Тихо. Даже слишком.
Джеймс тихонько, чтобы никого не разбудить, открыл большое окно и жадно вдохнул холодный воздух. Фонари не светили уже давно, но сегодня это было и не нужно. Лунный свет освещал всю улицу, создавая из теней причудливые образы и силуэты. Неделю назад он боялся, старался не думать, уходил в свою небольшую, но уютную комнатку и старался заснуть, словно маленький ребёнок, но сегодня страха не было. Джеймс задумчиво смотрел куда-то вдаль, на небо, на тёмный лес, и иногда чуть дотрагивался до пачки сигарет. Это было бы неприлично с его стороны, они принадлежали Шарлотте, поэтому он убирает руку и осторожно, боясь упасть, наклоняется к окну. Приятный холод будто скользит по коже, и Джеймс чувствует необычную лёгкость. — И зачем мне только понадобились сигареты? — спросил он тихо в темноту, легонько улыбаясь. Неделю назад… Неделю назад казалось, что кроме Дэвида ничего не существует. Серые глаза, весёлые и в тоже время такие печальные, но родные, любимые… Джеймс ощущал себя таким защищённым, таким счастливым, таким, каким всегда хотел быть — особенным и любимым для кого-то. — Но…Кажется, что-то происходит.
Джеймсу стыдно. Стыдно, больно, а теперь ещё и противно. Он привык отдавать себя без остатка, ему даже нравилось, он чувствовал, что его любят, но… Всё было хорошо. Кажется. Воссоединение с братом — благословение, разве нет? Он и мечтать о подобном не мог, особенно после похорон. Или нет, мечтать — всё, что оставалось делать Джеймсу. Он был счастлив, неописуемо счастлив в тот день, когда увидел брата вновь. Но Дэвид больше не ребёнок. Это было ужасно и прекрасно одновременно. Дэвид любил вспоминать его растерянное лицо в тот момент. Можно ли сказать, что это было непривычно? Маленькое тело в маленьком гробу. Таким его запомнил Джеймс, но тогда…— Забавно, да? — широко улыбнулся младший брат в тот день. — У нас теперь меньше различий. Да и выше я тебя… Кто бы мог подумать?
Привыкнуть к новому Дэвиду оказалось тяжелее, чем он думал. Его младший брат, его Дэвид теперь взрослый мужчина с хриплым голосом и выразительными, но заострившимися чертами лица. Невольно Джеймс вспомнил его острые зубы и необычайно сильную челюсть. Да, непривычно. Определённо непривычно. И всё же…— Меня до сих пор отравляет чувство вины. Ты можешь простить меня? За всё. Просто… за всё. Я не должен был отпускать тебя в ту ночь, ты не должен был идти в лес, т-ты не должен был умирать, — шептал Джеймс, прижимаясь к холодному телу и совершенно не замечая удивление в глазах брата. — Что ты такое говоришь, братец? — ответил тогда Дэвид. — Ты не виноват. — Всегда буду виноват перед тобой. Я должен был догадаться… Но теперь, когда ты снова со мной… — М-м? — приподнимает искалеченную бровь младший брат. — Я хочу, чтобы ты был счастлив. Я готов помогать тебе во всём, готов отдавать тебе всё. — Даже тело? — почти издевательски смеётся Дэвид, но старший брат не замечает, а может не хочет замечать. — Душу. — Что? — Если это поможет тебе, то я готов отдать и душу. Потому что ты мой брат и я люблю тебя.
Джеймс нервно сглатывает. Душа… Его душа, искалеченная и очернённая, теперь никому не нужна, как, впрочем, и осквернённое тело. — Это ли… не справедливо? Теперь. Он гнал поистине страшные воспоминания прочь, но каждый раз они возвращались. Казалось, что они не только занимают все мысли, всю голову, но и окутывают всё тело, не дают вздохнуть, сжимают рёбра, пытаются задушить, и Джеймс устал спасаться, устал противиться. А был ли вообще смысл в этой борьбе? — Ах! Перед глазами проносятся картины. Вот его родной дом. Вот миниатюрная баночка с таблетками. Рука вдруг ощущает лёгкий холод, будто он и вправду держит эту баночку. Или нет? Этот холод не от неё, а от…— Положи нож, Джеймс, — шепчет испуганная мать. — Ты не в себе.
Вот он послушно кладёт нож на место. Он не помнит точно, для чего взял его, но это и не важно. Больше не важно. — Что это?.. А вот хорошенький двор, где под забором растут яркие одуванчики. Он кажется незнакомым. Да ведь так и есть, это Вороньи Ручьи. Его новый город, новый дом, новая жизнь. Вот разноцветные дома на соседней улице. А вот беззаботно смеющийся Дэвид с кровавой дорожкой под глазом.— Здесь мило, а, братец? — спросил он тогда. — Столько… энергии. Ты же сделаешь это для меня, правда?
Вот дорога, по которой до странности редко ездят машины. А вот ветка сирени качается на ветру и касается окна. А вот молодая девушка прижимает ладонь к перерезанному горлу, а глаза её, напуганные и с каждой секундой всё более стекленевшие, смотрят в сторону коридора, где лежит её подруга с пробитой головой и абсолютно неузнаваемым лицом. — Нет! Джеймс отшатывается от окна. Резко стало не хватать воздуха, поэтому вместо крика из горла раздались хрипы. — Нет, п-пожалуйста, нет!.. Разных возрастов и в разных позах, но едино было в них всех одно — ужас и непонимание в глазах. Они не знали, почему это произошло, а знал ли сам Джеймс? Да он и не хотел знать тогда, просто выполнял приказ и ожидал сладкой похвалы. Было страшно лишь первые разы, невероятно страшно, но потом…— Это что, азарт? — удивлённо спрашивает Дэвид, а затем мрачно смеётся. — Ты умеешь удивлять. Джимми.
Всё. Он готов был выполнить всё, только чтобы ещё раз услышать это ласковое «Джимми». Всё, чтобы чувствовать себя достойным поцелуя. Любовь их была безумием и они наслаждались этим, не сдерживаясь и не стесняясь. Любовь, у которой не было границ или запретов. Безмолвная любовь, запретная, любовь, в которой хотелось тонуть, бесконечно тонуть, лишь бы эти чувства никогда не заканчивались, но её всё равно было мало, неописуемо мало… — Нет… Эта любовь казалась жаром, невыносимым, испепеляющим всё на своём пути жаром. Но только сейчас Джеймс стал понимать, что это не жар, а обжигающий холод. — Х-хватит! Чёрные волосы взлохматились. По виску скатилась капля пота. От слёз всё стало размытым. Старший Конрад на негнущихся ногах снова подошёл к окну. Дрожащие руки вцепились в оконную раму. Страданье — вечная плата и справедливая, но часто бессмысленная. Его страданье было ничем, пылью, а слёзы его не стоили и капли чужой крови. Это нельзя было искупить, в этом нельзя было покаяться, а самое главное — это нельзя было забыть. Осознание пришло слишком поздно, пелена спала и глазам открылся ужас, а сердцу — понимание, страшное понимание, что он теперь проклят. Дважды.— Мы пройдём через это вместе, — обещал Дэвид, нежно проводя кончиками пальцев по волосам беззвучно плачущего старшего брата. — Это тяжело, понимаю. Но я же рядом, помнишь? Твой и ничей больше. Эти бедняжки… лишь плата за наше счастье, не более. Не бери в свою очаровательную голову. Слушай меня. Только меня.
И он слушал. Со страхом и наслаждением. Прижимался к холодному телу, вдыхал сладковатый запах и чувствовал себя таким защищённым. Джеймс хотел свободы, лишь каплю свободы от этих гнетущих мыслей, ночных кошмаров и преследующих образов; и Дэвид давал ему это, натянуто улыбаясь и смотря куда-то в пустоту, повторяя из раза в раз, что всё в порядке, что он рядом, что он всегда будет рядом… Темнота притягивает. Ветер ласково треплет кончики волос и Джеймс подходит ближе. Можно же закончить всё сейчас, верно? Просто забраться на подоконник и шагнуть вперёд, навстречу дикому ветру и свободе, истинной свободе. Чтобы не испытывать больше вины. Чтобы не чувствовать этот отвратительный холод. Чтобы не слышать крики невинных по ночам. Чтобы перестать плакать. Одно глупое решение. Одно движение. Вспышка боли, яркая, но быстро затухающая, и вот она — долгожданная лёгкость, когда все страдания и переживания вместе с кровью быстро текут прочь из тела, далеко-далеко… И тогда хочется смеяться от блаженства, познав слёзы счастья, ведь нет во всём мире большей награды, чем пустая голова, в которой больше нет ни одной тревожной, обременяющей мысли. Да, счастье! Это ли не счастье? Или нет?.. Вспышка — есть всё. Когда человек рождается и когда умирает. Ослепляющая белая вспышка — начало жизни. И болезненная, быстро потухающая — смерть. Всё переплетается, как и боль. Одно всегда вытекает из другого. Жизнь не может существовать без смерти, как и смерть без жизни. Величайшая ценность природы, которая не требует одобрения или осуждения. Смерть просто есть, как и жизнь. Мы ценим жизнь, ибо есть смерть. И уважаем смерть, ибо есть жизнь. — Это… — щёки слишком замёрзли, чтобы почувствовать, как по ним текут слёзы. — Глупо. И Джеймс отходит от окна.***
Тепло возвращается в кухню. Молодой человек сидит в углу и старается больше не смотреть в сторону плотно закрытого окна. Больше не холодно. — «Смерть неизбежна, так зачем намеренно приближать её? Пока я жив — у меня всегда есть шанс что-то изменить и улучшить, надо лишь хорошо подумать. Это не легко, но уж гораздо лучше, чем добровольно лишать себя этого самого шанса. Мёртвые не могут передумать. Лишь перестань бежать, остановись и смахни с ресниц слёзы, ибо они мешают видеть суть, а затем, когда всё вновь обрело чёткость, а сердце перестало так бешено биться, толкая на последнее, воистину глупейшее решение — пойми же, что выход есть.» Джеймс слабо и устало улыбнулся. Скоро рассвет. Надо подниматься с холодного пола и идти спать. Но сначала… Дрожащие руки берут уже остывший чайник.***
Он смотрит на своё отражение в большом зеркале. Новая одежда хоть и простая, но очень нравится Джеймсу. Длинные шорты тёмно-синего оттенка доходили лишь до колен, открывая вид на исцарапанные икры, а белоснежная футболка с коротким рукавом приятно обтягивала худощавое тело. Тёплый кардиган тёмно-песочного цвета был похож на плащ, что старший Конрад носил ранее, но он старался об этом не думать. Свою старую, пропитанную кровью одежду Джеймс выбросил ещё давно, не в силах больше даже смотреть на неё.— И симпатичные чулки тоже? — недовольно спросил тогда Дэвид, отвернувшись к стене. — Да. П-прости, — сухо ответил Джеймс, рассматривая себя в новой одежде. — Выглядит хорошо, правда? Миссис Питерсон постаралась. — Не меняй тему, — младший брат на него даже не посмотрел. — Хотя бы так часто, а то заметно. — Ох… — Я думал, они тебе нравились. Ха-ха… Прелесть же, а не чулки. Трофей, между прочим, — Дэвид не заметил, как всё тело старшего брата вздрогнуло. — А ты теперь даже не скрываешь, что они тебе… противны.
Дэвид был прав. Раньше казалось, что они действительно милые. Раньше… много чего казалось другим. Джеймсу противно от одной мысли, что он когда-то так одевался. Будто…— Поганая шлюха, — зло бросает отец. — Почему ты просто не можешь быть нормальным?
Нервно сглатывает. Он просто хотел, чтобы на него смотрели с интересом, а не с ненавистью, он хотел нравиться Дэвиду, но только сейчас понимает, насколько это всё было пустым. Разврат ради разврата. Джеймс отдавал своё тело на растерзание чужим взглядам и пошлым прикосновениям своего брата, надеясь, что именно это и значит — быть красивым, быть любимым. Нет же ничего плохого в том, чтобы хотеть нравиться? Но…— Почему он всё равно не смотрит на меня?! — спрашивает пустоту Джеймс, не обращая внимания на потёкшую от слёз тушь.
На кончиках пальцев осталось немного пудры. Джеймс смотрит с отвращением, а затем идёт к раковине. — Давно уже пора… Холодная вода бодрит, но всё ещё хочется спать. Он не знает, сколько прошло времени, но это не важно. Зеркало вновь отражает привычное лицо. Всё такое же бледное и измученное. Со впалыми щеками, чуть длинноватым, заострённым носом, невероятно усталыми карими глазами и синяками под ними. Но Джеймс легонько улыбается. — Настоящее… И не такое уж и кривое, как говорила мама. — Ты опять разговариваешь сам с собой, Бенджамин? Старший Конрад вздрагивает от испуга. Включается свет, ослепляя, но лишь на пару секунд. Джеймс резко зажмуривается, а когда привыкает к свету, то видит в проходе обеспокоенную Еву. — Что-то случилось? — спрашивает девочка, чуть склонив голову, отчего её длинные, растрепавшиеся рыжие волосы волнами упали на мордочку плюшевого медведя, которого она прижимала к себе. Джеймс, выдохнув, натянул на лицо свою обыденную улыбку. — Всё в порядке, солнышко!.. — пролепетал он, прекрасно понимая, что выглядит неубедительно. — Я-я в порядке.***
Что-то капает. Без конца капает. И Ларри Харт так же без конца благодарен темноте за то, что он не видит этого. Может, это слёзы Эдварда. А, быть может, это кровь уже подозрительно давно не кричащего Оливера. Светлые волосы слиплись от пота. Мозоли от крепких верёвок пульсируют и горят, но он молчит. Не потому, что не боится, а просто не видит смысла. Он даже немного рад, что Оливер наконец заткнулся. Но он не хочет думать, почему Оливер заткнулся. — Почему? — будто вторя его мыслям, послышался чуть дрожащий голос Эдварда. Ларри хочет рассмеяться. Кто бы мог подумать, что сегодня, в этом сыром и тёмном подвале, исполнится его заветная мечта? Плач самого Эдварда Кэрри! Тихий, даже не от страха, а от боли, но это не важно! Настоящая награда! Райское удовольствие и Адское наслаждение! О, если бы не скрип острых зубов где-то рядом… — Почему я это делаю? — почти что ласково спросил кто-то, остановившись совсем рядом. — Почему я вижу твою уродливую морду, если убил тебя много лет назад? — зашипел не своим от злости голосом Эдвард. И вновь тишина. Но что-то снова капает. Это раздражает ещё больше, чем вой Оливера. — Потому, что твой поганый язык — враг твой! — снова шипит кто-то и делает резкое движение, после чего слышится хрип Эдварда. — И сделаю я с ним то, чего хотел сделать ещё тогда… Да и не только я хотел, сам знаешь. Ларри знаком этот звук, что в тишине кажется оглушительным. Нож. Его звон почти всегда одинаков. Это кажется забавным. — Это была… твоя идея, да? Напомни, — задумчиво произносит кто-то, а дыхание Эдварда всё учащается. — Ну же, отвечай мне. — Н-нет. — Правда? Ларри не слышит их. Интересно, мать Оливера, миссис Флетчер… она ещё жива? — Ладно, Кэрри. В самом деле, не думаешь же, что тебе это поможет? — Тебе это так важно, уродец? — хрипит Эдвард и Ларри почему-то кажется, что он ухмыляется. — И то верно. Эдвард не успел даже закричать (быть может, не хотел). Кто бы мог подумать, что сочное бульканье окажется вдвое омерзительнее, чем громкое мычание, судорожные удары об стену и хруст ломающихся костей? — Я к тебе ещё вернусь, — зашипел кто-то. Ларри услышал приближающиеся шаги.***
— Напомни мне своё имя. Холодная рука схватила за подбородок, царапая. В горле слишком пересохло… — Имя, — рука стала давить сильнее. — Или хочешь, чтобы я узнал тебя по запаху твоей крови? — Л-ларри, — он не узнал собственный голос. — Харт… — Да-а-а, — довольно растягивает буквы некто. — Узнаю твой голос… Узнаю голос того, кто предложил повесить меня на ветке дерева. И зрачки собеседника вспыхнули так ярко, что Ларри отчётливо увидел его лицо из темноты. — Узнаёшь меня? — спросил тот, кого Ларри так отчаянно пытался забыть на протяжении многих лет. — Не смей отворачиваться, др-рянь! Смотри, что ты сделал! Смотр-р-р-ри! Смотри на меня! Ларри никогда не был мёртв, да и про загробный мир мало знал, но сейчас он был уверен, всматриваясь в эти мутные зрачки, что видит настоящие огни Ада. — Приготовься, Ларри Харт. Тебя ждёт нечто незабываемое, — рука призрака схватила его за волосы. — Ну, надеюсь, ибо если ты всё же забудешь, ха-ха, я не прощу это унижение… Он отвернулся и что-то негромко зашептал. Снова послышались шаги, а затем включился свет.***
Это было даже забавно. Оливер выглядел слишком нелепо. Его сломанные ноги были в таком странном положении, будто и не его вовсе. — Дурак он, всё же… — с каким-то сожалением сказал Дэвид. — Вот уж действительно заставили… Вы даже с собственными друзьями поступаете не лучше. А? Без твоих замечаний, Кэрри? О, я забыл, извини. Эдвард Кэрри глубоко дышал, смотря куда-то невидящим взглядом наверх. От него исходило всё такое же противное, но тихое бульканье. С губ его (точнее, с того, что от них осталось) капала вязкая кровь, но уже как-то бесшумно, а, быть может, Ларри просто привык. — Его мать наверху, в своей комнате, — Дэвид легонько пнул Оливера, будто отвечая на немой вопрос, и голова трупа откинулась, открывая вид на перерезанную глотку. — Хотите угадать, какой руки у неё больше нет? Ларри? Эдвард закашлялся. Лицо его бледнело всё быстрее, а дыхание становилось тяжелее, реже. — Жалкий, — бесстрастно сказал Дэвид, поправляя испачканный воротник своей зелёной рубашки. — Я думал, что продержишься подольше. Даже не хочу тебя калечить. Умри от отрезанного языка. И даже не надейся, что страдания помогут тебе очиститься. Когда голова Эдварда Кэрри опустилась и тело его дёрнулось в последний раз, Дэвид вновь подошёл к Ларри, почти что вплотную, едва ли не касаясь своим заострённым носом чужой, окровавленной щеки. — Ты самая настоящая тварь, Ларри Харт, — прошипел младший Конрад, будто принюхиваясь. — М-м?.. — Потому что я не чувствую в твоей душе ни капли сожаления! — зарычал Дэвид, отшатнувшись. — Твоя энергия пуста, как и ты сам! Смеешь смотреть на меня без страха?! Пусть! Я покажу тебе!.. Покажу, что действительно страшно! Лицо призрака исказилось от гнева, но на какую-то секунду Ларри показалось, что на нём больше боли. — Ч-что это?.. — негромко спросил Ларри, когда в углу послышалось шуршание. В глазах стало двоиться, а в голове стали проноситься воспоминания.— Откуда в тебе столько злости, Харт? — засмеялся Эдвард Кэрри, рассматривая ожог от сигареты на плече мальчика. — Заткнись и доставай кислоту, — отмахнулся Ларри, крепко держа вырывающегося ребёнка за руку. — Хочу увидеть, как его лицо растает, будто восковая свеча! — Парни, вы перегибаете… — мягко встрял Оливер. — Может, не надо? — Я убью тебя вместе с ним, — зарычал Ларри, посмотрев на него. — Делайте, что говорю! Я столько времени пытался получить эту дрянь, чтобы использовать её на ком-то… Хочешь быть первым? — Цех узнает, что ты взял лишнее, — серьёзно сказал Эдвард. — Свидетель?! — громко засмеялся Харт. — Выполняй то, что я говорю. Ты же хочешь жениться на Регине?
Откуда взялся тот ребёнок? Кажется, он просто заблудился в лесу и попросил помощи… Оливер был слишком пьян и напуган, Эдвард лишь язвил, а Ларри давно хотел кого-нибудь убить.
И перед тем, как перестать видеть окончательно, Дэвид услышал голос. Голос Ларри Харта.
— Хорошие мальчики не гуляют ночью в лесу.
— Я знаю, о чём ты думаешь, но мне плевать. Смотри на меня и думай о том, что я говорю, — в руках Дэвида оказался чёрный пакет. И снова, снова этот капающий звук… — Мне… — Жаль? — на лице призрака промелькнуло удивление. — Ты хочешь, чтобы я сломал твою челюсть? — М-м-м… — Не теряй сознание. Я ещё не закончил с тобой. И да… — что-то шуршит. — Я узнал, что это была твоя идея. Твоя и ничья более. Просто ты хотел узнать и понять это чувство… Чувство, когда ты убиваешь. Рука, теперь уже липкая, снова схватила подбородок. — Я прав? Отвечай мне. В голове проносятся мысли, много мыслей, но стоит Ларри обратить внимание хоть на одну и она ускользает куда-то вглубь сознания, будто испуганная рыба. Тает, как снег, утекает, как вода сквозь пальцы, и Ларри ничего не может сделать, да и не хочет. В горле всё ещё слишком сухо. — Ты не спасёшь свой язык таким образом, — как-то особенно мягко говорит собеседник, оборачиваясь на тело Эдварда (с него всё ещё капает!). — У тебя ещё много чего можно отрезать. Не подавай мне идеи своим молчанием. Отвечай: я прав? — Д-да…***
Это было давно. Достаточно давно, чтобы перестать бледнеть, когда кто-то упоминал тот лес. Достаточно давно, чтобы создать семью и не бояться, что кто-то узнает о деталях той ночи. Это было идеальное убийство. Такое же идеальное, как и алиби. Ларри никто никогда не видел в тех местах, а двое его помощников и без вознаграждения понимали, что помалкивать стоит хотя бы ради собственной безопасности. Жертва собственных мыслей. Навязчивая идея ничем не лучше паразита, но Ларри было слишком интересно, чтобы бороться. — Меня тут идейка мучает уже несколько лет, — беззаботно улыбается Ларри, стряхивая пепел от сигареты прямо на симпатичный тюльпан. — Да ну, та самая?! — испугано спрашивает Оливер, чуть не подавившись дымом. — Ага. — Но ты ведь сам понимаешь, что это безумие! — Именно. Потому и интересно, — Ларри мрачнеет и делает затяжку. Горло немного обжигает. — Дрянь редкостная, а не сигареты, — недовольно говорит Харт. — Какой человек — такие и сигареты, — хлопает дверь и к ним выходит Эдвард, стряхивая пыль с рабочего костюма. — Да что ты? — язвит Ларри. — То-то я не видел тебя никогда с дорогими сигарами. — Рано для сигар, — бесстрастно отвечает Кэрри, доставая из кармана помятую пачку. — На кольцо даже не хватает. Пока. — Ты точно решил? Регина, конечно, девчонка хорошая, но вы с ней точно готовы? — осторожно спрашивает Оливер. — Избавь меня от своих тупых вопросов, — устало вздыхает Эдвард, пытаясь зажечь спичку. — Посмотри в зеркало и осознай, что мы уже не молодые. Нам уже далеко не двадцать… Хотя кому я это объясняю? Ты можешь не беспокоиться о времени, Оли, твоя мамаша отпугнёт даже самую отчаявшуюся женщину. Радуйся, что в твоей постели вообще кто-то иногда появляется, пусть даже из жалости, ха-ха! Тебе грех жаловаться. — Что ты! — добавляет Ларри, взмахивая руками. — Такие встречи длятся не дольше ночи! Ведь утром миссис Флетчер возвращается с работы и идёт проверять порядок в доме. Ларри и Эдвард смеются так громко, что с соседнего дерева улетает напуганная шумом синица, а покрасневший Оливер отворачивается и зажигает новую сигарету. — Успокойся, она стара и скоро сдохнет, — Эдвард похлопал затихшего коллегу по плечу. — Возможно, тогда у тебя что-то и получится. — Ты ублюдок, Эд, — негромко отвечает Оливер, сбрасывает с себя его руку и отходит. — Как и ты. Как и Харт. Только он ещё и кровожадный. А, Ларри? Всё ещё хочешь кого-нибудь удавить? — Угу. Рад, что ты вспомнил. Разговор к вам двоим есть, — посерьёзнел Ларри. — Помоги Оли! — не унимался Кэрри, улыбаясь. — Убей его чёртову мамашу! Мужику уже много лет, он никогда так не женится. — З-заткнись, Эд! — прошипел Оливер. — Да, заткнись, Эд, и послушай уже наконец, — задумчиво сказал Ларри. — Я просто хочу убить, не более того. — Ты бы к психиатру сходил с такими желаниями, — поднял одну бровь Эдвард. — Зачем оно вообще надо? Так хочется жизнь себе подпортить? Она у тебя и так не слишком хорошая. — Знаю. Ходил, кстати. Сначала помогает, а потом с двойной силой этот бред в голову лезет. Хочу и всё. Просто убить. Просто… — Просто делом займись и не донимай людей бредом, как ты правильно выразился, — перебил Кэрри и выбросил окурок куда-то в траву. — Перерыв уже кончается. Возвращайтесь к работе. Он уже развернулся, чтобы уйти, но… — Регина. Эдвард обернулся. — Что? — Ты же не хочешь, чтобы родня Регины считала тебя оборванцем, у которого нет денег даже на приличное кольцо? — почти прошептал Ларри, еле сдерживая хитрую ухмылку. — Ты… Что ты, чёрт возьми, хочешь от меня? — От тебя не требуется многого. Я уже всё продумал… — Я не буду никого убивать, придурок! — повысил голос Эдвард, не скрывая удивления и испуга, что было для него весьма и весьма неестественным. — Не так громко, идиот! — вскрикнул Ларри Харт, а затем снова зашептал. — Ты будешь лишь помогать. Я хорошо заплачу. — Д-да ты!.. — Заткнись и слушай. Денег хватит и на кольцо, и на неплохую свадьбу, и даже на ваш чёртов медовый месяц… Или Регина мечтает побираться с тобой до конца своей жизни? Готов подарить любимой женщине самое уродливое кольцо даже не с настоящими камнями? Губы Эдварда дрожали от гнева, но в тёмно-карих глазах его была задумчивость и азарт. — Когда? — На следующей неделе, — победно улыбнулся Ларри. — Едем в лес. — Ты хорошо изучил местность? — Разумеется. И следов не оставил. Никто меня там не знает, никто меня там никогда не видел… Нас даже никто не заподозрит. Кто будет жертвой — мне плевать. Я просто убью. Только убью… Ларри повернулся к Оливеру. — Ты тоже едешь. — П-почему я?! — нервно сглотнул Оли. — Для подстраховки. Ты тоже своё получишь, не волнуйся. А теперь, раз уж мы договорились, то вернёмся к работе. — Если нас поймают, то я сдам тебя, — прошептал Эдвард. — Не поймают, — самодовольно ухмыльнулся Ларри. — Я всё продумал до мелочей. — Ты сумасшедший. — Я знаю.***
— Не смей терять сознание, я сказал! Хрупкий, давно больной зуб треснул от удара. Отвалившийся осколок чуть поцарапал язык. Мозоли от верёвок всё ещё пульсируют, как и опухшие сосуды в глазах. — Снова слышишь меня? Хор-рошо. Всё вспомнил? — с удовлетворением в голосе спрашивает Дэвид. — Д-да… — Жалеешь себя? — Нет… И… И… — М-м? — И их тоже нет… На лице призрака вновь мелькает удивление. До того искреннее, что Ларри легонько улыбается. — Ты ещё ужаснее, чем я предполагал, Ларри Харт, — вдруг Дэвид нерешительно сглотнул. — Ещё ужаснее, чем я сам. — Могу гордиться?.. — Я бы хотел сказать, что да, но… Это не повод для гордости, знаешь ли. — Совсем? — Разве что чуть-чуть. Дэвид рассмеялся. А потом вновь что-то закапало. — Хитрая змея! Умеешь расставить всё так, как тебе надо, а? Тебе это больше не понадобится. — М-м? — Тебе было интересно, что в пакете? О-о, тебе понравится. Сломанный в нескольких местах нос Оливера и дыра вместо поганого рта Кэрри — лишь малая часть. Смотри! Ведь вина здесь не только моя, но и твоя! Смотри! Пакет упал к их ногам. В глазах всё ещё двоилось, но Ларри присмотрелся, а затем… Не закричал, нет-нет. Бесшумно заплакал, не отрывая взгляда от отрезанной головы своей дочери в руках мрачно улыбающегося Дэвида.***
— Она не понимала, почему умирает. Так же, как и я в своё время. Ларри смотрел на порезанное горло Оливера, на неподвижные ноги Эдварда, но только не на её серую кожу. — Эти свисающие мышцы и сухожилия внизу подрезанной шеи напоминают червей. Как и тогда, в том баре, — задумчиво говорит Дэвид и смотрит куда-то в темноту. — Согласен? — За что, Джон?.. — негромко спрашивает Ларри, тупо уставившись на знакомую кожаную куртку. — Я не хотел этого, — так же тихо ответил Найф, не смотря на него. — Но здесь решаю не я. — Верно подмечено, — издевательски прошипел Дэвид, снова чем-то зашуршав. — Я… не прощу тебе этого. — Я знаю, Ларри, — Найф уже собирался подниматься по лестнице, прочь из подвала, но… — Убей меня. Потому что если я выберусь, то… — Ларри поднял голову и закричал, не смотря на еле движущиеся, прокусанные в двух местах губы. — …ты, погань, будешь захлёбываться той самой кислотой! Найф вздохнул, но не обернулся, чтобы никто не увидел его глаза, опухшие от слёз. — Надеюсь на это, бро…***
От свежего воздуха легче не стало. Пение птиц не успокаивало, лёгкий ветер лишь раздражал, а шелест травы напоминал о том самом пакете. — Так тебя зовут Джон, а? — невесело хмыкнул Дэвид, захлопывая дверь подвала. — Ты нарушил наш уговор, — угрожающе спокойно произнёс мужчина. — М-м… — Я не поверю ни в одно твоё блядское оправдание. Ты дурак, но не настолько. Так что… ты просто обманул меня тогда. Имей смелость хоть в этом признаться. — А поверишь в то, что мне действительно стыдно? Я… правда не должен был так поступать с тобой. Найф оборачивается и смотрит ему в лицо, но не видит и намёка на лукавство. Дэвид выглядит уставшим и далеко не удовлетворённым. — Это не манипуляция. — Обычно так и говорят, когда манипулируют, — невесело усмехнулся мужчина и достаёт сигареты. — Не знаю. Мне просто не хочется верить тебе. — Имеешь полное право. Становится холоднее. Найф застёгивает свою чёрную куртку и достаёт ключи от машины. — Так же… ты имеешь полное право уйти, — неуверенно говорит Дэвид. — Именно это я сейчас и сделаю. — М-м-м, я всё понимаю… Но ты можешь выполнить ещё одну мою просьбу? Совсем небольшую, разумеется… Мужчина нервно вздыхает, чудом скрыв дрожь в коленях. — Чего тебе? — Ты можешь подбросить меня до дома, где мы с братом остановились? Найф отвечает не сразу, но это не из-за размышлений, как думает Дэвид. В голове Найфа — пустота. Пустота, плач Эдварда Кэрри, вой Оливера и этот капающий звук. — Садись, — наконец отвечает он, подходя к машине.***
— Будешь? Неуверенный тон Дэвида мог бы позабавить, но сейчас не тот случай, а от пива уже тошнит. — Пей сам, — холодно отвечает брюнет. — Хочется покрепче? — Нет. Ничего не хочется. Вообще. Отстань от меня, пожалуйста. Хоть ненадолго. — Хорошо. Дэвид тих и задумчив. Даже больше, чем когда-либо. Алкоголь его не расслаблял, он пил скорее из привычки, а не из желания. Найф чувствовал себя натянутой струной, лишь ещё одно лишнее движение, лишнее слово и он сорвётся. Смотрит на мрачное лицо Дэвида, ловит его пустой взгляд и думает, что он в таком же состоянии, но понимает, что нет. — Выглядишь опустошённым. Младший Конрад даже не сразу поворачивается к нему, будто не слышит. — Не делай вид, будто тебе хреново! — струна срывается, мужчина кричит. — Это ты всё устроил! Ты разорвал их на ебучие кусочки и заставил меня смотреть на это! Теперь строишь из себя грустного ангелочка? Кровожадная тварь! Привык, что все пляшут под твою дудку, а?! И на тебя найдётся управа, буду молить всех богов об этом! Бросил связанного Ларри умирать, да так, чтобы он видел каждый искалеченный труп! Мечта твоя сбылась, так почему ты не счастлив?! Сердце бешено билось от злости, в глазах щипало от слёз. А Дэвид повернулся лишь тогда, когда собеседник замолчал и выровнял сбитое дыхание. — Я уже много лет не ангелочек, — всё так же серьёзно сказал младший Конрад. Хотелось съязвить в ответ, но Найф не стал. — Я думал, что обрету настоящее счастье, если убью их. Так почему же мне теперь ещё хуже?..***
Вечер плавно перетекал в ночь.
— Приехали. — Спасибо, Найф, — устало улыбнулся Дэвид, но быстро спохватился. — Джон, я хотел сказать. — Найф — глупая кличка, которую мне дали на работе. Теперь это не кажется таким забавным. Пора привыкать к своему настоящему имени. — Да… Ты переночуешь сегодня? Джон устало вздохнул. — Пожалуй, нет, — как можно мягче ответил мужчина, но Дэвид и так понял, что спросил глупость. — Поедешь к Аннет? Брюнет напрягся ещё больше. Это не осталось незамеченным. — Понял. Не моё дело. — Я не решил. Надеюсь, в моё плечо не воткнутся твои зубы, как только я повернусь, чтобы уехать. — Будь спокоен за это, — вздохнул Дэвид. — Ты выполнил все мои просьбы и я искренне благодарен тебе. Если понадобится моя помощь, то… — Я помню. Но надеюсь, что нет. — Как угодно… Спокойной ночи, Джон. Мужчина кивнул и поплёлся прочь. Повернувшись к дверям их нового дома, Дэвид впервые почувствовал себя таким одиноким и отрезанным от брата.***
Первым порывом было закричать от радости, что он вернулся, но младший Конрад вовремя вспомнил о том, что все уже спят. Шёл он осторожно, ведь теперь его могли видеть не только животные и дети, но и взрослые. Создавать дополнительные проблемы старшему брату крайне не хотелось, поэтому Дэвид направился сразу к лестнице, игнорируя желание выпить прохладной воды, дабы освежиться. Проходя мимо комнаты, где спали супруги Питерсоны, младший Конрад невольно задумался о Шарлотте. — «Это были чудесные сны, дорогая. Как жаль, что они мои и только мои. Как бы мне не хотелось, но горящая звезда ты лишь в моей голове. Лишь в моей голове ты в моих объятьях, а ты об этом никогда и не узнаешь. Впрочем… Пусть моя фантазия остаётся моей фантазией. Наблюдать и представлять мне нравится больше. Особенно, когда ты даже не подозреваешь о моём существовании, Шарлотта.» Он чувствует волнение, когда доходит до комнаты брата, берёт ручку двери и тихонько поворачивает её. Слышится негромкий щелчок. — Д-дэв? — Я вернулся, братец.***
Раньше казалось, что без Дэвида тяжело и тоскливо. Но только сейчас Джеймс понял, что ощущал некую лёгкость, но она испарилась, стоило Дэвиду вновь сесть рядом. — Ты обычно на моей шее висишь, когда я прихожу, — недовольно, но мягко заметил младший брат. — А сейчас будто сторонишься. — Извини, я-я устал… — И ты обычно не оправдываешься вот так. Джеймс не ответил, лишь сжал одеяло сильнее в ладонях. — Удачная в-выдалась д-д-д… — Можно и так сказать, — помрачнел младший Конрад. — Почему ты так взволнован? Явно не от радости. — Я р-рад, что т-т-т-ты… — Я прекрасно знаю, что твои приступы заикания учащаются, когда ты волнуешься, — ещё больше помрачнел Дэвид. — Почему ты так очевидно лжёшь мне? — И-извини! Младший Конрад отвёл взгляд. Разговор шёл плохо, даже слишком плохо. Да и всё казалось не таким. — Твоё лицо выглядит иначе, — вдруг сказал Дэвид. — Ты… смыл эту краску? — Д-да… Я подумал, что надо переставать смотреть на своё отражение с таким стеснением. — Умница. Ты понял наконец, что красив и без этого. Рука младшего брата потянулась к щеке старшего, но Джеймс вдруг чуть отпрянул, скорее невольно. — Да что происходит, чёрт возьми?! — вспылил Дэвид. — Я-я-я… — Просто не рад мне?! Скажи уже прямо, я устал от твоих загадок ещё тогда! — Н-не кричи, п-п-пожалуйста, дети спят! Младший Конрад глубоко вздохнул и принялся расхаживать по комнате. — После всего нашего пути!.. — Я-я знаю! Но у нас б-б-будут п-проблемы, если т-тебя услышат! — Не в этом сейчас проблема состоит! — прошипел Дэвид и решительно направился к двери. — И сейчас в этом разбираться я не хочу. Я устал с дороги. Понятия не имею, что с тобой произошло за эти дни, но мы поговорим об этом позже. — К-куда ты уходишь? — Не спрашивай с сожалением. Посплю где-нибудь в свободной комнате. Мы обязательно поговорим об этом позже. Он уже потянулся к ручке двери, но Джеймс остановил его. — Чего ещё забыл сказать, братец? — ядовито прошептал Дэвид. — Есть п-п-проблема!.. — Да ты сплошная проблема, Джеймс!.. — Ник, старший ребёнок!.. Он п-п-пропал! Младший Конрад застыл. На его бледном лице сначала отразилось недоверие, после — задумчивость, а затем понимание, осознание и испуг. — Твою мать! — Т-ты что-то знаешь? — удивлённо спросил Джеймс, не отпуская руку брата. — Догадываюсь! Вот блядь! — Дэвид подбежал к шкафу, резким движением открыл его и начал что-то искать. — Д-дэв?! — Молись, чтобы Найф ещё не уехал! Я, кажется, знаю, куда делся твой грёбанный Ник! Сжав в руке найденный фонарик, Дэвид выбежал из комнаты и побежал вниз по лестнице. — Что т-ты делаешь?! — крикнул Джеймс ему вслед. — Возможно, спасаю твою жизнь! — донёсся крик снизу, а затем громко хлопнула входная дверь.