— «Мы такие… разные. Пожалуй, единственное, в чём мы схожи — черты лица, фамилия и любовь.»
— Эй, — негромко зовёт Найф, чувствуя неуверенность спутника, что тот так отчаянно пытался скрыть. — Ты в порядке? Дэвид отвечает не сразу. — Не уверен. — Гм-м, и куда же подевалась жаркая, громкая, — насмешливо заулыбался водитель, — не знающая пощады бестия с огнём из глаз? Но Конрад лишь ещё больше помрачнел. — Неужто… — Давай не сейчас, Найф, — равнодушно отвечает шатен, смотря куда-то вверх, на ночное небо. — Не сейчас. За окном проносятся пейзажи, и они, может, и хотели бы остановиться, но оба понимали, что рано или поздно Конрад вновь загорится и будет кричать, просить, умолять завести машину. Боясь собственных мыслей и друг друга, они молчали, предвкушая ужас последующих ночей, но Дэвид не чувствовал злорадного возбуждения, как чуть ранее. Горечь и страх плотным туманом возникли в голове, сковывая всё тело. Словно яркий, стойкий цветок прорывался сквозь твёрдую, отравленную почву, так и Конрад чувствовал, как внутри что-то рвёт и мечет, не зная, как быть и что делать. Холодно. Шатен медленно и шумно выдыхает дым, прокусывая зубами фильтр сигареты, так отчаянно, будто это последний табак в его существовании. Не жизни. — Мы можем повернуть обратно, если ты того хочешь, — тихо, осторожно, словно боясь спугнуть, говорит Найф и поворачивает голову в его сторону. — Если… — Перестань, — перебивает Дэвид, но в его голосе нет ни грубости, ни дерзости, лишь дикое отчаяние, скрываемое за кукольным, до мурашек по коже неестественным равнодушием. — Это мой крест, а всё, что требуется от тебя — это просто, чёрт возьми, — его голос на секунду становится тоньше и он выбрасывает сигарету в окно. — показать мне их! Ответом послужил тяжёлый вздох. — Закрыли тему, приятель, — устало говорит Конрад. — Даже твои выкрики в сторону моего брата было не так тяжело слушать. — Но я правда не понимаю… — Мне плевать, как это выглядит со стороны! — вдруг перебивает и кричит спутник, но совсем не так, как в предыдущие разы. — Он любит меня, радуется каждому свиданию, не смеет и подумать, что мои чувства могут быть фальшивыми!.. Найф уж открыл рот, дабы возразить, но громкий рык и пронзительный взгляд ярких оранжевых глаз заставили его замолкнуть в тот же миг. — Ты многого не знаешь, — вдруг спокойно сказал Дэвид. — Это… неправильно. Мы — не чёрно-белые картонки на жестоком спектакле, показывающем, что есть добро или зло. Понимаешь? — Гм? — Я не могу быть хорошим или плохим, действуя по собственной выгоде, — он слабо ухмыльнулся и отвёл взгляд. — Наверное, это легко, когда ты не знаешь начала. Даже слишком. — Дэв… — Просто хочу до тебя донести, — резко повернул голову в сторону собеседника Дэвид. — меня выворачивает наизнанку, когда ты называешь меня психом, ублюдком, или ещё кем-то, как ты очень любишь. Может, я и такой, но… — Я понял, — холодно перебил Найф. — Тогда… извини? — Угу-м. Дэвид в тот же миг отвернулся и продолжил наблюдать за лесом, быстро проносившимся в окне. Раздражённое дыхание стало тише, и Найф чувствовал это щекочущее нервы напряжение, сжимал руль крепче, наивно полагал, что скоро спутник сорвётся и попросит остановить машину, но всё вновь пошло не так. Рядом раздался всхлип. — «Неужели?» — удивленный мужчина резко перевёл взгляд на спутника, попытался вглядеться в его лицо, но ничего не увидел из-за распушившихся волос. — Эй? Всё в порядке? Собеседник лишь слабо кивнул, но этого хватило, чтобы в лунном свете разглядеть слёзы, текущие по его бледным щекам. — Ты… чего? — Я не знаю, — прошептал младший Конрад. — Не знаю, что со мной происходит. Его начала бить мелкая дрожь. — Дэвид… — Мне просто… очень обидно, — поднял голову шатен, смахнув слезинки с подбородка. — Ты знаешь… Я никогда не желал Джеймсу зла, хоть иногда так и могло показаться. Я ненавижу, когда он плачет. Ещё больше — когда из-за меня. — Ну… — Я просто не знаю, куда мне всё это деть, — отвернулся собеседник. — Я просто… не справляюсь. — Ещё бы, — равнодушно хмыкнул Найф. — Не разговариваешь с ним, зато с дамочками выпивать успеваешь, по ночам гуляешь. Даже не представляю, когда ты наконец перестанешь пахнуть пивом и сигаретами, — в его взгляде на долю секунды промелькнуло отвращение. — Ты всё ещё так молод, чел… — Свято-о-ой отец, — грустно улыбнулся Дэвид. — Не стоит, без тебя знаю, насколько глупо поступаю. — Так отчего же не прекратишь? Младший Конрад вдруг громко и нервно усмехается в ответ, и на миг его печальная улыбка походит на оскал раненного, усталого зверя. Серые, и без того выцветшие глаза, показались в темноте почти что белыми, с расширенными, чёткими зрачками. Он будто позволил Найфу заглянуть глубже, попытаться понять, что скрывалось за той посмертной, мутной плёнкой, но, быть может, мужчине это лишь предвиделось. — Не знаю! Просто… ох, — Дэвид резко поник, улыбка слетела с лица, а взгляд вновь остекленел. — Это неправильно, но так… весело. — Ты перегибаешь и даже не думаешь о последствиях. Ты не в том возрасте, чтобы позволять себе подобное, — равнодушно ответил водитель. — Имей хоть какое-то благородство, возьми себя в руки. — Тебе легко говорить! — обиженно хмыкнул собеседник. — Ты же… никогда не скитался по дворам знакомых домов, понятия не имея, что делать дальше. Ты никогда не бился в окна, крича, что жив, когда единственным ответом было лишь молчание, ведь никто не видел и не слышал, — его голос становился громче и тоньше. — Ах, а ты был когда-нибудь на собственных похоронах?! Точно, ты же живой! А я был! Смотрел на лежащую куколку в гробу и смеялся. Смеялся как умалишённый, ведь не мог поверить, что там лежу я! Волосы младшего Конрада встали дыбом. — Милое, хрупкое дитя, — он сквозь слёзы широко улыбнулся своему отражению в стекле. — Я ведь… был так озадачен, увидев твоё тело, грустно висящее на ветке дерева. Глупый вид, правда? Вот и я так подумал. Ещё глупее было, когда ты метался на месте, правда не понимая, почему полиция не замечает. — Эй… — Не-ет, я расскажу тебе всё, — перебил Дэвид. — О-о, а знаешь, каждый милый Конрад отреагировал по-разному! Например: моя матушка, старая ведьма, ликовала, ведь любимый, вечно пьяный муж, отныне будет больше отдавать ей кровно заработанные! — он изобразил на своём лице радость. — Ой, отец! Лишние фунты на эль! Как хорошо, как всё хорошо сложилось! Он хрипло засмеялся, смахивая с щёк слёзы, а затем вновь посерьезнел. — Я никому нахер был не нужен, — Дэвид посмотрел на напряжённого Найфа. — Джеймс — единственный, кто жил в трауре. И я жертвовал другими, чтобы не нанести вред тому, кто посвятил мне всю свою жизнь. Я знаю, любовь — это меньшее, что я могу отдать ему, — он нервно улыбнулся. — но мы ближе, чем братья. Мы ближе, чем любовники. Младший Конрад вздохнул и закрыл глаза. — Даже сейчас… Ему плохо без меня, но мне не лучше, поверь. Ни один алкоголь не может заставить меня пылать так, как из-за его рук — нежных и родных. Ни одна пьяная шлюха не сможет мне дать того, чего может он. Никто меня не сможет полюбить так, как он. Найф, до этого лишь молча слушая, вдруг положил свою ладонь на его. Холодная. — А может, я до сих пор глупый, десятилетний мальчишка, — Дэвид даже не почувствовал; ни касания, ни как машина остановилась. — Хотя… почему может? — Успокойся, — выдохнул мужчина. — Главное, ты понял. — Угу-м… — Боже, Дэвид, ты же мне как сын почти уже. Я лишь хочу помочь, понимаешь? — Понимаю… и… ты меня пойми, — сглотнул собеседник. — Я не выдерживаю, боюсь самого себя и безумно люблю. — Знаешь, почему я сказал тебе о том? — Почему?.. — У меня тоже был когда-то человек, что разделял со мной и горе и радость, дарил тепло, заботу… Простую любовь. Прямо как твой Джеймс. Только имя её другим было — Анной звали, — грустно ухмыльнулся брюнет. — Юный, распустившийся цветок. — Что… с ней произошло? — холодно и даже чуть осторожно спросил Дэвид. — Ушла. — Как? — Ударил бедняжку, будучи пьяным. Кредиторы всю душу извели. А она рыдала, рыдала, а затем собрала свои вещи и покинула мой дом. Навсегда. Повисло недолгое молчание. Младший Конрад не решался посмотреть собеседнику в глаза, но первым посмел прервать гнетущую тишину. — Я… не знал. — Просто даю совет, чел. Останови это безумие, пока ещё можешь. — Ты прав, как всегда, но мы должны ехать. И я верю, это будет моей последней охотой, а там… я что-нибудь придумаю. Обязательно придумаю. — Обещай, что не тронешь тех, кто невиновен, — вдруг произнёс водитель. — Ни жён, ни детей. — Ах?.. — Это условие, Дэвид. Обещай мне. Шатен нервно сглотнул и чуть нахмурился. — Ну… — Обещай, чёрт возьми! Я не позволю тебе убивать ради поганой мести! И уж тем более не буду помогать тебе в этом. — Что… — Это наш договор, и если ты не согласен — можешь выходить с машины. — Нет! Я!.. — растерянно залепетал собеседник, но быстро сдался и опустил голову, поняв, что спорить бесполезно. — Я… обещаю.***
Железные грабли царапают асфальт с отвратительным скрежетом, а затем тёплый, осенний ветер кружит яркие, золотистые листья в воздухе, и, будто издеваясь, возвращает их обратно на дорогу. Он не злится, лишь устало вздыхает и сжимает рукоять сильнее. — «Не получилось во второй раз — получится в третий.» И так до бесконечности. Думать иначе — нет смысла, рабочий день все ещё идет, а волнение не приносит ничего, кроме плохого настроения. Будто заглаживая вину, ветерок играется с кончиками волос, и Джеймс легонько улыбается, когда заместо него представляет худую, бледную, такую родную руку.— Я буду совсем скоро, братик, — широко улыбался Дэвид, нервно поглядывая на Найфа. — Соскучиться не успеешь.
Он солгал. Плохо стало сразу, как только захлопнулась дверь. Ничего не объяснив, он ушёл. Снова. Что же всё это значило? Джеймс стал чаще смотреть в его глаза, и всё чаще ловил в них неискренность, печаль, злость. Но он улыбался в тот момент… Что же младший брат опять придумал? Почему не говорит?
— Ах, — вздыхает Джеймс, любуясь закатом, ведь только и природа стала по-настоящему успокаивать. — Надеюсь, в дороге не случится ничего дурного. Тихо. Ничего, кроме мелодичного пения птиц. Ни души, словно люди не желают выходить из своих домов, предпочитая лишь открывать нараспашку окна. Поначалу, Джеймса пугал этот город и его тихие, недружелюбные жители, которых он почти что не видел, только слышал, подходя поближе к тому или иному двору, но сейчас лишь с облегчением вздыхал. Может, было бы и неплохо остаться здесь навсегда. Лишь бы старший Питерсон не создавал проблем…Грабли упали на землю, создав шум. Руки вновь затряслись.
— Ник! — испуганно прошептал Джеймс, будто бы подросток мог его слышать. Он не видел его уже несколько дней. На второй — поднялся по лестнице, спросить, что тот будет на ужин, но в комнате ребёнка не оказалось, как и во дворе. Наивно полагая, что мальчишка гуляет с приятелями, Джеймс не стал ничего говорить приходящей поздней ночью Шарлотте, которая последние недели и дома толком не была. Она приходила лишь спать, завтракала и снова уходила, ничего не замечая. — «Но всё же… — нервничал Джеймс. — Где же он? Я не знаю его друзей, а если даже намекну — меня выгонят. Точно выгонят!» Ники был подростком крайне бестактным, но Шарлотта, в очередной раз извиняясь за сына, всегда находила причины его отвратительного поведения: переходный возраст, проблемы в школе, да и мальчишка, всё-таки…— Ох, скоро ужин! Лишь бы не забыть…
Джеймс и сам не верил, что Ник взаправду такой уж грубиян. Ребёнок ещё не раз пожалеет о своих словах, так что старший Конрад покорно ждал, проглатывая обиду в очередной раз. Ну, как и всегда. Незлопамятным он был человеком, да и злиться бессмысленно, — что это принесёт? Кроме… плохого настроения. — Ах? — становится темнее и дует ветер, предвещая лишь одно. — Скоро дождь. Нужно вернуться в дом. Будто испугавшись чего-то, Джеймс быстро скрывается в темноте за тяжёлой дверью, ровно за секунду до появления первой молнии.***
Ева всегда боялась грома. Бедняжка. Трудно было представить, как ей тяжело в этом городе, — мрачном, тёмном, где вечно льют дожди и сверкают молнии. И сейчас она предпочла сидеть в своей комнате, оставив брата на кухне, который доедал уж вторую порцию грибного супа, но услышав за спиной скрип, стало легче. Она знала, это пришёл Джеймс. — Солнышко, — мягко позвал он. — Ты не пришла ужинать, и-и я подумал, что принесу т-тебе сам. Она обернулась. — Спасибо, Бенджи, но я не голодна… — негромко ответила девочка и грустно посмотрела на окно. — Я так и думал, — вздохнул старший Конрад и вдруг слабо улыбнулся. — Но у меня есть что-то, от чего ты точно не откажешься. Ева не успела ничего сделать, как он достал из-за спины большое красное яблоко. — Мои… любимые, — она коснулась его холодных рук, когда тот подошёл ближе. — Спасибо. — Всегда п-пожалуйста, милая.И всё же, как она была похожа на мать. Джеймс задумался.
— Бенджи… — негромко позвала Ева. — Ты можешь побыть здесь, пока дождь не закончится? — Ох, — он уж хотел сказать, что нужно проверить Эндрю, но сдался грустному взгляду единственной дочери Питерсонов. — Д-да, солнышко, я могу.***
Она долго молчала, прижимаясь к нему. А он слушал, как по крыше стучат капли, и думал. О брате, о пропавшем старшем сыне и о том, что делать дальше. Наступит ли когда-нибудь светлая полоса? Или она уже наступила, а Джеймс просто не заметил… Неужто лишь смерть может забрать все несчастья? Как и радости… Смерть похожа на чёрную дыру, которая всасывает всё живое, будь то чувства, эмоции или воспоминания. Нет в ней ничего дурного, точно так же, как и доброго. Она просто есть. Пелена всех цветов, которая накрывает и никогда больше не отпускает. Море, которое топит и не даёт шанса выплыть на поверхность. Вечный сон без ярких, безумных картин и сюжетов. Часы, стрелки которых навечно остановились на самых разных числах. То, чего бессмысленно боится каждый. Сомнительный покой. Мёртвый не может быть грустным, точно так же, как и счастливым. — Бенджамин, — негромко зовёт Ева, отвлекая его от раздумий. — М-м? — Расскажи… — она вдруг виновато отводит взгляд. — Как ты оказался здесь? — А-ах, — Джеймс сглотнул. — Ч-что ты имеешь ввиду, солнышко? — Ты ведь не из РэйнХилла, да? Не зная, что ответить, брюнет лишь кивнул, покраснев от волнения. — Н-но… п-п-почему ты спрашиваешь? — с каким-то отчаянием в голосе спросил Джеймс. — Ты очень добрый. Я… рада, что ты есть у нас, но… неужели никто не ищет тебя? Почувствовав некоторое облегчение, старший Конрад отрицательно помотал головой. — Даже… твои родители? — грустно спросила Ева. — Солнышко… — он провёл рукой по её волосам. — Они… м-м… не могут. Больше не могут. Девочка отпрянула. — О-они… — Да, — вздохнул Джеймс, пытаясь сдержать дрожь в коленях от нахлынувших воспоминаний. — Иногда… т-такое случается. — Это ужасно, Бенджамин. — Я знаю, милая. Н-но я их до сих пор люблю. И буду любить. — Ах?.. — Просто знай и помни, солнышко. Мы должны стремиться любить и проявлять милосердие, ибо каждый заслуживает прощения. А ненависть ничего не принесёт, кроме бесконечного горя. Он поцеловал её в лоб и вдруг прислушался. — Кажется, дождь закончился.***
Потрёпанный дом небольших размеров выглядел в лунном свете чуть угрожающе, но несколько ваз с пышными розами, что виднелись за стеклом, немного скрашивали общий вид. На некоторых участках выцветшей травы можно было заметить молодые одуванчики. Хмыкнув, Дэвид перевёл свой оценивающий взгляд на Найфа. — Не молчи. — Ты всё ещё уверен? — устало спросил водитель. — Хотя, наверное, я сейчас буду не против. Спать хочется, не в машине же ночлег делать. Младший Конрад закатил глаза и раздражённо вздохнул. — Выходи уже. В лицо подул холодный ветер, который немного, но взбодрил. Запах чего-то сладкого в воздухе немного улучшил настрой, но колени тотчас задрожали, лишь послышался протяжный вой где-то вдалеке. Сглотнув, Конрад кивнул спутнику и сделал шаг в сторону крыльца. Неуверенно постучав, Дэвид, точно напуганный ребёнок, спрятался за спину Найфа, вызвав своим действием у последнего усмешку. Он и сам не знал, чего ожидал или хотел увидеть. Только чутьё, животное чутьё, что добыча где-то рядом и её нужно поймать. Послышались шаги, дверь со скрипом приоткрылась и из-за неё показалась красивая, но усталая женщина лет тридцати. Тонкое пламя свечи, что хозяйка держала в руке, освещало её острые черты лица и необычайно женственно выпирающие ключицы, на которые открывало вид её длинное, потрёпанное платье фиолетовых оттенков. Женщина смотрела холодно и строго, но взгляд её переменился сразу, как только она разглядела гостей получше. — Аннет! Хорошая встреча, — расплылся в улыбке Найф. — Как давно я тебя не видел. Искусанные губы хозяйки дрогнули от волнения, но она гордо подняла голову и скрестила руки. — Вернулся в родные края? — голос её был негромким, со сладкой хрипотцой. — Уж думала, ты не помнишь старых друзей. Аннет посмотрела с некой обидой и убрала непослушный чёрный локон, что снова выбился из её пышного пучка на голове. На Дэвида она внимания не обратила, а быть может не захотела обратить. — Прости, я был вынужден. — Слышала, и не раз, — хмыкнула хозяйка. — Для чего ты здесь? Найф отвёл взгляд. — Повидаться, скажем так… Послушай, Аннет, мне действительно очень жаль, что я уехал в такое время для тебя, но скажи… где Ларри? Женщина лишь горько вздохнула в ответ, прикрыв глаза. — Меня не волнует, где он. Этот человек исчез из моей жизни, а совсем недавно и из документов тоже. — Что? Вы… — Да, — отрезала Аннет. — Мы развелись. — Но… Младший Конрад, за всё это время ни проронивший ни слова, лишь изредка поглядывая на хозяйку, устало вздохнул, чем и привлёк внимание. — Гм-м? — Его зовут Дэвид, — сглотнул мужчина. — Он… э-э… — Давний знакомый, — хмыкнул шатен, неожиданно для самого себя. — Аннет, я прав? Конрад впервые так смущался перед женщиной, но понимал, что не спроста. Хозяйка не выглядела развращённой глупышкой, которая бы с радостью приняла незваных гостей, наоборот, она смотрела оценивающе, с укором, молчала, и Дэвид чувствовал себя глупым чадом перед ней, не смея даже язвить, как обычно это делал с девушками помоложе. — Правы, — наконец ответила она. — Милая, послушай, — вздохнул мужчина, прежде, чем хозяйка бы сказала что-то ещё. — Очень поздно, а дорога дальняя. Мы можем переночевать у тебя? На усталом лице Аннет появилось ещё большее недоверие. — Я прошу тебя. Всего одна ночь, а я твой должник. — Всего одна ночь, — повторила женщина и скрылась в темноте. — Проходите.***
Дэвид грел руки об чашку, где чуть ранее был горячий чай, и не особо вслушивался в тихую беседу, предпочитая думать о брате. Интересно, Джеймс сейчас спит в мягкой постели или ещё вытирает пыль со старых полок? Может, негромко читает детям сказки, пока они засыпают? Ах, на сердце его тяжело, нет сомнений, но это ненадолго.— «Скоро, вновь мы будем вместе, но иначе. Совсем иначе.»
— Как дочка? — спрашивает Найф, и Конрад вдруг прислушивается. — Нелегко, поди, девчонке? — Она сильная. И уж поверь, такой отец ей не нужен. Да и о чём это мы… Думаешь, он правда беспокоится о ней? — Не греши, Аннет! — воскликнул мужчина. — Ваши дороги разошлись, но Ларри любит Хлою не меньше, чем ты. Я знаю, о чём говорю. Женщина вздохнула. — Уж прости, но незаметно. Я и забыла, когда он последний раз подходил к собственной дочери, но теперь мне всё равно. Знаешь, я думала отгородить её от этого мерзавца, но сжалилась, когда он приполз сюда на коленях. — Я не ошибся? — удивлённо спросил Найф. — Ты хотела запретить отцу видеться с дочерью? — Да, но пойми, я лишь хотела её защитить, — Аннет отвела взгляд. — Мне очень страшно за Хлою, ведь она тоже любит Ларри. — Понимаю… Ты сделала очень важный шаг, и вам обеим сейчас трудно, но не совершай глупостей. Не запрещай им видеться. — Ах, ты прав. Хозяйка встала из-за стола, дабы налить ещё чая. Сейчас её карие глаза, которые в темноте показались Дэвиду чёрными, чуть блестели от надвигающихся слёз, но обернувшись на Найфа, она легонько улыбнулась. — Хлоя сейчас ночует в общежитии, недалеко от церкви. Так что, думаю, я могу предоставить вам комнату. — Тысячи благодарностей, Аннет, — кивнул мужчина. Подойдя к шкафчикам, хозяйка вдруг застыла. — Ох, я вспомнила… — задумчиво сказала она. — Если не ошибаюсь, Ларри говорил, что он на пару дней уедет из города. Дэвид повернул голову в её сторону. — По… какой причине? — сглотнул Найф. — Гм-м, кажется, юбилей у Оливера… Да, точно, у него. Уверена, что праздновать они будут в том пыльном особняке. — Спасибо. Конрад даже не заметил, как в его чашке вновь появился чай. Поблагодарив хозяйку, он скрылся в соседней комнате, не дожидаясь спутника. Но кутаясь в одеяло, Дэвида охватила тоска. С приоткрытого окна подул ветер, и когда он коснулся лохматых волос, младший Конрад представил заместо него руку, такую нежную и родную.