Сатана

«Когда моего сына изнасиловали и зверски убили, я решила начать собственное расследование. Признаюсь, я не верила, что смогу чего-то добиться. Тем не менее, сейчас, по истечении года, ощущая невероятную усталость, я могу с твёрдой уверенностью сказать, что нашла ответы на многие вопросы. Я знаю, кто убил моего сына, моего Данияра. Этот же человек стоит за другими убийствами. В письме я не могу назвать его имени, поскольку не уверена, что оно попадёт к вам в руки. Приезжайте. Я не верю нашей милиции. Вы — моя надежда. Есть шанс, что вы успеете… Жду вас по адресу: деревня Калашниково, улица 2, дом 10». Проснувшись на рассвете, Францев попросил у Сидорова ключи от машины. Ему хотелось поговорить с анонимной женщиной с глазу на глаз. Спустя час езды Игорь оказался в большой и явно зажиточной деревне. Во дворах дети гоняли мяч, весело перекрикиваясь, земля и стёкла домов были накалены. День обещал быть жарким. Францев притормозил возле нужного дома, снял солнцезащитные очки и вылез из автомобиля. Незнакомка, написавшая письмо, проживала в добротном деревянном доме с резной ярко-синей крышей. Калитка была распахнута, словно приглашая гостя поскорее пройти. Францев поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Через несколько мгновений её открыла мрачная молодая женщина с конопатым лицом и рыжей косой, спадающей на левое плечо. — Доброе утро. Могу я видеть хозяйку дома? — Опоздали вы. Померла она. — Как померла? Когда? — Францева словно окунули в ледяной воде. — Ночью. Упала с лестницы. Шею сломала. Вот такая глупая смерть… — Милиция уже была? — Да. Недавно уехали. — Я могу пройти? — А вы кто? — насторожилась женщина. Францев показал удостоверение и та сделала шаг в сторону, пропуская гостя. — Как вас зовут? — тихо спросил психиатр, проходя в просторную гостиную. Прохладно, чисто, уютно — здесь хотелось остаться навсегда. — Анастасия. — Вы обнаружили тело? — Да… У меня ночью голова разболелась, решила зайти к соседке, она обычно поздно ложится. Подошла, значит, к дому, а дверь открыта. Я вошла внутрь, и сразу увидела Татьяну. Она вот тут лежала, — Анастасия указала на нижние ступеньки крутой лестницы, ведущей из коридора на второй этаж. — Я пощупала пульс — мертва. Да и так было понятно, поскольку шея была неестественно изогнута. Вызвала милицию, они очень долго ехали. Местный участок закрыт, старый участковый погиб, нового пока не прислали. — И что же, они установили, что это несчастный случай? — Да. Спускалась со второго этажа, неудачно упала. Вот такое горе. А ведь крепкая баба была… — Но почему же тогда была открыта дверь? — Так они сказали, что следов взлома нет. Она иногда оставляла дверь открытой — по забывчивости. Ничего удивительного. — Вы были близкими подругами? — Не сказала бы, что шибко близкими. Татьяна больше сама по себе была, никакими задушевными историями не делилась, чаще я говорила, а она слушала и молчала. — А вы знаете, что случилось с её сыном? Францев подошёл к комоду, на котором стояли несколько фотографий. На каждой из них был запечатлён мальчик лет пятнадцати. Рядом стояла крупная, крепкая женщина с широкими плечами, южным загаром, каштановыми волосами, убранными в тугой пучок. Настоящая деревенская баба, не расплывшаяся и тучная, но крепкая, как камень. — Ой, вся деревня рыдала. Данияр жуткой смертью умер, — обняв себя за плечи, Анастасия с болью посмотрела на фотографии, которые изучал психиатр. — Это они вдвоём. Вместе. Если верить материалам дела, мальчишку неоднократно изнасиловали, затем разрубили на куски и части тел сложили в мешок. Его обнаружили на следующий день, в заброшенном доме на окраине Архангельска. Францев прочёл это накануне вечером. — Она не говорила что-нибудь об его убийце? — Нет. Она была строгой и жёсткой. Если кто начинал с ней говорить о сыне — сразу пресекала. — У неё оставались другие родные? — Нет. Был только сын. — Спасибо. Я осмотрюсь здесь немного… — Хорошо. Я пока чаю сделаю. Францев выдвигал ящики комода, искал хоть что-нибудь интересное и странное, но ничего не находил. В спальне Татьяны были обнаружены записная книжка и личный дневник, но психиатр не нашёл в них никаких упоминаний об убийстве Данияра и имён, фигурирующих в деле архангельского мучителя. Зато не оставалось сомнений — записку действительно написала погибшая женщина. Почерк был идентичен. Мужчина уж было хотел закрыть дневник и вернуть его на полку, как взгляд зацепился за одно слово, обведённое в овал. Татьяна выделила его, оставляя кому-то зацепку. Уж не ему ли?.. «Вчера предлагали путёвки в санаторий «Ежевика». Не поеду, наверное». Слово «Ежевика» было дважды обведено. Францев сморгнул и отложил тетрадь. Неужели Татьяна знала, что преступник её убьёт, поэтому и обратилась к нему? Вероятно, он понял, что она подобралась слишком близко… И её внезапное падение с лестницы — не несчастный случай. Возможно, она даже написала имя убийцы, но преступник хорошенько «почистил» дом. Так или иначе, нужно было ехать в санаторий «Ежевика». Отказавшись от чая, Францев покинул дом Сутуловых. Он возвращался в город, полностью опустив оконное стекло и слушая радио, когда вдруг увидел в зеркале заднего вида уже знакомые коричневые «Жигули». Выходит, они следили за ним ещё в Калашниково. Игорь ощутил привкус железа во рту. Волнение слегка опьяняло. — Мог бы спокойно сидеть в своём кабинете, лечить больных и горя не знать, так ведь ввязался на свою голову… — пробормотал Францев, чтобы немного успокоить себя. Стоило въехать в город, как Игорь сорвался с места и скрылся в ближайшем переулке. Он гнал на бешеной скорости, распугивая прохожих и заставляя их грозить ему вслед. Зато «хвост» отстал. Сбавив скорость до допустимой, Францев минут двадцать катался по городу, а потом поехал к гостинице. Не успел он войти в неё, как возникший буквально из ниоткуда Сидоров повёл его к дальнему диванчику. — У меня есть новая информация, — произнёс он, доставая из папки пару листов. — Номера, которые были на тех «Жигулях» — не зарегистрированы. Это липа. — Они сегодня преследовали меня от деревни до города. Пришлось нарушить все правила дорожного движения, — с досадой ответил психиатр, потирая щёку. — И второе. У Феодосия алиби на момент убийства Сусанны. По крайней мере десять человек подтвердили его присутствие на именинах, в дачном загородном домике. — Не адепты? — Нет. Те, кто знают его только с одной стороны… — Сидоров вернул листы в папку и протянул её психиатру. — Спасибо. — А вам удалось что-нибудь нарыть? — Та женщина, что написала мне письмо, погибла сегодня ночью. Сидоров приоткрыл рот и изумлённо изогнул бровь. — Якобы несчастный случай, но, судя по всему, это не так. Она была сильной женщиной, самостоятельно вела расследование, не веря в торжество справедливости. И вдруг обратилась ко мне. Почему? Причина может быть лишь одна — она боялась, что не успеет. Видимо, совершила оплошность и дала понять преступнику, что подозревает его. Не зря же написала эту фразу: «Есть шанс, что вы успеете…». — Логично… Но кто принёс письмо в гостиницу? — Хороший вопрос. Её соседка сообщила, что Татьяна была одинока и замкнута. Да и откуда она могла знать, что я занимаюсь расследованием? В её доме я не обнаружил ничего, что бы указывало на её общение с семьями других погибших… — А это значит? Францев многозначительно улыбнулся. Поскольку на улице была жара, он не хотел больше садиться за руль, а путь до санатория «Ежевика» обещал быть неблизким. Поэтому психиатр попросил Сидорова подождать его в машине, отдал ему ключи и подошёл к стойке ресепшен. — Добрый день, — взглянув на бейджик с именем «Карина», добавил: — Не могли бы вы уделить мне несколько минут? — Добрый день. Да, конечно, — дежурно улыбнувшись, произнесла женщина, которая и передала ему записку от «загадочной незнакомки». — Вы сказали, что это письмо передала мне некая гражданка… — достав из кармана помятое письмо, тихо произнёс Францев. — Но ведь вы её знаете, верно? Карина покраснела и обвела рассеянным взглядом холл. — Не лгите мне. Я пытаюсь найти опасного преступника… — Д-да… Я знаю, кто принёс эту записку. — И кто же? — Я, — опустив взгляд, женщина закусила угол губ. — Я рассказала Тане о том, что у нас остановился частный детектив, который ищет нашего серийника… Она попросила передать вам письмо. — Кем вам приходится Татьяна Сутулова? — Подруга. Мы выросли в соседних домах. Я давно переехала город, мы созванивались, но встречались очень редко. Постойте… вы так говорите, будто что-то случилось. Что с Таней? — Карина уставилась на Францева, в ужасе распахивая чёрные глаза. — Она погибла. Несчастный случай. — Господи! — администратор закрыла ладонью рот, с трудом сдерживая крик. — Она говорила вам, кого подозревает в убийстве сына? — Нет… Но я знала, что она вела своё расследование. Я говорила ей, что это опасно! Хоть бы хны! А в последний наш разговор, то есть, вчера, сказала, что за ней следят и могут убрать. Просила передать письмо вам в руки, лично. — Где вы встретились? — На вокзале. Она передала мне книги, ну, для отвода глаз… В одной из них было письмо. Таня была убеждена, что преступник поблизости. — Вы смелая женщина. — Спасибо, но до Тани мне далеко, — сквозь слёзы улыбнулась Карина. Санаторий «Ежевика» представлял собой огороженную территорию, на которой находились порядка восьми жилых корпусов. Поскольку лето выдалось знойным, на площадках играли дети, взрослые прогуливались по широким аллеям, украшенным клумбами с цветами или спешили к небольшому озерцу, находящемуся поблизости. Францев не знал, что именно ищет, поэтому, поразмыслив, попросил Сидорова ждать в машине, а сам направился в сторону административного корпуса. Сидящая за стойкой женщина внимательно посмотрела на вошедшего. Поправив очки, отчеканила: — День добрый. — Добрый. Я занимаюсь расследованием, у меня есть к вам пара вопросов, — снимая солнцезащитные очки, как можно дружелюбнее произнёс психиатр и улыбнулся. — А документы у вас есть? — строго спросила администраторша. Францев показал удостоверение и заметил, что недовольства в женщине стало чуть меньше. — Мне нужно знать, останавливалась ли в вашем санатории Татьяна Сутулова. — Сутулова? Сейчас посмотрим… — с этими словами администраторша встала и подошла к стеллажам с папками, стоящим за её спиной. Какое-то время стояла гробовая тишина, после чего женщина вернулась за стойку, качая головой: — Нет. По крайней мере, последние три года. Более ранний учёт хранится в архиве. Францев тяжело вздохнул и в эту секунду его посетила блестящая идея. И, стоит признать, единственная. Потерев подбородок, он мягко произнёс: — Я бы хотел просмотреть архив за последние пять лет, включая самый свежий. Это возможно? — Ну вы же с корочкой. Как тут откажешь? — не без ехидства ответила женщина и жестом пригласила следовать за собой. Францев потратил несколько часов, копаясь в листах заселения и выселения. Он искал хоть какую-нибудь знакомую фамилию. Но, увы, всё тщетно. Психиатр всё ещё был уверен, что Татьяна оставила ему эту зацепку не просто так. Скорее всего, она была здесь. Уже уходя, он услышал строгий голос администраторши, провожающей его недовольным взглядом: — Год назад был пожар, часть архива сгорела. Может, то, что вы ищете, было там. — А документы за какой временной период были уничтожены? — резко обернувшись, спросил Францев. — Всё за семьдесят девятый и часть за восьмидесятый годы. Выйдя из административного здания, психиатр остановился возле широкого стенда, на котором были наклеены самодельные афиши, призывающие отдыхающих посетить санаторные мероприятия: концерт русского народного хора, кукольный спектакль, поэтический вечер современных авторов… Игорь вернулся в машину. Сидоров тут же сделал радио потише и выжидательно уставился на психиатра. Тот молчал какое-то время, щурясь от солнечного света, бьющего в лобовое стекло, а потом рассказал о результатах. — Ну, не забывайте, что Сутулова — простая деревенская баба. Вряд ли она стала бы оставлять шифры под землёй или на дне местного озера. Скорее всего, она думала, что убийца когда-то отдыхал здесь. — Может и отдыхал. Вот только я не наткнулся ни на одну знакомую фамилию, — Игорю хотелось высказать досадное предположение, что ему начинает казаться, что он идёт не по тому следу, но промолчал. — Вы сами сказали, что был пожар… — Да. Всё возможно, — рассеянно ответил Францев. — Мозги плавятся от жары. Поехали в гостиницу. После обеда психиатр скрылся в своём номере и обложился всеми материалами, которыми располагал. Взгляд и мысли метались от одного к другому. Францев очень не любил, когда мозаика не складывалась. Что он упустил? Что он должен был узнать в санатории «Ежевика»? Игорь взял в руки фотографии тех, кому убийца выколол глаза или отрубил головы. Они знали его. Вероятно, это было случайное знакомство… И как он отыщет этого ублюдка? Францеву вдруг подумалось, что это дело он проиграет. Уязвлённое самолюбие заставило мужчину встать, подойти к окну и распахнуть его. В номер залился запах зноя. Сейчас восстановиться могла помочь только прохладная вода. Францев долго стоял под охлаждающими струйками душа и только когда в душе снова возникла уверенность в своих силах, вернулся в комнату. Отыскав полотенце, вытерся им и надел свежую одежду. — Ладно, на миг забудем, что есть две категории жертв: те, кто знали убийцу и те, кто встретились с ним только в момент своей гибели, — произнёс психиатр и снова сел за стол. — Каким бы хитрым ты ни был, ты всё равно где-то наследил. Но где? Через два часа они с Сидоровым уже были неподалёку от дома, где проживала бабушка Виолетты Полицаевой. Психиатр попросил Александра подождать его в машине, а сам устремился к запертому дому. Ставни были закрыты, на двери висел амбарный замок. Бедные родители потеряли не только дочерей, но и бабушку. Подумав об этом, Францев покачал головой: глубокая психотравма на долгие годы. Воровато оглядевшись, мужчина приблизился к пристройке, дверь в которую оказалась просто прикрытой, а ручка перетянута проволокой. Ощущая себя самым настоящим вором, Игорь развязал проволоку и вошёл в пристройку. В нос ударил запах репейника, который неизменно ассоциировался у него с детством. Добравшись до узкой двери, ведущей в дом, Францев потянул её на себя и искренне обрадовался, когда та поддалась. Он оказался на кухне. В доме ещё пахло хозяйкой, но посуда и мебель покрывались пылью, ставни прятали дом от солнечного света, отчего стоять во мраке старой кухоньки было не по себе. Игорь прошел в комнату, что являлась спальней. Половицы тихо поскрипывали под подошвой кед. Францев остановился возле серванта. За стеклом, на одной из полок, стояли фотографии: улыбающиеся отец, мать, Евдокия, Виолетта и бабушка. В углу кто-то пискнул. Повернувшись на звук, Игорь увидел небольшую мышку, быстро забегающую под кровать. Францев пробыл в доме более часа, но так и не нашёл чего-нибудь стоящего. Конечно, он мог бы наведаться к убитым горем родителям, но посчитал, что это не лучшая идея. Вряд ли те будут готовы к диалогу, да и что они могут знать? Психиатр вышел из дома и заметил Власова и Шаталину, идущих по дороге в сторону магазина. Немного поразмыслив, Францев направился к ним. — Добрый день. — Здравствуйте, — улыбнулась Шаталина. — Добрый день, — кивнул её брат. — Я слышал, что случилось с Галиной Олеговной. Примите мои соболезнования. — Да, это ужасно… Всё это просто в голове не укладывается… — тут же помрачнев, пробормотала Екатерина. — Почему Евдокия покончила с собой — до сих пор не ясно, — жмурясь от яркого солнца, проговорил Власов. — Ваш приятель Денис до сих пор не вернулся? — Да, он же на две недели уезжал. — Что ж, не буду вас задерживать, — кивнув, Францев отвернулся и хотел уж было уйти, как Власов коснулся его плеча. Игорь обернулся. Мужчина проследил взглядом за заходящей в магазин сестрой, и негромко произнёс: — Позавчера на Лену Логинову, живущую в соседнем доме, было совершено нападение. Ей чудом удалось сбежать. — Она заявила об этом? — встрепенулся психиатр. — Нет. Её мать категорически против, не хочет позора и огласки. Сколько ещё таких, боящихся порицания общественности? Глупо… — Я могу поговорить с ними? — Сомневаюсь. Я возвращался поздно вечером, увидел Наташу, мать Лены. Сидит на крыльце своего дома и плачет. Я спросил, что случилось, она и рассказала. В милицию я бы не пошёл, ведь Наташа мне доверилась. Она категорически против обнародования этого. А вы, вроде, не милиционер, вот решил вам рассказать. — Значит, думаете, она не станет со мной говорить? — Думаю, нет. Позора боится. — Покажете мне их дом? — Конечно. Идёмте. Вскоре они подошли к одноэтажному деревянному дому. Садик был завален лопатами, граблями, деталями от старых велосипедов. Францев остановился у ворот и вытер пот со лба. Он хотел уж было повернуться и пойти назад, как дверь отворилась и на крыльцо вышла девочка лет десяти. Взволнованно глядя на мужчин, она подбежала к забору и страшным шёпотом спросила: — Вы из милиции? — Да. А где твоя мама? — отозвался психиатр. — Пошла в аптеку, скоро вернётся. Арестуйте его, ведь это он тех девочек и мальчиков убил, — шептала Лена. — Кого арестовать? — Плеханова. Дядю Борю. Это он меня схватил. Стал прижимать к себе, а я давай пинаться, орать, видимо, куда-то ударила его, он резко отпустил меня, закричав… Мама сказала, мы в милицию не пойдём, ей скандала не нужно… А я хочу, чтобы его арестовали. Дяденька милиционер, миленький, пожалуйста… Резко замолчав, девочка развернулась и побежала в дом. Было видно, что ребёнок очень напуган. Францев вопросительно посмотрел на Власова: — А кто такой Плеханов? — Вон в том доме живёт, — растерянно ответил Иван и указал на добротный деревянный дом с голубыми ставнями. — Заводской рабочий. Францев попрощался с Иваном и направился туда. Но ворота были заперты, мужчине никто не открыл. Выглянувшая из окна соседского дома бабушка звонко произнесла: — Так он днями-то работает, сынок! Ночью приходите! На заводе он до часу! — Благодарю. *** Францев вернулся к дому Плеханова в половине первого. Он решил, что сперва поговорит с этим типом, а уже по итогу беседы посвятит в неё Сидорова. Поскольку вечером он взял у Александра ключи от машины, будить его не потребовалось. Он оставил машину в том же месте, что и днём. Было очень тихо. В окнах частных домов, тянущихся по обе стороны от дороги, не горел свет. Францев уже подходил к дому Плеханова, как вдруг ощутил дыхание на своём затылке. Всё произошло мгновенно: он обернулся и в эту же секунду что-то едкое попало в глаза и нос. Закричав, Игорь согнулся пополам. Лицо жгло. Он чувствовал, как нападавший скручивает ему руки и тащит куда-то прочь. Стояла гробовая тишина: даже если кто-то и слышал крик, то решил остаться от греха подальше в тёплой постели. Психиатра запихали в автомобиль. Он ничего не видел, ощущая, как из глаз течёт жгучая влага. Руки бесцельно блуждали по салону. И вот машина тронулась. Совсем рядом раздался голос, показавшийся Францеву знакомым: — Что, докторишка, нашёл убийцу? — Кто ты такой? — Здесь я задаю вопросы! Что ты нарыл? Говори, если хочешь жить. Клянусь, этой ночью я на всё способен. — Я не знаю, что тебе сказать. Я ещё… веду расследование. Францев чувствовал в голосе типа нервозность и нестабильность, машина мчалась на бешеной скорости. Психиатр понимал, что попал. Он пытался открыть глаза и увидеть хоть что-нибудь, но ничего не получалось. — Говори, что ты узнал? Кто убийца? Кто он?! — орал сидевший за рулём. — Клянусь, мне нечего терять! Я убью тебя… Игорь ощущал лишь бешеное биение сердца и подыскивал слова, чтобы ответ сохранил ему жизнь. Неожиданно автомобиль сделал резкий рывок вперёд. Удар. Францев треснулся лицом о бардачок, отключаясь. ...Он открыл глаза и ощутил ужасную боль, которая, казалось, овладела всем его телом. «Слепота» прошла, психиатр снова мог видеть мир вокруг себя, хоть и несколько расплывчато. Потерев покрасневшие глаза, он пробормотал то, что неожиданно выдал его мозг: — Синдром гиперкортицизма может возникнуть при поступлении глюкокортикоидов в организм извне, например, при длительном лечении различных заболеваний при помощи глюкокортикоидов, а также инъекциях глюкокортикоидных препаратов в область суставов и нервов, использовании некоторых кремов для кожи (включая отбеливающие), растительных препаратов, «тоников», применении мегестрола ацетата (синтетического производного прогестерона с глюкокортикоидной активностью). «Как я здесь оказался?» — рассеянно подумал Францев, глядя на дерево, в которое врезалась машина. Воспоминания начали собираться в пазл. «Меня же похитили!» — эта отрезвляющая мысль заставила Игоря посмотреть влево. На руле лежала голова, скрытая чёрной тряпичной маской с разрезами для глаз и рта. Сглотнув, психиатр потянулся к ней рукой и медленно стянул. Знакомое окровавленное лицо… — Это же… — изумлённо прошептал Францев.