***
— Какая же ты сука, Райдер, ха-ха-ха, — нервно смеялся Фирс, бесцельно бродя кругами. — Я знаю, — круги под глазами Дона стали чётче. — Заткни пасть, я не хочу тебя слышать. Тупая сука… Дон замолчал. Он был в замешательстве, почему ещё не чувствует боль ломающихся костей по всему телу. Фирс даже не замахнулся, но он близок к тому, чтобы сорваться. И Дону не будет себя жаль, если тот сорвётся. Не хотелось только, чтобы на это смотрели другие… — Дон… — неловко кашляет Грэтли, собираясь что-то сказать, но Фирс его перебивает. — Можешь не пытаться, этот сын шалавы всё равно не поймёт ни слова. Безмозглая блядь. Ха! Ха-ха!.. — Фирс, тебе принести воды? — негромко спросил Марселон, но его оставили без внимания. — Дон, детка, а твой батя свалил ещё до твоего рождения или после, почувствовав, что ты мозгами пойдёшь в свою тупорылую мамашу? Вот судьба у человека, а?! Со шлюхой связался, а она и родила случайно. Я та-а-ак сочувствую! — Фирс притворно прикоснулся к своим щекам и изобразил грустное выражение лица. — Только не тебе. А ему. Хорошо, что он успел сбежать и не связать свою жизнь с такой ебанутой семейкой. — Да как ты можешь?! — Ламбер чуть не задохнулся от возмущения. — Что ты несёшь?! Останови этот поток бреда! Омерзительно. — Я кого-то обидел? — блондин посмотрел с наигранным изумлением. — О-о, я всего лишь рассуждаю. Всё лучше, чем просто набить морду. Или нет? Эй, курица! Посмотри на меня! Может, кровища из переломанного носа тебе понравится больше, чем горькая правда? Не стесняйся, тебе нужно всего лишь попросить. Я умею идти навстречу! — Замолчи же, — Марселон побледнел ещё сильнее. — Что такое, шляпник? Ты же хотел, чтобы поток бреда прекратился, а? Он сменится, только цвет поменяет. Красным станет. И не от меня будет идти. — Ты просто… — хочет произнести что-то Грэтли, но тут же замолкает, когда Фирс поворачивается в его сторону. От оскорблений было не больно. Больно было от понимания. Грэтли и Марселон цепенели от ужаса, понимая, что даже втроём не смогут ничего сделать с Фирсом, если тот действительно сорвётся. А когда Гейт слишком долго задержал свой взгляд на увесистом камне, лежащем в траве, они были готовы запищать от надвигающейся паники. Но Фирс отошёл в сторону, потеряв интерес. Ну, или стараясь его потерять. — «Я действительно проебался.» — Дон медленно сел на землю. Как ни странно, захотелось курить. — Дон, дружище… Зачем? Зачем ты это сделал? — не скрывая разочарования, спросил наконец Грэтли. — Ты не знал, что так выйдет? — Я-я знал. Я подозревал, что он опасен, но в этом и был мой… план. — Господи, — Грэтли почти с отчаянием посмотрел на небо. — Позволь, и в чём же заключался этот п-план? — Я хотел вызвать панику, чтобы… Ох… — Вызвал? Доволен? — снова влез Фирс. — Всё прошло успешно? — Я хотел, чтобы это закончилось! — повысил голос Дон. — Сам бы я не смог бороться с убийствами, призраками и… — он не стал договаривать имя того, кто сломал его жизнь. — Я-я не мог ничем помешать. И тогда… Подвернулся этот… Я просто хотел вызвать беспорядок, чтобы ублюдок потерял свою власть, хотя бы на время! Я д-думал, что получится сбежать, п-получится спасти всех вас, н-н-но… — Но этим ты убил всех нас, — широко, почти дружелюбно улыбнулся Фирс, хлопнув в ладоши. — Правильно договорил? Дон почти взвыл, снова закрыв лицо руками. — Ограниченное создание, ты соображаешь, что убил нас? Снова, ха-ха! Ты убил даже своего милейшего! Понимаешь это, тупая ты тварь? — Н-не говори так! — почти в ужасе прошептал Дон. — Да-да, ты убил его! И весьма подлым способом, — не унимался Гейт, подошёл ближе, снова заглянул в лицо. — И вина эта только… — Достаточно, — послышался голос Мэрфина, а затем хлопнула дверь. Поляна погрузилась в тишину, но только на мгновенье. Фирс снова захихикал и необычайно лёгкой походкой подошёл к младшему фон Винстону, чуть ли не положив свою руку брюнету на плечо. — Друг, ты в курсе, из-за кого ты теперь бегаешь с этими хорошенькими цветочками? — не скрывая насмешливого тона, спросил Гейт. — Да, — без эмоций ответил Мэрфин, повторив слова собеседника. — Я в курсе про… Дона. — Гм-м, интересно, — светлые брови взметнулись вверх, а затем лицо Фирса застыло в серьёзном выражении. — Что скажешь об этом наипрелестнейшем решении? — Скажу, что он поступил правильно. Тишина на поляне стала почти осязаемой. Фирс сдержал удивление, оставшись серьёзным, чего не сказать о других. Но когда Гейт приблизился к фон Винстону ещё ближе, практически нависая над ним, преградив ему дорогу, тревога у всех усилилась. На лице блондина застыло непонятное, спокойное выражение, плотно сжатые кулаки дрогнули, а взгляд остановился на горле собеседника. Брови фон Винстона медленно начали хмуриться, его тело напряглось, но он не сдвинулся с места. Мэрфин и так был роста невысокого, но сейчас, на фоне Фирса, он казался совсем крохотным и даже весьма высокие для мужчины каблуки не сильно спасали положение. — Как скажешь, — вдруг тепло улыбнулся Фирс и отошёл в сторону, давая Мэрфину пройти. — Не буду задерживать. Фон Винстон помедлил, сделал пару шагов, а затем обернулся. Дон заметил, что походка Мэрфина на мгновенье стала менее уверенной и более дёрганной. — Я с отцом вернусь через… пару часов. Не делайте глупостей. И… Фирс. — Да-да? — Чтоб я такого больше не слышал. — О. Хорошо. Когда брюнет скрылся за деревьями и пышными кустами, Фирс почти бесшумно оказался у Дона за спиной. Добродушная улыбка, которой он улыбался Мэрфину несколько секунд назад, застыла на его лице. — Я не сорву с тебя скальп только потому, что не хочу, чтобы моему лучшему другу было грустно из-за тебя, — негромко сказал Гейт, осторожно погладил Райдера по голове и тоже ушёл вглубь леса. Дон лишь вздохнул и устроился на траве удобнее, надеясь хоть ненадолго впасть в подобие сна.***
Что-то капало. Не так громко, почти не слышно, но от этого не менее раздражающе. Этот запах стал уже привычным. Что-то гнило. Может, в соседней комнате. А может, в углу, совсем рядом. Или сам подвал гниёт. Разницы нет никакой. Под ногами периодически хрустит и хлюпает, и Мэрфин еле сдерживает отвращение, жалея свою далеко не дешёвую обувь. — В этой части должно быть наиболее безопасно, — с безразличием говорит Лэнью, зная, что сына это не убедит, но отказаться от формальностей он не мог даже после смерти. — Отлично, — отвечает Мэрфин, переходя на родной, немецкий язык, больше не видя надобности говорить на английском. — Ты не ответил на вопрос. — Напомни мне. — Где Могир? Старший фон Винстон отвечает не сразу. Коридор кажется бесконечным, а от запаха жаренного мяса начинает слегка подташнивать. — Ты говорил, что он должен был быть с нами, — брюнет понижает тон. — Он тоже был моим другом, и в моей компании иногда появлялся, пока мы не прекратили общение из-за его жены. Но даже так… Ты не забыл его убить тоже. — Гм. — Даже сделал его лидером этих бешенных кукол. Сказал, что он будет защищать нас, будто издеваясь надо мной. Так что же сейчас ты о нём позабыл? — Не язви, — Лэнью продолжает идти, не оборачиваясь. — Я действительно хотел отправить его в лес, к вам, но… — Но? — Могира больше нет. Ни здесь, ни там, ни где-либо ещё. Извини. Мэрфин не удивлён. — Что случилось? — Я не уверен, почему так вышло, — в скрипучем голосе Лэнью послышалось что-то вроде вины. — С его душой произошло нечто… неправильное. Ошибки быть не могло, я всё тщательно рассчитал, но он просто рассыпался в какую-то пыль. И его стало невозможно восстановить. Он умер второй раз и уже навсегда. Ни призрака, ничего… Мне жаль. — Ты в своём репертуаре, а? — отец не видит, но буквально ощущает, как Мэрфин издевательски ухмыляется. — Что ты хочешь этим сказать? — Что ты губишь всё, к чему притрагиваешься. А я только и делаю… — А ты только и делаешь, что самовлюблённо хвастаешься и пьёшь различную дрянь! — перебивает Лэнью, повышая голос. — И вожусь со всякой швалью, ты забыл добавить. Старший фон Винстон резко останавливается, отчего младший чуть в него не врезается. Мэрфин даже не чувствует тревоги, когда искалеченная фигура медленно, с хрустом в вывернутых конечностях, к нему поворачивается. В коридоре достаточно светло, но силуэт Лэнью будто покрыт непроглядной тьмой, а глаза его сверкают белым. Мэрфину это даже кажется немного забавным; если приглядеться, то можно заметить очертания рваных ран и искривлённые черты недовольного лица, но Мэрфин не хочет приглядываться. — Я пытаюсь помочь, — когда-то голос отца был приятным, но сейчас младший фон Винстон сдерживается, чтобы не скривиться от неприязни. — Ты никогда не делаешь что-то просто так. Просто жду, пока ты назовёшь свою цену. — Цену? — Лэнью чуть склонил голову в лёгком удивлении. — О, ты совсем зазнался. Мэрфин хрипло усмехается, когда Лэнью подходит ещё ближе. Нос отца чудится совсем острым и кажется, что стоит лишь дотронуться до изорванной кожи, провести слегка-слегка и она попросту снимется, обнажит сгнившие кости, засушенные органы, выпустит на волю комок червей, жуков, и они упадут на пол, поползут вглубь ран, вгрызутся в другие участки холодной плоти. — Я не боюсь тебя, — говорит Мэрфин, смотря в его пустые глаза. — Больше не боюсь. — Тогда продолжим. Лэнью отворачивается и продолжает путь. Брюнет идёт за ним. — Не отходи далеко, — его тон снова спокойный. — Они могут тебя почувствовать. Было бы… неприятно. — Насчёт этого, — младший фон Винстон задумчиво отводит взгляд. — Много ли манекенов осталось? — Не слишком. Большая часть смогла освободиться, когда вырвалась из подвала, а потом и дома. Но не всем удалось уйти. Они сильно обгорели при пожаре, некоторые даже смогли вылезти из манекенов и вернуться в то, что осталось от их человеческих тел. В любом случае, опасность всё ещё есть, пусть и не в таком количестве. Тебе нужно быть осторожным. — Почему не все смогли уйти? — Смогли только те, кто не так долго здесь находился. Им проще, у них не так много ненависти накопилось. Но тут есть трупы, которые лежат уже очень и очень давно. И им уже недостаточно просто открытой двери. — Гм-м. — Да, да, я знаю, о чём ты думаешь. Но я действительно не уверен, что нужно сделать, чтобы они обрели свой покой. — Ну конечно. — Не будь безрассудным. Всем не поможешь. — Да, но я попытаюсь хотя бы ради того, чтобы испоганить настроение этой сволочи Уилсону. — Ты неисправим, — вздохнул Лэнью. Запах становился всё невыносимее. На стенах то и дело появлялись бардовые узоры. Уродливые, они впитались не в обои, а уже в сам бетон. И если бы не отличающиеся кровавые разводы на дверях, Мэрфин бы решил, что он идёт по кругу и выхода из коридора просто не существует. Всё стихает, даже этот омерзительный шум от каплей. Но легче не становится. Тусклые лампочки освещают не так уж и плохо, будто нарочно, чтобы во всей ужасной красе продемонстрировать своё дьявольское предназначение. Мэрфину показалось, что если остановиться и прислушаться, то можно будет услышать плач и даже крики самых разных оттенков — от мольбы до предсмертной агонии. — Как он поживает, кстати? — Уилсон? — Лэнью задумывается только на секунду. — Он должен быть сейчас в самом доме. Быстро восстановился, подонок. Уже человек десять перерезал, наверное, за всё это время. И останавливаться не планирует, что-то мне подсказывает. — Да? — Мэрфин изобразил удивление в голосе. — Подонок? В самом деле? Когда это вы успели разругаться? — Мэрфин… — Ты всегда был на его стороне. Даже при жизни. Что не так? Может, он больше не хочет сотрудничать с тобой и устраивать из своего подвала призрачный приют? Точно, ты же теперь ему бесполезен… Я прав? — Прекрати это. — Тебя же всё устраивало! — младший фон Винстон взмахнул руками. — Тебе нравится убивать, тебе нравится мучить! Так что же?! Лэнью изгибается и почти накидывается на молодого человека, хватая его за окровавленный воротник рубашки. Мэрфин хрипит и уже хочет оттолкнуть отца, как вдруг замечает, что его хватка хоть и цепкая, но слабая. — Я понимаю, что я сделал. Наконец-то понимаю, — громко шепчет старший фон Винстон. — И осознаю, что продолжаться это больше не должно. Брюнет уже хочет вцепиться в чужие руки, но понимает, что его больше никто не держит. — Я не верю тебе. — Да? А что, если я скажу, что мне теперь хватит смелости уйти туда, где я сейчас должен быть? — Что? — зрачки Мэрфина сверкнули, но через мгновенье он уже снова смотрел с недоверием. — Слишком сладко. — Я тебя ни о чём не прошу, Мэрфин. Просто подожди. Дай мне время. Я делаю всё, что в моих силах. — Я… ничего не теряю? — Ничего не теряешь. Это главное для тебя сейчас, и ты знаешь об этом. — Гм-м. Они пришли к лестнице, которая уходила наверх, но уже через пару десяток ступеней терялась в темноте. — Я останусь, — произнёс Мэрфин, как только Лэнью начал подниматься. — Что? — Мне нужно проверить. Иди без меня. — Что ты задумал, Мэрфин? — Ничего такого. Я найду тебя позже. — Я же сказал, что здесь может быть опасно! — старший фон Винстон одним рывком развернулся на лестнице. — Ты не сможешь противостоять им! — Иди, — спокойно повторил Мэрфин. — Я справлюсь. — Какой же ты самоуверенный болван. Не кричи громко, когда будут руки или ноги отрывать. Уроком будет. — Ха-ха. Конечно. Иди, Лэнью. — Смеешь отца родного по имени звать? Совсем совесть потерял, несносный… — Иди. Лэнью, — перебил Мэрфин, смотря ему прямо в глаза. — Ты не заслужил другого. Издав что-то, похожее на рычание, старший фон Винстон развернулся и быстро пошёл прочь. Дождавшись, когда он поднимется достаточно высоко, Мэрфин юркнул за угол и нащупал в темноте дверную ручку.***
Мэрфин мог бесконечно улыбаться и говорить, что он хочет всё контролировать, чтобы не случилось ничего плохого. И это не было бы ложью. Ложью было бы то, если бы он сказал, что у него нет личных, скрытых мотивов. А врать он не любил, поэтому просто об этом не рассказывал. Никому, никогда и ни при каких обстоятельствах. Полки с документами могли быть запачканы кровью, но только не пылью. Переходя от одних бумаг к другим, Мэрфин поймал себя на мысли, что было бы так славно найти бутылочку чего-нибудь крепкого. Хоть небольшую, всего на один бокал или на самую маленькую рюмку… Лишь бы не отравленную. Он позволил себе один мечтательный вздох, но быстро взял себя в руки и продолжил искать. Различные счета, договоры и прочее, прочее, он даже не вчитывался, отбрасывал сразу, как мусор, ведь это было не то. Один шкаф, второй, третий… Неужели не здесь? — Да быть такого не может… Сука. Он должен найти. Иначе… возвращаться сюда живым нет смысла. Его не оставят в покое. — Сейф? Другие комнаты? У меня нет на это времени. Мёртвый, а всё равно времени нет. Ха-ха-ха… Это было ужасно. Он опять исправлял ошибки. Только уже собственные. Интересно, в том алкоголе действительно было что-то? Это случилось пол года назад? Или уже год прошёл? Очень тряслись руки, в глазах почти темнело, но Уилсон продолжал ему что-то говорить, чуть ли не тыкая его лицом в листок бумаги. Лэнью стоял рядом, молчал, это он хорошо запомнил. Кровь чуть ли не бурлила, а он зачем-то кивал. Было страшно. А Уилсон ещё страшнее потом смеялся, рассказывая, что написанный Мэрфином текст не покинет стен его дома. Это была очевидная ложь, но он повёлся. То ли из-за усталости, то ли из-за алкоголя. Неосторожное убийство, а за ним и прямой компромат. Письмо, в котором он расписал, как убивал и резал на куски человека. И всё это собственным почерком. А потом Эдгар Уилсон смеялся снова. Перечитывал отвратительный текст и рассказывал в подробностях, что случится, если эта бумага окажется в руках любого полицейского. Тюрьма или психиатрическая лечебница… Мэрфину не нравился ни один из вариантов. Он даже не хотел убивать. Но он не знал, куда бежать от шёпота Лэнью и угроз Эдгара. Мэрфин даже сам не понял, как оказался в два часа ночи на остановке. Не понял, как ударил одиноко стоящего мужчину по голове. Начал приходить в себя только тогда, когда вся комната была залита кровью. Он просто хотел, чтобы они заткнулись, перестали ему внушать, что ему понравится убивать, но цена их молчания стала слишком высокой. И даже не для него! Мэрфин почти подписал себе смертный приговор, когда расписывал, как снимал с него кожу. Он даже не понимал, зачем это пишет. Всё плыло перед глазами. Отравленный алкоголь или он пытается сам себя обелить? — Я должен был держаться… Это всё походило на дурной сон. Он думал, что проснётся. Но он не проснулся. Одежду пришлось выкинуть. Она пропиталась самой смертью, как показалось Мэрфину. Осознание, что он натворил, пришло далеко не сразу. И не понятно, что его пугало больше: то, что теперь Уилсон владеет его судьбой или то, что он теперь убийца? Он просыпался с этими мыслями, с ними же и засыпал. Теперь Уилсон мог говорить не только о Доне, чтобы заставить Мэрфина слушаться, будто тот был дрессированной собачкой. И не было ни дня, чтобы Мэрфин не винил себя. Даже не отца, даже не Уилсона. Себя. Потому, что не справился. Потому, что дал себя одолеть, обмануть и превратить в слугу. Но не унижение его терзало, а то, что даже сейчас в точности помнит крики боли того мужчины. — Умирая, он думал, что я смеюсь над ним, что я оскорбляю его. На деле же… я смеялся над собой. И оскорблял я себя. Только себя. Ладоням стало холоднее. Мэрфин подумал, что это знак, и не ошибся. Он потянул листок и снова увидел проклятый текст. Но улыбки это не вызвало. — Нужно уходить.***
Лестница казалась бесконечной. И сойдя с неё, Мэрфин понимает, что всё ещё находится в подвале. Пропустил поворот? Не заметил, как ушёл в сторону? Поднимался ли по лестнице вообще? Мэрфин не мог сказать. Стук каблуков кажется слишком громким. Снова что-то хрустит под ногами. Неужто заблудился? Не успевает подумать об этом, слышит какой-то звук. Младший фон Винстон ускоряет шаг. Даже не замечает, как заходит в комнату. Только вздрагивает, когда дверь за спиной захлопывается и всё погружается в кромешную тьму. Мэрфин не успевает испугаться. И только когда слышится скрипучий, хриплый смех, он понимает, что попался. Таким глупым способом. Ему даже становится стыдно, но в темноте что-то извивается, и он приготавливается защищать горло и живот. — Мотылёк, что летит во тьму, а не на свет? Ты поистине забавный малый, фон Винстон! — от его голоса становится холоднее; кажется, что его голосовые связки высушены или надорваны, он не говорит, а громко шепчет, и смех его, словно он захлёбывается. Мигает лампа. На стенах появляются вытянутые тени. Кажется, их много. Или их нет вообще? — Боже… — нервно сглатывает Мэрфин. — Здесь Его нет. Он был огромен. Его голова, насаженная на сломанную в нескольких местах шею, почти касалась потолка. Короткие волосы, растрёпанные и светлые, стояли дыбом. Его тело было узким и очень вытянутым, будто его растягивали, стараясь порвать на две части. Верхняя одежда, сгнившая и кусками порванная, не скрывала растерзанную грудную клетку, сквозь которую виднелись желтоватые рёбра. Грязные шорты были ему до икр, а неестественно длинные, истощённые ноги покрывались длинными и глубокими царапинами. Ладони его, сильно вытянутые, не походили на человеческие, а длиннющие пальцы, в некоторых местах без кожи, заострились на кончиках, будто показывая своё назначение — разрывать. Впавшие скулы, заострённый нос и большие глаза, белок которых был совсем красным от лопнувших сосудов, но Мэрфин не отрывал взгляд от белых радужек. Мутные, очень широкие зрачки смотрели внимательно, рот кривился в подобии ухмылки, а под зеленоватой кожей, казалось, что-то копошилось. — Луис?.. — неуверенно спросил Мэрфин, снова переходя на английский язык. — Это ты? — А кто же ещё? Это было странно, но фон Винстону стало спокойнее. Абсолютно неуместно, Луис был такой же тварью, как и все остальные. Он не только жрал человеческую плоть, но и прислуживал Уилсону, нося звание лидера манекенов его коллекции. Впрочем, последним Луис не гордился. — Стой, — хрустнув, мертвец склонил набок голову, приоткрыв рот, в котором явно недоставало зубов. — Ты здесь. Неужели тоже не упокоился? О-о, бедняжка… — Я здесь по другой причине, — чуть нахмурился Мэрфин. — В самом деле? Если это так, то ты даже не осознаёшь своего счастья. Но тогда… Что ты забыл в этом могильном погребе? Фон Винстон почувствовал, что начинает раздражаться. — Ты работаешь на эту погань, Луис. Слишком явно любопытствуешь. Тело Луиса дёрнулось, рот раскрылся шире и он снова издал этот скрип, похожий на смех. — Скажи мне, дружочек, — он перестал смеяться так же резко, как и начал. — Что нужно, чтобы уничтожить того, кто может уничтожить тебя? — В-втереться в доверие?.. — А зачем нужно втираться в доверие? — Чтобы… изучить и понять, куда надо ударить?.. — Именно! — Луис широко улыбнулся, явно довольный. — Ты сам всё понял. Мэрфин отвёл взгляд. Это было слишком очевидно, но он задумался об этом только сейчас. — Я не услышал ответа, — одеревеневшее тело двигалось с трудом, рывками, принимая причудливые позы, но кости его не ломались, то ли уже были сломаны, то ли Луис научился изгибаться осторожно. — Пытаюсь исправить хоть что-то, — брюнет чувствует себя почти что неловко, а зрачки собеседника расширяются ещё больше, будто от умиления. — Так-так, — вытянутое тело наклоняется, Луис подпирает свои впалые щёки кулаками и улыбается почти дружелюбно. — Неплохое развлечение. Что же ты будешь делать теперь, отважный фон Винстон? — Ох. — Не подумай, мне нет дела до твоих планов. И ты не представляешь для меня угрозы. Здесь просто очень скучно. — Я не намерен тебя развлекать, Луис, — хмурится Мэрфин, стараясь не выдать дрожь в голосе. — Жаль, ведь ты это делаешь даже своим присутствием. Фон Винстон снова сглатывает, пытаясь выглядеть раздражённым, а не испуганным. — И очень жаль, что ты решил сюда вернуться, когда у тебя был выбор. Я действительно не понимаю тебя, — собеседник посмотрел куда-то в сторону. — Я вернулся только для того, чтобы не возвращаться сюда больше никогда. — Самонадеянно. И твой папенька, наверное, сказал тоже самое, — Луис хрипло захихикал. — Смейся, сколько хочешь. А я оживу и покину это место. Мертвец замолчал. Ухмылка не исчезла с его полуразложившегося лица, но стала сдержаннее. — Правда? Ты нашёл способ? — Почти. — Ох-хо-хо! — его смех прозвучал безрадостно, скорее задумчиво. — Вот оно что. Теперь понимаю. Зависти от меня не дождёшься, ты молод и погиб совсем недавно, а мне нужен только покой. Ни за что бы не вернулся в этот ураган жизни. А вот ты… Ты… Что тебе мешает воскреснуть? Лэнью не так глуп, чтобы не найти способ восстановить твою энергию. — Да, он... Найдёт, — неуверенно кивнул Мэрфин. — Но мешает мне другое. Мне мешает Уилсон. Ухмылка сползает с бывшего манекена. — Уилсон? А что Уилсон? — Он не даст мне выжить, — мрачно говорит фон Винстон. — Не даст мне уйти отсюда. — Гм-м, — Луис снова отводит взгляд. — Он пойдёт за мной, как только увидит, что я здесь. — О, дорогой, а не страдаешь ли ты манией величия? — собеседник вдруг смотрит ему в глаза, уже без снисходительности и странного веселья. — Не все проблемы крутятся вокруг тебя. И с чего ты решил, что из всех голов в этом мире, Уилсон выберет твою? — У нас… свои разногласия, — Мэрфин звучит почти печально. — И что же? Ты хочешь убрать Уилсона? — Д-да… Да. Луис не выглядит удивлённым. Скорее недоверчивым. Его губы превратились в полуулыбку, будто он услышал очень глупую вещь. Руки хрустнули и изогнулись, скрестившись на груди. — Ты мальчик отважный и смелый, — сказал он, помолчав. — Но ты совершенно не понимаешь, с чем имеешь дело. — Так расскажи мне! — Мэрфин сделал к нему шаг, сдерживая предвкушение от внезапно пришедшей в голову идеи. — Ты гниёшь, скучаешь и желаешь покоя. Помоги убить Уилсона. А я помогу тебе выбраться отсюда, помогу обрести свободу. Настоящую свободу. Луис поражён. Смотрит как на несмышлёного ребёнка, что просит о чём-то невозможном, как достать искрящийся осколок звезды или придумать новый цвет. Он не улыбается. — Ты просишь меня о помощи? — Именно. Я… — Твой… папенька… — перебивает мертвец, его голос стал сильно тише. — Разве он не рассказывал тебе? Не предупреждал? — О чём?.. Кажется, всё смолкло. Даже исчез этот раздражающий треск, исходящий от лампы. Свет мигает быстрее, чаще. А голова Луиса запрокидывается назад, когда он делает рывок и с грохотом почти что падает, чуть ли не уткнувшись своим сломанным носом в синеватый нос Мэрфина. Зрачки расширяются, делая мутные глаза мертвеца практически чёрными. Луис не дышал, но какой-то ледяной ветер коснулся бледных щёк. И появился звук. Чавкающий, еле слышимый. Что-то извивается, что-то копошится… И Мэрфин видит. Видит, как под зеленоватой кожей роются черви. Быстро, хаотично. Прямо как его мысли. Его злость странная. Нечеловеческая. Злость, наполненная страхом, злорадством и насмешкой. Губы Луиса дрожат, хотят то ли улыбнуться, то ли оскалиться. Мэрфин вдруг думает о том, что если кожа собеседника не выдержит, то все черви окажутся на его собственном лице и начнут его обгладывать быстрее, чем тот успеет скинуть их с себя. — О том, что с мёртвыми сделок не проводят, — шипит Луис, смотря ему прямо в глаза. — А-а… Холодные руки хватают его за плечи, царапают, не дают отвернуться. Рот Луиса открывается шире и шире, шире и шире, рвётся; его губы, щёки рвутся, а он открывается всё шире и шире, его челюсть раздвигается, шире и шире… Мэрфину кажется, что ещё немного и он сможет проглотить его голову целиком, даже не разрывая на куски, просто откусывая от тела. Шире и шире… Зубы. О, его зубы не остры, но это не имеет значения. Темнота. В глотке Луиса темнота. Что-то копошится. Язык. Липкий, холодный, розовый, почти как у человека, но длинный, безумно длинный… Ближе и ближе. Шире и шире… — Смеешь просить помощи. Полоумный мальчишка, — его нижняя челюсть дёргается, а Мэрфин не понимает, как тот вообще может разговаривать. Быть может, он и молчит, а это только мысли в голове? А цела ли всё ещё голова? Руки сжимают крепче. Подбираются ближе к горлу. А Мэрфин не может пошевелиться, не может оторваться от зрачков почти во весь белок. Ему даже не страшно. Горло… Его душат? Или ещё нет? Он не может понять. Дышать действительно нечем. Дышал ли он вообще? Холодно. О, как же близки его руки к горлу… Быть может, он не будет душить. Быть может, он тихонько проведёт, чуть надавит на артерию… И брызнет бардовый фонтан, на стены, на зеленоватое лицо, и польётся на пол, на съедение насекомым, крысам и другим тварям. Они будут вылизывать его кровь с пола. Красный фейерверк… В детстве ему нравилось наблюдать за этими огнями в небе, пусть их взрыв и оглушал. О, как же холодно… — Единственная причина, по которой ты всё ещё стоишь передо мной — это отсутствие твоего тела. Твоё тело, твоя плоть, твоя кровь… — язык Луиса дёргается наверх, делает движение, будто облизывается. — Ты бы не услышал моего голоса. Ты бы услышал, как я тебя пожираю. И это не из-за ненависти, ты мне безразличен, я просто хочу есть. Очень, очень хочу есть. — Л-луис… — И твои обещания для меня ничего не стоят. Я обменял бы свободу на твоё мясо. Потому, что твоя свобода мнима, а твоё мясо реально. Но… — Но?.. — Но у тебя нет тела. А душа твоя мне не нужна. Луис отстранился быстро, почти мгновенно оказавшись в углу, там же, где был с самого начала. Перед глазами немного плывёт. — Если правда хочешь живым стать — уходи. И глупостей больше не говори и не твори. Твоему отцу надо больше за тобой присматривать. — Я… — Мэрфин думает быстро, отводит взгляд всего на секунду, а затем смотрит на мертвеца уверенно. — Не прошу тебя о чём-то особенном, Луис. Просто расскажи мне всё, о чём ты знаешь. Расскажи о том, что может мне помочь. Мне не нужно другого, я не собираюсь калечить твою репутацию перед Эдгаром. Ты… ничего не теряешь. Бывший манекен смотрит внимательно, а затем вновь хрипло хихикает. — Красиво просишь. Упрямый дурачок. Ох и мучается Лэнью с тобой, поди, — его улыбка становится мягче. — Ты что же, думаешь, я сам не хочу его череп ногой раздавить? Мне было всего тридцать, когда он меня убил. Я — его самый первый помощник, тот, с кем он начинал этот уродский бизнес. Себя я не оправдываю, мне нужны были деньги, у меня дочь родилась больной. Эх… Не суть. Он не захотел платить мне. Сумма была огромной, слишком огромной… — Ты… был его партнёром по бизнесу? — у Мэрфина закружилась голова. — Именно, дружок. И в день, когда я должен был получить свой процент, он столкнул меня с лестницы. Умер я быстро, повезло сломать шею. И он сделал из меня… это, — Луис развёл руки, демонстрируя свои раны. — Гниющее нечто. Не человек. Только чтобы работать со мной дальше, получать мои услуги и не платить. Пытался залезть в мою голову, но я сразу понял, что к чему. Не позволил сделать себя безвольной куклой, притворился, что всё в порядке, что ему удалось меня сломать. Ха-ха-ха! Он даже не подозревал, что я подбирался к нему. Тихо-тихо, но о-о-очень близко! Ха-ха-ха! Его смех, нервный и булькающий, заполнил всю комнату. Но он прекратил смеяться так же резко, как и начал. Снова. Посмотрел серьёзно. — Я бы рад тебе помочь, мальчик мой, вот только правда не знаю как. Я долгое время не мог его убить, он просто ускользал из моих рук. А теперь… Теперь… О! Я знаю! — он почти подпрыгнул, не скрывая своей радости. — Точно! Ха-ха-ха! — Что? — Мэрфин посмотрел с интересом, но недоверием. — Кабинет на втором этаже! — он начал говорить очень быстро. — Такая… Ох, такая светлая дверь! Белая! Или… Ему было трудно усидеть на одном месте. Объясняя, он постоянно перемещался по всей комнате. Сгибаясь, извиваясь, смеясь. — Ну?! Ты знаешь, где это находится?! — в нетерпении спрашивает Луис, широко улыбаясь. — Боюсь, что н-не совсем. — Гм-м! Хорошо, — он успокоился, встал ровно, посмотрел в сторону и повысил голос. — Израэль! Иди сюда! Ох, чёрт бы его побрал… Сейчас же иди сюда! Израэль! Некоторое время ничего не происходило. А затем скрипнула дверь. В комнатушку вошёл человек. Точнее, вполз. Настолько быстро, насколько ему позволяли его переломанные ноги. Он страшно хромал, чуть ли не падал, но верно шёл на зов. Руки его болтались, а пробитая голова держалась с трудом. Одежда потрепалась, но не сгнила. Со лба его обильно стекала тёмная кровь, но на бледном лице она уже подсыхала. Был ли цел его череп? Трудно сказать. На грязных, каштановых волосах виднелись жидковатые ошмётки мозгов. Зрачки широкие, но взгляд безразличный. А Мэрфина почти удивил его красный, длинный платок, небрежно повязанный и скрывающий нижнюю часть его лица. — О, Израэль! — Луис попытался изобразить обеспокоенность, но вышло так, будто он насмехался. — Ты снова дал им на себя напасть? Когда же ты начнёшь защищаться, а не просто смотреть, как тебя терзают? Израэль не ответил. Кажется, он вообще не понимал, что обращаются именно к нему. — Не важно, — бывший манекен махнул на него своей полусгнившей рукой. — Такого я ещё не видел, — Мэрфин не без интереса взглянул на вошедшего, тот даже не повернулся на его голос. — Что с ним? — Не знаю. Он такой с самого первого дня пребывания здесь. Никогда не видел, чтобы он на кого-то нападал. Даже человечину отказывается есть. Голодный ходит, но абсолютно не злой. Совсем не такой, как мы. Хотя, знаешь… Я думаю, он вообще не способен навредить кому-то. Прекрасный вариант для тебя, хе-хе. — Но тут много агрессивных призраков… Как же он справляется? — А сам не видишь, что ли? — раздражается Луис, указывая на кровавое месиво над лбом Израэля. — Я его иногда увожу, когда дело совсем плохо. Он лёгкая добыча, и этим пользуются. Жалкое зрелище. Израэль не закрыл дверь. В темноте соседней комнаты что-то зашевелилось. Медленно, почти осторожно. Что-то хрустнуло. — Это… манекены? — в вопросе Мэрфина не было вопросительной интонации. Это действительно были они. Двое манекенов. Они склонились над чем-то, а точнее над кем-то. Иссохшее тело валялось на полу, полностью открытое для тварей. Даже было не понятно, мужчина это или женщина, но это уже не важно. Важнее было то, что высокие, наполовину сгоревшие чудовища тянули к мёртвому свои металлические руки, сжимали когти, отрывали от тела руки, ноги и тянули червивое мясо к своим обезображенным ртам. И их не волновало то, что они тоже когда-то были людьми. Не волновало то, что они тоже так лежали. Возможно, их тела были съедены так же, но другими. Это всё не важно. Они хотели есть. Очень, очень хотели есть. Луис проследил за взглядом Мэрфина и снова ухмыльнулся. — Хочешь присоединиться? Он почти сгнил, но если ты покопаешься… — Нет, — резко перебил фон Винстон. — Нет, нет. Луис, я должен идти. — Конечно, дружок. Израэль проводит тебя на второй этаж. Присмотрись к полкам повыше. Уверен, ты найдёшь то, что тебе поможет. Хе-хе-хе… — С-спасибо. Мэрфин заставил себя отвести взгляд от тошнотворного пира и поспешил к двери. Луис неслабо шлёпнул Израэля по плечу, тот тихо замычал и медленно пошёл за брюнетом. — О, кстати! Тебе понравилось, как я могу управлять своим телом? Удлинять язык, широко открывать рот… — остановил Луис, выглядя неестественно радостным. — На самом деле, ты тоже так сможешь. Если захочешь. — Не захочу. Спасибо ещё раз, Луис.***
Кажется, Израэлю было тоже немного за тридцать, почти как Луису. Он не был невысок, но из-за поломанных ног казался почти одного роста с Мэрфином. Шёл он медленно, аристократу постоянно приходилось останавливаться и ждать. В пути они ни разу не заговорили, Мэрфин даже не был уверен, что тот умеет говорить. И Луис не обманул, Израэль был совсем безобиден. Но не покидало ощущение, что он понятия не имеет где находится и что происходит. Он не моргал, смотрел с полным равнодушием и почти что тупо, не фокусируя свой взгляд ни на чём. Были ли в его голове хоть какие-то мысли? Возможно, когда-то, но сейчас все они засыхали мелкими кусками на его волосах. Вдруг, Израэль остановился у одной из дверей. Мэрфин нерешительно провёл по сгоревшей ручке, надавил. Дверь открылась бесшумно и аристократ тихо, но быстро зашёл в комнату. Обернувшись и поняв, что сопровождающий явно останется в коридоре, Мэрфин принялся искать. Он не знал, что должен был найти, но понял, что нашёл, прочитав название документа. Мэрфин держал в руках свидетельство о смерти. Но перечитывая имя умершего снова и снова, он не мог поверить. — Нужно возвращаться!***
Фирс явно не хотел внимания, но спокойно молчал. Сначала на него даже не обернулись, но потом все заметили кровавую дорожку, идущую от его нижней губы и по подбородку. Несколько пятнышек на его майке уже высохли. К счастью, никто не торопился замечать это вслух. Фирс был почти смущён, что все видят его кровавую рвоту, но ничего не мог с этим сделать. Но он вдруг улыбнулся, увидев знакомый силуэт за деревьями. — И давно ты наблюдаешь? — Если бы я не захотел, никто бы и не узнал, что я там стою, — хвастливо сказал Мэрфин и тепло улыбнулся в ответ. — Не сомневаюсь. Как всё прошло? — Неплохо. Есть интересные новости, но прошу, мне нужен отдых. Дайте мне время прийти в себя и я всё расскажу. — Конечно-конечно! У меня тоже есть новость. Точнее, претензия. Ещё точнее, жалоба. — Ох? И Фирс громко, притворно зарыдал, крепко обнимая Мэрфина и чуть ли не падая ему на грудь. — Он! — Гейт, даже не смотря, указал на проснувшегося Дона. — Он тако-о-ое творил! Ты просто не поверишь! — Ну-ну! Что произошло? — Мэрфин попытался вырваться, но Фирс прижался к нему сильнее. — Он обижал меня! Очень сильно! Сначала просто обзывал, а потом по всей поляне меня швырял. Ногами избивал! Я лежу, умоляю прекратить, а он не-е-ет! Он пуще прежнего! За волосы меня схватил, печень мне всю отбил! Ой, что же делается?! Я до сих пор тела не чувствую! — Ещё чего придумаешь? — нахмурился Дон. — Синяков мне понаставил! Сказал, что не будь мы здесь, я бы вообще живым не ушёл! — продолжал верещать Фирс, хватаясь за сердце. — Ой! Да он чуть дом не разрушил, ему доски были нужны, чтобы меня отхерачить. Бегает по поляне, глаза злющие-злющие, кричит, что забьёт меня, как курицу в деревне. Я от него бегу, а он догоняет, валит и башку мою об землю! У меня звёзды из глаз, а он не останавливается, смеётся и говорит, что час мой близок! — Это он может… — прохрипел Мэрфин, не сдерживая улыбки. — Ты, Фин, адвокату и шляпнику не верь. Они тебе правды не скажут, — громко зашептал Фирс, не скрывая ужаса. — Они свидетели, но зверь этот, Дон твой, запугал их. Он меня терзает, а на них смотрит и говорит, что без голов останутся, если тебе скажут. Посмотри! Они же дрожат от страха! Марселон и Грэтли действительно дрожали. Только не от страха, а от хохота. Вся напряжённость развеялась, и каждый улыбался, прямо как пару лет назад, когда вся компания, будучи живой, начинала весело беситься и шутить. — Усмири свою женщину! И наедине с нами больше не оставляй. Молю тебя, — не унимался Фирс. — Это страшный человек. Прибьёт и не заметит. — Я тебя понял. Мэрфин очень осуждающе посмотрел на Дона. — Я же сказал нормально себя вести. А ты тут что устроил? — Зато задерживаться больше не будешь, — самодовольно ухмыльнулся Дон, принимая игру.***
Шум кристально чистой воды и белый туман. Почти как в том странном сне. Вот только во сне всё было ненастоящее, неправильное. Вплоть до слов, лживых и покрытых собственными страхами. А сейчас всё было более, чем реально. И глаза у Дона не выколотые, а невероятно красивые, переливающиеся, как изумруд и зелёный цвет их так же сочен, как яблоки в летнюю пору. Светлячки жужжат, но звук этот словно таинственная мелодия, неведомая живому существу. Темно, но темнота эта мягкая, будто осязаемая, будто их, двоих, накрыли огромной, скорбной вуалью. И им тепло, будто кровь снова циркулирует по их венам. Будто… Конечно, это место всё ещё полно иллюзий. Но сейчас этого достаточно. Хочется, чтобы это не кончалось. — Знаешь, мне было страшно, — негромко говорит Дон, отводя печальный взгляд. — Я снова чувствовал себя в опасности. Думал, что он действительно ударит меня. Но Мэрфин отрицательно помотал головой. — Не волнуйся об этом. Я знаю Фирса. Будь опасность, я бы ни на секунду тебя там не оставил. — Ох, — Дон мягко улыбается. Мэрфин закрывает глаза. Прислушивается к своим ощущениям. А затем он слышит вопрос, которого так боялся и ждал. — Тебя что-то беспокоит. Что? Фон Винстон приподнимается с травы, смотрит почти что пристыженно. Измученное лицо его мрачнеет. Дон посмотрел с удивлением. — Ты вернулся ко мне. Нам ничего не угрожает, а отец твой всё ещё в том мире, — Дон перебирает чёрные волосы своего возлюбленного так, будто играет на арфе. — И я снова чувствую тебя, как и ты меня. Но ты не счастлив, как я. Что тебя тревожит? — Меня тревожит то, что я недостоин тебя и твоей любви. — Что? Мэрфин отстраняется. Тяжело, медленно, но отстраняется. Садится на траве, больше не прячет пустой взгляд. Дон растерян, он не понимает, но садится тоже, рядом, кладёт свою руку ему на плечо, еле ощутимо, но Мэрфин чувствует тяжесть. — О чём ты? — Я… — голос фон Винстона вздрагивает, но быстро становится сухим. — В начале… Я не хотел тебе рассказывать вовсе. Надеялся сохранить это в тайне. Превратить в ночной кошмар. Похоронить в себе, будто этого никогда не было. Но понимаю, что это подло. У тебя должен быть выбор. А что, если бы ты узнал? Так пусть ты узнаешь от меня, а не от других. — Милый… — Это страшно, Дон, — Мэрфин вдруг смотрит ему в глаза, и Райдер чувствует, как становится холоднее. — Страшно, когда ты считаешь себя хорошим человеком, а потом понимаешь, что ты не просто не хороший, а ничем не лучше убийцы. Я такая же тварь, как мой отец или Эдгар Уилсон. — Ч-что ты такое говоришь? — Дон смотрит с испугом. — Нет! Молчи! Слушай! На моих руках кровь. И я не смогу её смыть. И нет, боже, нет, я не уверен, что меня заставили! Я убил человека, Дон. Невинного. И практически по своей воле. Я не собираюсь оправдываться, говорить, что меня подставили. Нет, Дон… Я не уверен, что это было, почему так поступил. Да какая теперь уж разница? Я убил, мерзко и жестоко. Убил так, что до сих пор слышу его крик у себя в голове. Казалось, ему было трудно говорить даже физически. Он почти задыхался, но стоило Дону произнести звук, Мэрфин не дал ему ответить снова. — Нет, Дон, подожди… Я опустился на полное дно. Я не мог смириться. Не мог смириться с твоей пропажей. Не мог смириться с тем, что мой отец разорвал моих друзей, представившись мной. Не мог смириться с тем, что мой отец стал гниющим мясом, жрущим других людей. Не мог смириться с тем, что поддался на уговоры Уилсона и убил неповинного человека. Призраки, ожившие трупы… А потом они заставили меня превращать человеческую кожу в ткань для манекенов. Они превратили моих друзей в этих тварей. А потом я узнал, что тебя держит взаперти этот урод… Нет, я был не на дне. Я был в Аду. — А… — Молчи! И я начал спиваться. Неделями не выходил из запоя. Голодал. Пошёл по проституткам. Вся эта дрянь, все пьяницы знали меня в лицо, а своих знакомых я начал избегать. Спал на улице, ловил припадки, и даже простые рабочие, не только аристократы, смотрели на меня с отвращением, будто я ничтожество. Да! Я и есть ничтожество! Я понимал это и пил дальше. И никто не мог мне помочь. Моя семья… Я не имел права связываться со своей семьёй. Я бы подверг опасности не только их, но и тебя. Даже думал броситься под поезд или напиться до смерти, но не смог. Не смог бросить тебя. А это понимание, что после смерти ничего не изменится, что меня сделают таким же кровожадным, тупым чудовищем… Я соглашался со всем, втирался в доверие, думая о том, что могу сделать. Но знаешь, что я мог делать? Только сходить с ума. Мэрфина трясло. Но ещё больше трясло Дона. — Прочти, — фон Винстон достал из кармана своего чёрного пиджака листок. — Прочти это и подумай, хочешь ли видеть меня в своей жизни. Хорошо подумай. Лицо Райдера искажалось каждую секунду. Он смотрел на Мэрфина с болью, с отвращением, со страхом, с непринятием. Но листок взял. Прочитал ли он его так быстро или не читал вовсе? Мэрфин не мог понять. А Дон не мог поверить. Смотрел на неровные строчки, где его самый дорогой, самый близкий сердцу человек в подробностях расписывал, как сдирал кожу с мужчины, когда тот ещё был жив. Манекены всегда выглядели отвратительно, но осознавать, что это была работа Мэрфина… — Ты пил и развлекался с этими несчастными женщинами, когда я каждый день хотел умереть? Чтобы хоть как-то спастись от унижений и страха, — Дон поднял на него свои покрасневшие глаза. — А потом ты убил? Сдирал кожу, словно шкуру со зверей… — Очень цинично называть это развлечением. Но… — Мне нужно подумать. Казалось, что Дон не ушёл, а исчез. Растворился в белом тумане. И Мэрфину даже немного легче.***
Сколько он просидел в тишине? Час? Два? Разницы не было. Как и не было времени в этом лесу. Интересно, знают ли уже другие? Знают ли, что вечно улыбающийся Мэрфин фон Винстон — на деле выпивоха, развратник и просто никчёмный человек? Он даже не уверен, что ему стыдно. И нет, не интересно. Просто больно. Больно видеть себя таким. Больно чувствовать себя таким. Он мог бы даровать себе спасение. Попробовать измениться. Но он не хочет. Не считает нужным. Не считает себя достойным спасения. Нет, всё же стыдно. Перед собой. Он мог бы всё бросить. Не делать вообще ничего. Но для себя. Он знает, что должен помочь тем, кто не виновен. И он поможет. Поможет ли он потом себе? Не знает никто, особенно он. Что он сделает, когда сможет вдохнуть? Закроет себя в самой крохотной комнатке, ожидая старости или несчастного случая? Сопьётся окончательно? Нарвётся на заточенный нож в подворотне, защищая девушку или свой кошелёк? Или займёт денег, как сделал это Лэнью, но теперь уж наверняка, чтобы удар шёл не во второй глаз, а в само сердце? Боже, да есть ли у него сердце вообще?.. Сердце. Может, он отдаст своё сердце тому, кто в нём действительно нуждается? Столько всего… И ничего. Никаких мыслей. Он не знает. Он просто ждёт. А есть ли смысл ждать? — Мэрфин. Собственное имя показалось чужим. Молодой человек не находит в себе сил обернуться, да это и не нужно. Дон стоит совсем рядом. — Вот что ты искал, значит. Ради этого ты ушёл от меня… Тебе нужно было забрать компромат на самого себя. Да? Мэрфин чуть кивнул. Шея заболела сильнее. — Дай сюда. Тебе это не понадобится, — сказал Райдер холодно, и не резко, но всё же вырвал листок из чужих рук. — А?.. Он не скрыл своего удивления, когда Дон порвал ужасающее признание, но мелкие кусочки не успели достигнуть земли, их подхватил ветер и унёс куда-то далеко, превращая в пыль. — Забудь это. Этого не было. Слышишь? — голос Дона дрожал, но лицо его было полно решимости. — Ты… просто?.. — Да. Потому, что я люблю тебя. — Ха… Ха-ха-ха, ты сумасшедший, — Мэрфин нервно и слабо улыбается. — Как и ты. Дон краснеет то ли от надвигающихся слёз, то ли от смущения, когда Мэрфин встаёт перед ним на одно колено, берёт его руку и целует костяшки пальцев.***
— Это… не подделка? — с удивлением спрашивает Грэтли, сжимая в руках найденный документ. — Да не похоже. Настоящее свидетельство о смерти Эдгара Уилсона, — задумчиво говорит Фирс, потирая затылок. — Только сообразить не могу… — Что-то здесь не так, действительно, — кивает Марселон. — Но понять не могу, что именно. — Давайте подскажу, — вздыхает Мэрфин. — Посмотрите на дату. — Гм-м, — Фирс всмотрелся. — Сентябрь. Написано, что сволочь померла в сентябре. И?.. — Посмотри на год. Ничего не напоминает? — Мэрфин чуть нахмурился. — О… Блять. Я понял, — глаза Фирса сверкнули от растерянности. — В этом же году, в этом же месяце… погиб и твой отец. — Именно, Фирс, — занервничал фон Винстон. — Это значит, что Уилсон не пережил ту аварию, когда сбил моего отца. Он перестарался и… погиб вместе с ним. В один день. — Но как это возможно?! — почти вскрикнул Марселон. — Уилсон уже что-то знал тогда, — Мэрфин начал расхаживать по поляне, рассуждая. — Он знал, как восстановить своё тело. Он сделал то, что сейчас пытаемся сделать мы. Уилсон убил большое количество людей, чтобы получить достаточное количество энергии для восстановления. А потом… Он продолжил убивать не только ради денег, но и для поддержания своего тела в более менее живом состоянии. — Это значит, что?.. — Райдер сильно побледнел. — Он был трупом почти с самого начала. Даже не призрак. Живой труп. Никто не успел сказать что-либо ещё. К Дону пришло чудовищное осознание, его тело вздрогнуло, он издал булькающий звук и почти успел закрыть рот рукой, когда во все стороны брызнула его рвота. Пища от ужаса и захлёбываясь, Дон кинулся в кусты. И никто больше не проронил ни звука. Только тогда, когда из кустов послышался громкий плач. — Что с ним? — Фирс напрягся ещё больше. — Так реагирует, будто Уилсон, будучи дохлым, к нему в постель… — Фирс, — перебил Мэрфин, очень серьёзно посмотрев на блондина. Этого было достаточно, чтобы поняли все; не только тот, к кому обращались. — До меня дошло… О-о… Бля-ять, — Фирс выдал сразу четыре эмоции: сочувствие, отвращение, изумление и шок. — Какой кошмар, — не сдержался Грэтли, прикрыв лицо рукой. Успокаивать Дона пришлось недолго. Он больше не плакал, только тихонько отсел подальше. Его лицо стало настолько пустым, будто он в одночасье потерял ко всему интерес. И смягчилось оно только тогда, когда Мэрфин молча положил руку на его плечо. — Фирс, — негромко позвал Мэрфин. — Что?.. — У меня будет к тебе дело. Даже, скорее, просьба. Чуть позже. — Интригуешь. — Мне нужно, чтобы ты пошёл со мной. Туда. В подвал Уилсона… У меня план назревает. — Как интересно. Вновь моя бесплатная сила понадобилась? — А? — Мэрфин не сдержал удивления от такого резкого тона, но Фирс снова мягко улыбнулся. — Шучу я. Не бесплатная. Кружку пива мне купишь, когда выберемся отсюда, идёт? — Две не пожалею, — фон Винстон улыбнулся тоже. — Чудно. Да и если серьёзно… Знаешь же, что помогу всегда. Куда денусь? — Спасибо. Правда, Фирс, спасибо. И поляна вновь погрузилась в задумчивую тишину.