Сага о Банкоре и его жертвах

      Право, стоило увидеть Корруон – столицу Империи – в день коронации Императора! С самого утра сияли и переливались в лучах ласкового солнца все улицы, вымытые и освеженные пронесшейся ночью бурей (которую какие-то злопыхатели сочли дурным знаком). Женщины за прилавками рынков улыбались – до начала церемонии оставалось добрых семь часов – и делали хорошую скидку своим покупателям, которые ходили по рядам и брали самые свежие продукты, чтобы как следует отметить такой замечательный день. Разноцветные ленты и флажки, казалось, парили в воздухе, взлетая от малейшего дуновения прохладного ветерка, а корзинки с белыми, алыми, фиолетовыми, голубыми цветами мирно покачивались на фонарях по всей столице. Их тени качались вместе с ними на мостовых, тротуарах, дрожали в каналах, прыгали по лицам уличных мальчишек и девчонок.       Даже суровые стражники добродушно улыбались и грозили пальцем тем озорникам, которые кидали камушки, пытаясь сбить корзинки с фонарей. И – удивительное дело – в тот же момент ребята превращались из шалунов в пай-девочек и пай-мальчиков, оправляли свои штанишки и, засунув в них руки, прогулочным шагом шли дальше, чтобы потом опять сорваться на бег.       К полудню кухарки заняли свое место за плитами и печами, вываривая, вымешивая и нарезая все принесенное с рынков; виноделы доставали из погребов лучшие свои вина; пивовары катили бочки хмельных напитков, предвкушая первую освежающую кружку с пенной шапкой. Все, что сажалось, выращивалось, собиралось, привозилось, все, что пеклось, варилось, мололось и жарилось – все это ставилось на стол одного гигантского всеобщего пиршества, которое начиналось в аристократических домах столицы и заканчивалось в маленьких рыбацких деревеньках, где бедные жены рыбаков вносили свою лепту в празднование в виде пустой ухи и стопки водки для мужей.       И вот уже слегка подуставшие жители столицы и близлежащих деревень начали собираться на Триумфальной Площади, чтобы воочию увидеть коронацию нового Императора. Кто-то удивился странному выбору будущего Императора Корриктона короноваться именно тут вместо Великого Святого Аббатства, где традиционно происходили церемонии коронации, венчания и отпевания особей высокого происхождения. Многие сочли это скромностью, дескать, будущий Император никогда не знал своих родных, можно ли винить его за то, что он не пока что считает себя равным им? Другие решили, что новый властитель хочет, чтобы народ получше узнал его, а Площадь вместит больше людей незнатного происхождения, чем пресловутое Аббатство. Хоть люди и относились к Галабену Корриктону с некоторым недоверием и опаской, но все же они желали, чтобы он решил давно зревшие проблемы, которые покойный Император не мог решить в силу пошатнувшегося здоровья. Некоторые аристократы делали ставку на то, что теперь с Сеоном – государством, где родился и вырос Галабен – будет проще договориться насчет спорного Хрустального пролива, а там уже можно будет чем-нибудь поживиться при заключении соглашения. Придворные дамы при разговорах мужей об этом хихикали и уверяли друг друга, что уж они-то без хрусталя не останутся, и их смех дрожал вместе с их золотыми сережками.       Вместе со слухами недоброжелателей, шипевших, что на троне будет сидеть марионетка Сеона, или Каррионского королевства, или, упаси Создатель и все святые его, Киминской Островной республики, множились более достоверные слухи, что Галабен в первое время будет ориентироваться на советы министра внутренних дел Инора Ловока и министра иностранных дел Калло Медино. «А уж они не подведут!» - этой фразой развеивались страхи и укреплялись питаемые жителями Империи надежды.       Коронация должна была скоро начаться. На Триумфальной Площади собирались мужчины и женщины, старики и дети, крестьяне и торговцы. Разодетые в пух и прах аристократки стояли на ступенях императорского дворца и обмахивались веерами, их мужья застыли рядом с ними. Среди них стоял и улыбающийся Инор Ловок со своей молоденькой женой, очаровательной Мелли – они поженились три года назад, и не было среди придворных того, кто засомневался бы в их чувствах друг к другу; неподалеку, грозно сложив руки на груди, возвышался сухой и собранный Калло Медино – человек чуть старше средних лет, который стал министром совсем недавно, но уже проявил свою преданность императорской фамилии. Оба министра были одеты одинаково официально - черный фрак, белоснежные манжеты рубашек и пышные жабо - но насколько по-разному они выглядели! Жена министра внутренних дел поправляла воротничок своего мужа, то и дело кривившийся набок под его грузноватым подбородком. Сам министр при этом тряс головой, словно пытался отмахнуться от ее заботы, но ее нежные руки продолжали колдовать над воротничком, а он не смел вслух попросить ее прекратить, да и не хотел. Калло Медино не был женатым человеком, его не окружала женская забота и внимание, и будем откровенны, он в них не нуждался. Его костюм отличался тем, что сидел на нем как влитой, подчеркивая подтянутую худощавую фигуру. Фалды, манжеты, воротничок - все было тщательнейшим образом отутюжено, а уж о том, чтобы малейшая запонка была не на своем месте, не могло быть и речи. Министр иностранных дел всегда одевался со всей тщательностью, и сегодняшний день не стал исключением.       Позади них толпились чиновники и, пользуясь своим положением, отвешивали комплименты графиням и баронессам – если были им представлены, разумеется.       Часы Великого Собора пробили пять часов.       Церемония началась.