Не жалей об этом

— Он меня уже бесит! — Возмущается Чимин, ходя по комнате из стороны в сторону, активно размахивая руками. — Достал уже, ведёт себя как ребёнок! — На каждом слове Пак делает маленький акцент, всё больше раздражаясь, стоило вспомнить выражение лица Чона, который уж слишком обнаглел за последнее время. Хосок же, молча наблюдал за срывом друга, думая, стоит ли вмешиваться в их отношения или поберечь свои нервы и отправить всё на самотёк. Но Хосок — не Хосок, если не встрянет в чужую личную жизнь. — Может, ты объяснишь в чём дело? — Для начала омега хотел во всём разобраться, а уж потом наезжать на несносного альфу, как это было раньше. Но время идёт, люди меняются, взрослеют, но Чонгук с Чимином — нет. Два сапога пара, как говорится, и не зря. — Каждый раз ты начинаешь с одного и того же, и мне нихера не понятно. — Омега устало вздохнул, когда непонимающий взгляд напротив устремился на него, ища в нём подсказку. Но после Пак стремительно изменился в лице, надув и без того пухлые губы, недовольно скрещивая руки на груди. Обиженная булочка взяла над парнем вверх, и теперь он совершенно ничего не хотел рассказывать про Чонгука. Потому что одно воспоминание о нём приводит младшего в бешенство, одно упоминание о нём заставляет Чимина хотеть убивать, и если бы не Хо, омега давно бы это сделал. — Мудила он, вот что! — Снова эта защитная реакция Пака, которую Чон давным-давно выучил наизусть, и ему не составляет труда разобраться в причине такого поведения, но чтобы не делать поспешных выводов, задавал наводящие вопросы, стараясь хоть что-то выяснить. — Не хочу я больше с ним ебаться, понимаешь? Не хочу! — Чимин взрывается вновь, да так сильно, что, кажется, из его ушей вот-вот пар повалит, чему способствовало его неестественно покрасневшее лицо. Если секунду назад Чим был просто злой милой булочкой, то сейчас он разъярённая буханка, которая разрушит всё на своём пути. Хосоку становится по-настоящему страшно. — Я ему игрушка что ли, по пять раз за вечер терпеть его трахтелки?! — Боже мой, Чимин, прошу, подробнее. — Чон уже умоляет младшего, чтобы ему в конце концов рассказали полноценную историю, отчего тот себя так некорректно ведёт. Но видимо, Чим совершенно не слышит своего хёна, продолжая бомбить, что его братец придурок конченный, который кроме секса ничего больше не хочет. — Бля, Чимин, это нормально как бы. — Младший бросил на парня недовольный прищур, услышав совершенно не то, чего хотелось — поддержки. — Он молод, амбициозен — это нормально, что ему хочется секса. — Хо пытается подобрать предложения как можно правильнее, корректнее, чтобы до розовой головушки Чимина дошло, что в этом нет ничего плохого. Но недовольный взгляд карих глаз твердил об обратном. — Конечно, то, что он требует этого каждый день не хорошо, так почему бы вам с ним просто не поговорить? — Я уже мозоль на языке заработал, сколько раз пытался с ним поговорить на эту тему! — Пак закипает вновь, но не так сильно, как минутами ранее. Возможно, он просто преувеличивает всё то, что Чонгук весь такой плохой и непослушный. Чим сам хорош, только признавать этого категорически не хочет. — Но он не собирается меня слушать, снова и снова принуждая меня к этому! — Бля, ты его старший брат, неужели ты не можешь поставить его на место?! — Уже начал психовать Хосок, потому что эта ситуация ему начала конкретно надоедать. Два здоровых лба не могут найти друг с другом копромисс, и кто в этом виноват? Уж точно не сам Хо. — Ты Гука видел? — Истерично крича спросил Пак, вновь ходя по комнате из стороны в сторону, нарезая круги. — Такого лося разве можно поставить на место? — От одного воспоминания этого мальчишки тело Чимина покрылось мурашками, заставляя его невольно вздрогнуть от неприятных покалывающих ощущений. — Я говорю не про физические способности. — Фыркнул Хо, неосознанно закатив глаза. — Ты старше его на пять лет, неужели у тебя ума не хватило, чтобы высказать ему свою точку зрения? Чтобы «никакого секса и точка!» — Спрашиваю ещё раз, ты этого лося видел? Он одним движением тебя уложит и даже спрашивать не будет, хочешь ты этого или нет. — Тогда ударь его, чтобы знал своё место. — Единственное, что друг мог ему предложить, потому что иначе с Чонгуком никак. Обзавёлся Чим альфой, называется… Теперь каждый раз мозги им выносит. Ну никакой Хосоку личной жизни. — Да пошёл он. — Цокнул языком Пак, отворачиваясь от парня в противоположную сторону, показывая этим высокую степень своего недовольства. Омеги только так — обижаются молча, зато надолго, что и хер поймёшь, что именно ты сделал не так, что твой любимый неделю с тобой не разговаривает. Пак Чимин занимает в этом первые места, ибо такого капризного омегу не встретишь больше нигде… Почувствовав лёгкое головокружение, Чим присел на край чонова дивана, локтями облокачиваясь о колени. Перед глазами тут же потемнело, к горлу подступила тошнота, дышать стало невыносимо тяжело. Все эти симптомы были омеге знакомы, но он понимал, что это невозможно, так как теперь его чрево бесплодно, и это просто его нервишки шалят. Но когда состояние ухудшилось, и реально хотелось блевать, Чимину стало по-настоящему страшно. Он, не помня себя, поспешил в ванну, и если бы секундой позже, то пришлось бы ему генералить квартиру Хосока от собственной желчи. Чон поспешил к младшему, пихая ему в глотку таблетки, чтобы тому стало легче, но его организм отрицательно отреагировал на лекарства, возвращая их наружу. Омега не понимал, что делать, не знал, как помочь Чимину, потому что его судороги возле туалета всё продолжались, и как прекратить это, он просто не представлял. К счастью, через какое-то время желудок решил сжалиться над Паком, и тот, еле удерживая себя на ногах помчался к раковине, чтобы смыть неприятный привкус кислоты. Прохладная вода смогла привести того в чувства, но он по-прежнему задавался вопросом, из-за чего ему стало так плохо. Или отравился, или… Нет, это невозможно. — Чимин, с тобой всё в порядке? — Встревоженно спросил Хосок, ободряюще поглаживая младшего по спине, этим самым стараясь его как-то успокоить, поддержать. — Твой запах… — Этого не может быть. — Чимин повернулся к другу лицом, смотря на него глазами полных слёз. — Этого не может быть! — Омега отказывался принимать это. Отказывался думать об этом. Потому что он бракованный омега, который больше не может иметь детей. — Я ведь просто перенервничал и всё. — Как раз-таки, теперь тебе нельзя нервничать. — Зачем-то сказал Чон, вызывая у младшего новый поток слёз, который он просто был не в силах остановить. Лишь нежные и тёплые объятья друга успокаивали Чима, прямо как и сейчас, стоило тому лишь прижать его к себе. Пак вдыхал аромат старшего и он действовал на него как успокоительное. Хосок для него валидол, валерьяна, чай с ромашкой — личный наркотик. — Тебе радоваться надо, так почему ты плачешь? — Хо говорил это так нежно, так по-отцовски, что Чимин действительно начал думать, что находится в тисках своего родного человека, который всегда помогал в трудные для него моменты. — Просто, я не думал, что смогу иметь детей… — Еле слышно шептал юноша, обнимая друга крепче. — Это так неожиданно для меня… — Не для тебя одного. — Хмыкнул Чон, взъерошив непослушные волосы омежки, вызывая у того слабый смешок. — Обрадуй папку. — А стоит ли? — На что Пак получил вопросительный взгляд в ответ. — Ему вот-вот исполнится девятнадцать, думаешь, он готов к детям? — В любом случае, он будет счастлив. — Также ласково говорил Чон, нежно сжимая омегу в своих объятьях, от которых тот не спешил отстраняться. Наоборот, ластился ещё сильнее, вдыхая приятный успокаивающий аромат старшего. — Хорошо, сегодня же всё ему расскажу. — Кажется, теперь ему было совершенно не страшно, потому что рядом важные для Пака люди, которые всегда помогут, поддержат и в них просто-напросто нельзя сомневаться, ибо это грешно. Ребят отвлекли непрерывные звонки в дверь, которые с каждой секундой становились всё чаще, громче, начиная конкретно раздражать обоих своим звуком. Но открыть всё не спешили, чему незваный гость уже был не рад. Альфа слишком устал ото всего, устал каждый раз возвращаться в это место, стоит им с Чимином круто поругаться. Он просто морально истощён своим истинным, но противиться никогда не станет, ибо всё может стать в несколько раз хуже, как это было когда-то… Чонгук снова барабанит в уже бесящий его металл, и тот, наконец, отворяется, впуская младшего внутрь. Но Чимина там нет. Есть только Хосок и какой-то чужеродный запах, который заставил Чона невольно сжать кулаки от напряжения. Он по-свойски прошёл вглубь чужой квартиры, взглядом ища розовую макушку, и когда омега самостоятельно предстал перед ним во всей красе, Чонгук ужаснулся. — Что с тобой? — Он принюхивается, чувствует, что что-то не так, но с выводами спешить не собирается, трепетно ожидая ответа. — Что с твоим запахом? — Теперь его взгляд был устремлён на Хосока, который стоял облокотившись плечом о дверной косяк, с интересом наблюдая за парой. — Здесь был кто-то ещё? — Не дождавшись ответа, Чон взбесился, вновь испепеляя своего омегу взглядом. «Грязного» омегу, который «от» и «до» пропах чужим запахом. — Ты идиот или да? — Пак совершенно не ожидал такого разворота событий. Ему стало по-настоящему обидно, что его альфа, его истинный альфа настолько сомневается в его чувствах. — Как ты вообще можешь думать об этом?! — От тебя воняет другим альфой! Как я должен это понимать?! — Придурок, я беременный! — Шок накрыл с головой не только Гука, но и Хосока, который совершенно не ожидал, что его друг во всём признается. Думал, потушуется, повременит с этой новостью какое-то время, но Пак сказал это сейчас, прямо Чонгуку в глаза. — Мудила херова, пошёл вон отсюда! — Слёзы хлынули из глаз рекой, и Чимин не собирается скрывать своих эмоций, своей боли, которую он сейчас чувствует. Боли, которая когда-то умерла, но вернулась вновь, чтобы растерзать чувства юноши в клочья, не желая оставлять на нём и живого места. — Как… беременный? — Ты реально думал, что я развлекался здесь с другими мужиками, пока мне было плохо?! — Ни один, ни второй не желали слышать друг друга. Они тупо высказывали свою точку зрения, совершенно наплевав на собственные чувства. — Ты совсем конченный?! — Как беременный, когда?! От… — Но младший тут же замолчал, видя в глазах напротив обиду, боль, неприязнь, огорчение. Чимин разочарован в собственном брате, который стал ему намного больше, чем просто родной человек. — Ты хотел спросить «от кого»? — Голос дрожал от напряжения, глаза уже болели от непрекращающихся слёз, но они всё не желали иссякать, как бы омега не старался. — Ты точно придурок. — Ухмыльнулся он, отводя взгляд куда-то в сторону, лишь бы не наблюдать за этим человеком, который собственноручно роет могилу для их чувств. Кажется, всё начинает повторяться, как бы им не хотелось… — Прости, просто… это очень неожиданно. — Чон потянул руки к Паку, чтобы сжать его в своих нежных объятьях, но тот лишь отмахнулся, несильно ударяя чужие ладони своими. — Ты чего? — А ему и прикасаться теперь к нему противно, что тут говорить о чём-то большем? — Я сказал тебе, убирайся. — Чимин уже рычал от злости и обиды, приводя обоих Чонов в ступор. — Хосок, скажи ему! — Что я могу ему сказать? — Хо сложил руки на груди, виновато смотря на парня, который, кажется, скоро задохнётся от переизбытка собственных эмоций. — Он всё равно не уйдёт отсюда. — Ты прав, хён. — Ответил Чонгук, благодарно взглянув на омегу. — Но если он хочет, я уйду. — Теперь он с грустью смотрел на своего истинного, который глядел на него с прежней ненавистью, как это было почти год назад. — Ты ведь хочешь этого, верно? — Если бы я не сделал тогда аборт, интересно, как бы ты отреагировал на это? — Горько ухмыльнулся Чимин чувствуя, как влага стекает по впалым щекам, больно оседая на его искалеченной, истерзанной душе. — Сказал бы, что нагулял, как сейчас? — Чимин, лучше замолчи. — Позвал его Хосок, тревожно смотря то на одного, то на другого. Именно этого он и боялся, что Чим просто не выдержит этой эмоциональной нагрузки и выльет всё так, как есть. Так, как это хранилось в его прогнившей душе. — Ты и так сказал много лишнего. — Нет, пусть знает! — Истерично засмеявшись произнёс Пак, смотря в ничего не понимающие глаза напротив, которые не выражали ничего, кроме пустоты. — Я залетел от тебя ещё тогда и сделал аборт. — Но Чонгук по-прежнему не мог ничего понять, лишь раскрыл глаза от удивления. — Всё ещё не понял? Я залетел после твоего изнасилования, Чонгук. — Хватит, Чимин! — Чон старший больше не мог наблюдать за этой ситуацией, и чтобы она не переросла во что-то ужасное, в то, чего уже нельзя будет исправить, решил увести омегу в другую комнату, совершенно наплевав на его псики, крики и сопротивления. Спасти их отношения Хо считал должным, и он это сделал, пускай Чим этого и не хотел. Чонгук же впал в ужаснейший шок от услышанного. Чимин беременный? Он был беременный год назад? Он убил ребёнка, ничего не сказав альфе об этом. Это подло. Это больно. Чимин самый настоящий убийца, по крайне мере, сейчас так считает Гук. Совершить такое хуже всего на свете, и парень не знал, как вести себя в такой ситуации. Забить на всё хер и жить дальше, или послать всё к чертям собачьим, в том числе его истинного, который так с ним обошёлся. Но он не может. Не знает, стоит ли жертвовать собственными чувствами ради неизвестности. — Он… почему? — Альфа вёл диалог с самим собой, самостоятельно пытаясь найти ответ на этот вопрос, но его снова не было, что усугубляло ситуацию. Но Хосок всё прекрасно слышал, прекрасно всё знал, после присев рядом, произнёс: — Потому что он ненавидел тебя. — Слова старшего бьют в самое сердце, медленно и болезненно разрывая его на части. — Ты и представить не мог, как ему было тяжело… Он желал тебе смерти, Чонгук. — Слова омеги становились всё тише и тише, сопровождаясь негромкими всхлипами, от которых и так раненное сердце начало неприятно сжиматься, грозясь вовсе разорваться на куски. — Он не хотел иметь ребёнка от того, кто с ним так ужасно поступил и решился на аборт. — Хосок с ужасом вспоминал те времена, желая вычеркнуть их из памяти раз и навсегда, но, к сожалению, не мог. Эта боль осела на их сердцах, отравляя собой весь организм, рано или поздно приводя к смерти. — Был риск, что он больше не сможет иметь детей, но ему было плевать. — Неужели он настолько сильно меня ненавидел.? — Альфа не хотел принимать эту правду. Он предпочитал жить в иллюзиях, в больных галлюцинациях, где всё идеально, где он счастлив со своим омегой, но лишь бы не здесь, в реальности, которая так жестоко с ним обходится. — Больше всего на свете. Извини, но ты тогда был той ещё мразью, что ему ещё оставалось делать? — И без тебя знаю. — Недовольно фыркнул младший, сплетая руки в замок. — Но я не думал, что он тогда… — Потому что нужно думать головой, а не головкой! — А я и думаю! — Что за херабору ты мне втираешь?! — Не выдержал Хосок, повышая свой голос на парня, ибо сдержать своих эмоций сейчас он не мог. Потому что этот мудила врёт прямо в глаза и не краснеет! — Чимин мне все мозги проел тем, как ты каждый день требуешь от него секса, не менее трёх раз за день! Чем ты вообще думаешь, мудила?! Может, тебе перчик оторвать, чтобы ты придерживал своих коней? — Да понял я, понял. Больше не буду. — Надеюсь, что это так. — Устало вздохнул старший, взъерошив свои отросшие волосы, пропуская их между пальцев, слегка улыбаясь приятным щекочущим ощущениям. — А теперь иди домой. — Могу я зайти к нему? — На что Гук получил отрицательный взмах головой, расстраиваясь, понимая то, что он не может в последний раз взглянуть на своего омегу, которого до безумия любит, перед которым безмерно виноват, но хочет всё исправить. Но есть ли смысл, Чон пока что не знает. — Как он сейчас? — Единственное, что его сейчас интересует. Пусть он не сможет увидеть Чимина, но знать о его самочувствии, о его эмоциональном состоянии было важнее всего, как бы банально это не звучало. — Я дал ему успокоительного, поэтому он сейчас спит. — Ясно… — Приходи через пару дней. — Думаешь, всё наладится и он простит меня? — Я надеюсь на это.

***

Чонгук не может прийти в себя даже спустя несколько часов после того ужасного разговора. Ему больно до сих пор от сказанных Чимином слов, но и противно, только уже от самого себя. Потому что он ненавидит свою сущность альфы, который берёт не спрашивая, которому плевать на чувства других, который вечно высокомерный, эгоистичный, но такой же нежный и ранимый. Чон и подумать не мог, что Пак всё это время, весь этот год держал всё внутри себя, скрывая это за счастливой улыбкой. Он не мог предположить, насколько омеге было тяжело все эти дни, по его вине, между прочим. Чон всё ещё не может смириться с тем, что скоро станет отцом. Дважды. Он мог бы стать отцом дважды, если бы Чимин не убил их малыша. Отцовство — это ведь так прекрасно, от одной только мысли Гук должен уже прыгать от радости, но он этого не делает. Потому что всё не так, как хотелось бы. Потому что он сомневается, нужно ли ему это, правильно ли становиться родителем в столь юном возрасте? Правильно ли иметь ребёнка от родного человека, даже если он его истинный? Кажется, Чонгук начал жалеть об этом. Жалеть, что начал всё это… Неожиданно телефон парня завибрировал, и альфа был крайне удивлён высветившемуся контакту. «Папа». Почему он звонит, спустя столько времени? Неужели вспомнил о своих детях? Или ему что-то нужно? Может, решил в кои-то веки узнать, как поживают мальчики, может, он принял их любовь, которую выбрали не они — судьба? В любом случае, Чонгук очень соскучился по родителям, по пустым разговорам ни о чём, и выбросив из головы все ненужные мысли, попутно натягивая на себя улыбку, ответил: — Папа, неужели ты вспомнил о своём сыне спустя год? — Альфа не хотел язвить, не хотел ссориться с родным человеком, который является его опорой поддержкой на протяжении всей жизни. Но обида до сих пор кроется в его душе, как бы он не старался забыть. Мужчина на той линии только сглотнул громко, не зная, как начать разговор. А у Чона сердце кровью обливается, что из-за этой грёбанной истинности с родным братом он лишился всего, в том числе и семьи. Только вот, он в который раз задаёт себе вопрос «а нужно ли ему это»? — Сынок, привет. — Старший всё-таки решился разрушить эту убивающую тишину, сказав всего-то банальную фразу, а у Гука от неё в груди всё расцветает, в животе бабочки порхают, ибо как же он скучал по всему этому. — Как у тебя дела? Всё ли хорошо? — Омега сам сомневается в своём вопросе, так как папино сердце всё чувствует, но он с нетерпением ждёт ответа, чуть ли не грохаясь в обморок от напряжения. А младший и не знает, что и ответить. Сказать правду — папе станет плохо, не дай Бог. Соврать — также может кончиться неизвестно чем, а чем именно, Чонгук и думать не хочет. Он мечется между двух огней, решает, излить душу родному человеку или нет. Но если папа обо всём узнает, как он отреагирует? — Почему ты молчишь? — Родитель переживает, о чём говорит его дрожащий голос и еле слышные всхлипы, от которых Чону стало больно на сердце. Оно совсем скоро разорвётся, просто-напросто не выдержит всего того напряжения, которое парню пришлось пережить за последний день. Ещё немного, и его душу уже будет не спасти. — Сынок? — Пап, я больше не могу так. — Всего одно предложение, но оно сломало Чонгука, чему был удивлён старший омега. Юноша просто разрыдался в трубку, прикрывая ладонью собственные глаза, словно скрываясь от реальности. Ему нереально тяжело, очень больно, настолько сложно, что сдохнуть хочется. Но он не может. Он не должен думать об этом, потому что не должен подводить свою семью. Не должен подводить Чимина. — Я такой идиот… — Что произошло, малыш? — Чонгуку совсем скоро девятнадцать, но он по-прежнему остаётся для своего папы малышом, и это никак не изменить. Это его «малыш» смогло утихомирить его шторм в сердце, но насколько надолго — неизвестно. — Расскажи всё папе. — Прости меня… — Шепчет младший, стараясь сдерживать собственные эмоции, но чёрт, как же это сложно. Гук просто не понимает, как Чимин живёт с этим, держа все переживания внутри себя. — Прости нас… — И вы меня простите, детки. — Ещё секунда, и мужчина заплачет, но он держится, старается держать себя в руках, чтобы не казаться слабаком в глазах своих самых любимых, самых лучших малышей. — Каким же я был глупцом, простите… — Пап, прости, но теперь уже ничего нельзя исправить. — Тихий всхлип вырывается у младшего, но он поспешил исправиться, издав лёгкий кашель. Альфа остаётся альфой, и слабость — не его конёк. — Что ты имеешь ввиду? — Чимин беременный, пап. — И тишина. Дживон не может ничего сказать, потому что не находит подходящих слов к своему состоянию. Он поражён. Он в шоке. Он напуган. Он никогда не думал, что всё дойдёт до такого, даже если их дети истинные… — Пап? — Как же вы дошли до такого.? — Вопрос скорее риторический, на который ответа вовсе и нет. В голове всплывают моменты минувшего года, когда услышав от родителя эту фразу, Чонгук просто ушёл из дома, не желая больше видеть «предателя». Но он же папа, он старается защитить, уберечь и этого у него не отнять. — Чонгук-и, неужели ты так сильно его любишь? — Да. — Снова тишина. Почему это так сложно не слышать ничего в ответ? Почему так больно осознавать, что родители никогда не примут их любовь? Зачем они всё это начали.? — Но я сам не понимаю, нужно ли мне это или нет. — Ты сомневаешься в своих чувствах к Чимину? — Нет, я сомневаюсь, нужны ли мне эти отношения с Чимином. Ведь, если я исчезну из его жизни, он же сможет найти своего альфу, сможет быть с ним счастливым. — От собственных слов становится тошно. Гук это говорит, но сердце не принимает его решения, давая полный протест. — Ведь бывали случаи, что не истинные альфа и омега жили всю жизнь вместе. — Это всего лишь отговорки, чтобы успокоить неприятную боль в груди, но как бы не хотелось в это верить, чувства к омеге брали вверх. — Сынок, ты не прав. — Почему же? — Потому что нельзя разбивать сердце любимому человеку, даже если это родной брат. — Чонгук удивился словам папы, до сих пор не воспринимая их всерьёз. Неужели… — Чонгук-и, я всегда хотел, чтобы мои дети были счастливы, поэтому я прошу тебя, не убивай мою мечту. — Что ты… — Вы любите друг друга, я это знаю, чувствую, поэтому не мучай себя, слышишь? Ты нужен Чимину, нужен вашему малышу… и очень нужен мне… — Неужели ты… — Я принимаю вас, Гук-и. Даже если это неправильно, я желаю своим детям только лучшего, слышишь? — Папа… — Слёзы начали стекать по щекам парня, громко капая на пол, создавая за собой звук, эхом раздающийся в голове Чона, который просто не может поверить во всё, что с ним сейчас происходит. Именно сейчас он счастлив. Именно сейчас все сомнения исчезли из его сердца, и осталась только сильная, искренняя любовь к Чимину. — Спасибо… — А где же мой второй малыш? — С искренней улыбкой спросил мужчина, замечая, как Чонгук оживился, что теперь его младшенький самый счастливый мальчик на свете, чему сам был безмерно рад. — С внучком в придачу. — Он у Хосока. Поверь, лучше его сейчас не трогать. — Альфа знал, что папа начнёт расспрашивать, мол что произошло, поэтому решил расставить все точки над «и». — Я тебе всё объясню, но позже. — На что получил долгожданное согласие. — Что бы у вас не произошло, я надеюсь, что вы с этим справитесь. Знайте, что я всегда поддержу вас. — Спасибо тебе огромное, пап. Их разговор продлился ещё недолго, но и этому Гук был рад. Он действительно скучал по своим родителям, несмотря на то, что злился на них слишком долго. Теперь всё постепенно налаживается, идёт так, как и должно, остаётся лишь ждать Чимина, какое решение примет именно он. И даже если это будет разрыв их крепкой связи, Чон примет это, лишь бы его омега был счастлив. Главное, чтобы они оба не пожалели об этом.