Седьмая заповедь. Улица Воздержания

К поездке готовились долго. Подкопить денег… оправиться после августовского кризиса и снова подкопить… оформить всё… Вот так и сошлось, что оказались в Токио незадолго до седьмого ноября. Уля и раньше слыхала о том, что к этой дате в японской столице собираются многие и многие, дабы почтить память героя. И слухи не врали. Тут хватало и серьёзных учёных, и молодёжи – да и вообще кого только не было. Какие-то весёлые психи, не очень, кстати, молодые, явно родом из Союза, прыгали с бережка «в надлежащую волну» и орали: – Да здравствует великий азербайджанский разведчик товарищ Зоргенфрай! Ика с Улей посмеялись, он сказал ей на ухо, что родился и правда на Каспии, только в очень далёком будущем… Сколько же ей ещё предстоит о нём узнать! В спину им кто-то уважительно бросил: – Косплей! – а другой голос поправил в том духе, что это нечто большее и куда круче. Уж настолько-то Уля английский на слух понимала. Учитывая, что здесь большинство верило в переселение душ, никого даже ничто и не удивляло. Они ещё потолкались в толпе, а потом поехали домой к Ханако. Ей нездоровилось, и уже давно, и память она чтила наедине с собой… И вот Уля держит в ладонях маленькую высохшую руку Ханако-сан – и чувствует, что вот сейчас становится цельной. А старушка смотрит только на Рихарда и говорит чуть слышно: – Ты всё-таки пришёл. И ничуть не изменился. Пришёл меня отпустить, Ика-сан… – Нет, Хана-тян, не отпустить, а забрать, – и Рихард обнимает их обеих. – У тебя не получится, моё тело ещё живёт… Но что могла – отдала и отдаю сейчас. …Она покинет мир живых через два неполных года, летом. Уля остро ощутит этот момент, и все её внутренние личности оживятся, приветствуя сестру – теперь в полной мере.