Защитник

      Последний ужин этой смены проходил весьма шумно. Сдружившиеся друг с другом дети и ребята наслаждались последней ночью общения друг с другом. Завтра утром они разъедутся каждый по своим городам, и немногие сумеют сохранить возникшую между ними связь.       Задумчивый взгляд Дани был направлен на соседний стол, где среди детей младшего отряда несколько в отдалении от всех светлела одна знакомая макушка. Рядом с Домагоем никто не сидел, как повелось несколько дней назад, и Дани догадывался, почему. Впрочем, маленькую егозу не сильно расстраивало, что с ним резко перестали общаться, он справедливо рассудил, что теперь может проводить с Дани больше времени.       – Не хочу кашу, – Домагой капризно перевернул тарелку, привлекая к себе внимание.       – Сиди тогда без ужина, – молодая вожатая, видимо, устала от выходок этого белобрысого дьяволёнка и, разозлившись, потащила его из столовой.       Домагой громко упирался, однако, проходя мимо столика, за которым сидел Дани, и поймав его взгляд, притих, наверное, впервые в жизни испытав что-то похожее на чувства стыда. Он же хотел поиграть последний вечер с Дани, а эта злая вожатая пообещала, что он не уйдёт из комнаты до самого отъезда. Естественно, сидеть в комнате в гордом одиночестве Домагой не собирался.       Минут пять он просидел возле двери, вслушиваясь в звуки снаружи, пока, наконец, не услышал удаляющиеся шаги. Для верности прождав ещё немного, он распахнул окно и привычно перелез через балкон на улицу. Уже не первый раз Домагой таким способом отправлялся на ночные прогулки. Светлой тенью парнишка скользнул по дорожкам, уносясь прочь от белого здания и беспечно подставляя ночному воздуху своё лицо. Мимо проходили ребята, но никто не обращал на него внимания. Домагой вглядывался в чужие лица, пытаясь найти Дани. Может, он пошёл на пляж? Домагой, пока искал, успел обежать весь лагерь и дважды чудом не попасться на глаза вожатым. Но Даниела нигде не было.       – Дани… – тихонько прошептал Дома, понуро бредя обратно в сторону корпуса. Где-то почти рядом донеслись чьи-то грубые голоса, Домагой мигом скользнул за ближайшее деревце, напряжённо всматриваясь. Голоса звучали всё ближе, и вот в мелькнувшем свете одинокого фонаря он узнал ребят из той шайки, которые обижали Дани. Его Дани… Эта мысль тревогой кольнула где-то в груди, и Домагой зажал себе рукой рот, чтобы не закричать. Он же обещал его защищать, а сам не оказался рядом, когда это было нужно, из-за своей глупой выходки… Когда неприятная компашка скрылась за поворотом, Домагой помчался к зданию, надеясь, что Дани у себя в комнате.       В полутёмных коридорах никого не было видно.       – Где же ты, Дани?.. – негромко звал Домагой, пытаясь увидеть своего друга.       Тревога нарастала, неприятным холодком ползла по спине. Что могло произойти? Вдруг он не успел?       Озираясь по сторонам, Домагой поднялся на второй этаж, где находилась комната Даниела. Впереди себя Домагой заметил знакомую фигуру, тяжело бредущую куда-то вперёд. Издалека он не мог разглядеть, что не так, но чувствовал что-то нехорошее.        – Подожди, Дани! – Домагой со всех ног бросился вперёд.       Детский голос остановил Даниела на полпути и заставил содрогнуться всем телом. Первой мыслью было сделать вид, что он ничего не услышал, сбежать, пока Дома ничего не успел увидеть и понять. Откуда он здесь появился?.. Меньше всего Даниелу сейчас хотелось встретить Домагоя. Не надо малышу его видеть.. таким… Таким слабым. В голове гудело, пальцы судорожно сжимали край порванной футболки. Но бежать было уже поздно.       – Малыш… Давай ты пойдёшь к себе, – севшим голосом попросил Дани, смотря куда-то в сторону обшарпанной стены. Только попытался натянуть изодранную ткань пониже на открытый бок.       – Что это? Это они? – Домагой поднял изумлённый взгляд на Дани и в нерешительности протянул руку, чувствуя чужую боль.       Даниел стиснул зубы, не отвечая. Да, опять они, он не сомневался. Устроили тёмную, когда он возвращался в корпус, затащили куда-то в комнату. Вся спина покрыта оскорбительными надписями. Даниел не хотел знать их содержание. Ему достаточно было креста на боку, на скорую руку прорисованного двумя перпендикулярными линиями. Католический крест. Всё тело сводило не столько от боли и обиды, сколько от осознания своей слабости и беспомощности, что на этот раз он не успел ничего предотвратить.       – Всё хорошо, – отрывисто бросил он, развернувшись и сделав шаг в сторону своей комнаты. Надо успеть смыть эту грязь, пока не вернулись другие ребята.       Малыш тихо пошёл за ним, и Дани не возражал. От этого, хоть немного, но стало чуточку полегче. В комнате Даниел снял и намочил истерзанную футболку, всё равно теперь выкидывать, стараясь не поворачиваться к Доме спиной, и принялся остервенело оттирать чернила со своей кожи. Крест поддавался, но его смысл прочно впечатался в память. «Ты же веришь, серб? Скажи, во что ты веришь? Ты же знаешь, что это неправильно? Я покажу тебе истинную веру…» Хорошо ещё, что не ножом вырезали, а то ведь хотели. Даниел прикрыл глаза и стиснул кулаки, отгоняя воспоминания и чужой шёпот, эхом звучащий у него в голове. Только присутствие малыша помогло ему совладать с собой, не уйти в пучину боли или ненависти. Он улыбнулся кончиками губ Домагою, стараясь в первую очередь подбодрить самого себя, а сам внутренне замер. Ещё осталось, ещё много осталось на спине, куда он не везде дотянется, сам не справится. Явить малышу свою порченую спину, хуже не придумаешь. Хотя, малыш уже и так его увидел.       – Помоги мне, пожалуйста, стереть это, – мягко попросил Даниел после недолгой борьбы с собой, жестом указав себе на спину. – Только постарайся не читать…       Даниел повернулся спиной и присел, стараясь не думать о том, что там видит Дома и что обо всём этом думает. Но Домагой ни о чём его не спрашивал и ничего не говорил, лишь старательно возил мокрой футболкой, размазывая чернила по коже и кое-как их стирая. От осторожных прикосновений Дани чуть улыбнулся, прикрывая глаза и постепенно отвлекаясь от боли. Дани чувствовал, как внутри него становилось тепло от любви к этому непоседливому, но в то же время трогательно заботливому малышу.       – Тебе очень больно? – неожиданно серьёзно спросил Дома.       – Пройдёт, ничего страшного, – коротко ответил Даниел, направляясь в сторону шкафчика в поисках чистой футболки. И замер, почувствовав крепкие объятия со спины.       – Малыш… – с тихой нежностью в голосе прошептал он, осторожно поворачиваясь и обнимая Домагоя в ответ.       Тёплые прикосновения дарили ему успокоение. Этого достаточно, чтобы остатки переживаний отошли на второй план. Тоской в сердце отразилось другое – завтра, уже завтра они разъедутся и, наверное, больше не встретятся. И больше не будет этого малыша, так искренне его обнимающего. Он на мгновение прижался к острым плечам, стараясь запомнить этот момент.       – Дани, не грусти, – Домагой коснулся его кудрявых волос, неловко погладив, и выпутал из объятий. Не привык кого-то утешать, но очень старался.       – Всё хорошо.       Дани на мгновение задумался, какую память о себе оставить малышу, если они больше встретятся. Немного подумав, он стянул с шеи шнурок с деревянным крылом и одел на шею Доме – единственная памятная вещь, которую у него не украли, потому что он всегда носил её с собой. Домагой с интересом разглядывал подаренную ему вещь и расстроенно поднял глаза:       – Но.. у меня нет ничего взамен.       – Ничего, малыш. – Дани ласково коснулся его маленькой ладони. – Я тебя и так буду помнить.       Ему хотелось добавить ещё что-то излишне сентиментальное, наподобие: «И ты меня не забудь», но сдержался и не стал говорить. В глубине души он для себя осознавал, что глупо надеяться, что Дома будет лелеять о нём детские воспоминания, но Дани отчаянно хотелось в это верить. Так искренне малыш к нему тянулся всё это время.       С улицы донеслись голоса возвращающихся с ночной прогулки ребят, и Даниел поспешил отправить Дому вниз в его комнату.