Ты немного загрузился? — проницательно спросил Бруннер, делая ещё один глоток коньяка. — Ты прав… Вспомнил о прошлых отношениях. Я был слишком замкнут для них… увы. — Время не стоит на месте, тебе ли это не знать? — подмигнув, с нотками веселья в голосе спросил Зигфрид. — Верно. И я хочу поблагодарить тебя за этот вечер. Он был прекрасен. Бруннер провёл указательным пальцем по крупному циферблату своих механических часов и улыбнулся. …Посреди ночи в номере психиатра раздался телефонный звонок. Мужчина с трудом разлепил глаза, нащупал на тумбочке аппарат и поднял трубку: — Алло? — Францев? Это Ольховский, — раздался резкий голос. — Доброй ночи. — Евдокия Полицаева покончила с собой. Её обнаружила двоюродная сестра полчаса назад. — Ч-что? — опешив, психиатр принял сидячее положение и потёр свободной рукой горячее ото сна лицо. — Рядом с телом нашли предсмертное письмо. Оно адресовано вам. — Я еду, — выпалил Францев и положил трубку на рычаг. Сон как рукой сняло. Евдокия повесилась в той самой комнате, где они проводили сеанс гипноза. К моменту, когда психиатр вошёл в квартиру, тело уже сняли из петли и погрузили на катафалк. Игорь, не обращая внимания на недовольного Ольховского, взял со столика конверт, на котором было написано «Доктору Францеву». Пройдя к окну, он распечатал его и начал читать: «Мне очень стыдно. Я обманула вас. Мне хотелось думать, что я что-то из себя представляю, хотелось какой-то остросюжетности… Я обманула всех. Когда мою сестру убили, я испытывала не только страх, я была рада… Я ненавидела её. Она всегда была лучшей, родители любили её гораздо больше, чем меня. Я была старшей, я должна была заботиться о ней, выполнять все прихоти… Я всегда желала ей смерти. Не было никакой фуфайки и шапки-ушанки. Я больше не могу жить со всем этим грузом. Я ненавидела и ненавижу свою сестру. Мне совершенно её не жаль. Но я не хочу, чтобы из-за моей лжи обвинили ещё кого-нибудь. У меня не было никакого перелома. Я его выдумала. Попросила подругу-врача наложить на ногу муляж гипса, он очень легко снимался. Это позволяло мне каждую ночь, когда родители в рейсе, уходить на дискотеку или на свидания. Тот вечер не был исключением. У меня имелся дубликат ключа от моей двери. Я сняла «гипс» и ушла из дома. Когда я вернулась, то обнаружила расчленённый и обезглавленный труп Виолетты. Я побежала за бабушкой. Сперва мне было жутко, но потом я испытала облегчение от её смерти. Мне удалось изобразить ужас и раскаяние. Но дальше так жить невозможно. Мой уход абсолютно доброволен». Францев дочитал и судорожно выдохнул. «Что ж, я был прав», — мрачно подумал он и взглянул на Ольховского, не сводящегося неприязненного взгляда с психиатра. — Что там? — спросил следователь. Игорь молча спрятал письмо в карман кожаной куртки и вышел из квартиры Полицаевой.