Sweet Little Sixteen

Курт с телефоном в руке опирается на свой шкафчик, сдерживая хихиканье, которое неминуемо при чтении сообщений от Блейна; как ни странно, поток похабных комментариев о его заднице не коробит. Уйдя с головой в чтение, парень так дистанцируется от внешнего мира, что ошарашенно вздрагивает, когда на него падает тень. — Так что, Хаммел, ты вообще собираешься приглашать меня в свой уютный мирок лапочки папика? — раздаётся хриплый голос Пака, и Курт чуть не роняет телефон. Он делал всё возможное, чтобы не говорить с Паком после встречи на катке. Всегда оправдывался занятостью или направлялся в библиотеку, куда Пак никогда за ним не последует. Просто он слишком боится комментариев, от которых парень с ирокезом точно не удержится, а больше всего он боится, что тот скажет, что больше не может хранить секрет и расскажет Финну. — Пакерман, не здесь же! Люди кругом, — шикает Курт, обводя взглядом переполненный коридор, чтобы убедиться, что никто из его знакомых не услышал, и засовывает телефон в карман, как будто все непристойные, грязные сообщения Блейна о том, чем они занимались или чем он хочет заняться с ним, будут вывешены как на транспаранте, если не скрыть улики. Не успевает Курт сбежать или даже схватиться за голову, как Пак крепко хватает его за локоть и тянет в заброшенную хоровую комнату, после чего захлопывает дверь и поворачивается к Курту. — Тут никого нет. На этот раз ты не уйдёшь от разговора. Выкладывай всё, Курт, — требует Пак и указывает на стулья в дальней части комнаты. Тяжело вздохнув, Курт смиряется со своим поражением и роняет сумку на пол, прежде чем садится на один из красных пластиковых стульев. Пак приземляется на аналогичный рядом, пронзительно глядя на одноклассника и явно ожидая начала истории. И что ему говорить? Стоит ли рассказать честно или сделать все возможное, чтобы не проболтаться больше, чем Паку уже известно? Слишком сложно. — Что собираешься делать? Если я буду хранить твой грязный секретик, мне нужны подробности. Давно вы чпокаетесь? Потому что судя по его маленькой ремарке, вы крутите шашни. По всей видимости, долгих прелюдий не будет. — Мы вместе с Нового года, — застенчиво признаётся Курт. — Это не ответ на мой вопрос. Не прикидывайся дурачком, Курт. Не пытайся выкрутиться. Выкладывай все карты на стол. «Боже! Надеюсь, он не начнет шантажировать меня». — С моего дня рождения. В ноябре. Мы познакомились в баре и… с тех пор часто виделись. Курт вздыхает, зная, что не сможет выкрутиться независимо от того, как хорошо умеет манипулировать людьми с помощью слов. — Просто… папа не должен узнать. А ты знаешь эту школу; если это всплывёт, все узнают, и тогда и папа узнает. Пока он знает, что я кое с кем встречаюсь, но он так и не знает, сколько ему лет. До сих пор мне удаётся избегать разговора, оправдываясь усталостью, кучей домашки и всё в таком духе… или у него телефон звонит, или что-то ещё отвлекает, когда он пытается поднять эту тему. Но он теряет терпение, и я понятия не имею, что ему сказать. Я не могу больше ему лгать. Для меня это уже слишком! Но я не могу рассказать ему, сколько Блейну лет на самом деле. Он убьёт его, — неистово выпаливает разволновавшийся Курт, не в состоянии прикусить язык. Слова вырываются так, будто плотину прорвало. — Ты же в курсе, что в Огайо возраст согласия — шестнадцать лет… я выяснял, чтобы безопасно наслаждаться собственными приключениями. Он ничего не может сделать, — успокаивает Пак, и именно в этот момент до Курта доходит, что Пак не намерен никак использовать это против него или воспользоваться информацией, чтобы шантажировать его — он действительно просто хочет помочь. — Я знаю, но эта маленькая деталь теряет значение, когда речь о совершеннолетнем и несовершеннолетнем. И это так нелепо, потому что я никогда не чувствую разницу в возрасте между нами. Конечно, у него есть работа, шикарная машина и собственная квартира здесь и в Нью-Йорке, но когда мы вместе, мы просто вместе… — Да, но ты всегда был взрослым не по годам. Так что, по сути, вы пересеклись как раз где-то посредине ваших реальных возрастов.… Комментарий Пака удивляет Курта. Он никогда и не думал, что Паку настолько не всё равно, что он заметит то, что даже ему самому не приходило на ум — он более зрелый, чем ровесники, и на самом деле создаётся ощущение, будто они с Блейном пересеклись где-то посредине в плане возрастной зрелости. — Так и есть. Наверное, — тихо соглашается Курт, не зная, что делать с этой внезапной заботой и участием со стороны парня, который развлекается, бросая пустые пивные банки в байкеров. — Если нужен мой совет, я думаю, тебе стоит просто рассказать папе. Разговорчик будет не из приятных, но он классный мужик, желающий тебе счастья. Очевидно, что тебе реально нравится этот парень, а судя по тому, как ты светишься с самых праздников, я бы сказал, что он делает тебя счастливым и хорошо относится к тебе. И, конечно, очевидно, что он чертовски богатый, поэтому заботится о тебе во всех смыслах. Пак пожимает плечами, словно объяснил появление «глазков», которые он просверлил в женской раздевалке, как будто в мире нет ничего логичнее и естественнее. — Он не… чертовски богатый. Он делает добро, не более. По большей части подаренная им одежда — это предварительные образцы или бесплатные подарки от… — От дизайнеров. И разве «предварительные образцы» не означает, что они единственные в своем роде? То есть стоят сиксилиарды долларов, с этими их бирками, и ведь таких больше ни у кого нет. И тому подобное, это не просто бесплатный образец, Курт. За этим скрываются определённые чувства. Такие подарки выбираются для тебя собственноручно, — спорит Пак и указывает на шарф Курта, к которому прикреплена серебряная брошка с театральными масками. Курт до сих пор понятия не имеет, какими правдами и неправдами Блейн добыл этот шарф. Но даже до того, как они официально стали встречаться, Блейн землю с небом свёл, чтобы достать для него этот аксессуар… а брошка не только выбрана для него собственноручно, но и изготовлена ​​для него на заказ после того, как Блейн придумал идею, решился и заплатил за то, что ее изготовили. Только ради Курта. — Мне он действительно нравится. Я никогда ещё такого не чувствовал. Я всегда думал о нём одно — я хочу быть с ним. Когда мы не вместе, я хочу только одного — позвонить ему или написать ему, чтобы скоротать время до следующего раза, когда я его увижу. А лучше всего то, что, хоть он уж точно не был добродетельным человеком, когда мы встретились, я никогда ни на секунду не сомневался в том, что он относится ко мне так же… — плотину опять прорвало. Пак от лёгкой неловкости ёрзает на стуле, его глаза бегают по комнате, пока взгляд не падает на руки на коленях. — Это довольно круто. Именно такое я и хотел бы найти. Ты молодец, Хаммел, — он шумно выдыхает и улыбается ему, сжав губы, что для него характерно. — И у тебя такое будет, Пакерман. Однажды. Так… значит, я могу рассчитывать на тебя? — спрашивает Курт, по-прежнему не желая забегать вперёд, ожидая, что опасность позади, если назавтра новости разлетятся по всей школе… и по городу. — Да не выдам я твой секрет. Но ты должен рассказать папе. Я приду к вам домой на игру вечером, тогда и расскажешь. Так ты не будешь чувствовать, что переживаешь это в одиночку, — предлагает Пак, и у Курта всё внутри переворачивается. — Ты пойдёшь на это ради меня? Большое спасибо. Наверное, я обдумаю это, — Курт кивает, смущённый, но довольный тем, как у них всё складывается. Всего полгода назад Пак швырял его в мусорные баки и запирал в подсобках. И вот какие перемены: Пак помогает ему решить эту серьезную проблему, и исход может изменить его жизнь. — Конечно. Но при одном условии… О боже! Конечно, есть условие. Как он мог быть настолько глуп, чтобы поверить, что так легко всё это проскочит? — Каком? — неуверенно  спрашивает он, опасаясь, что ему хватит смелости услышать ответ. — Расскажи мне — как секс? — Пак ухмыляется, и у Курта ёкает сердце. Это условие? Серьёзно? — Думаю, за последние три месяца у меня было больше секса, чем у тебя за всю жизнь. И он определённо… назовём его захватывающим? Чтобы не задевать твоё эго, — Курт триумфально улыбается, глядя, как у Пака отвисает челюсть. — Надо сказать, ты меня впечатлил. Не думал, что в тебе это есть, — он усмехается, отчего Курт вспыхивает, и прямо в этот момент у него начинает звонить телефон. — Чёрт. Это Блейн, — шипит Курт, глядя на дисплей, на котором видит установленную несколько недель назад фотографию Блейна, которую парень нашёл в сети. Мужчина прекрасно одет по случаю красной ковровой дорожки модного мероприятия в Нью-Йорке. Курт очень любит эту фотку. Он никогда не признался бы в этом Блейну, но те выходные, когда они не видятся, Курт проводит, просматривая фотографии с прошлых мероприятий в поисках Блейна, затесавшегося между моделей, дизайнеров и стилистов. На всех найденных старых фотографиях Блейн, как всегда, очаровательно улыбается, держится по-джентльменски, а одет, естественно, шикарно до эпатажности. Но глаза не блестели, а чарующая улыбка отдаёт натянутостью, а не искренностью, как на любимой фотке Курта, где глаза Андерсона лучатся шоколадным теплом, а улыбка тёплая и сердечная — это Блейн, которого он знает и любит. Курт переводит взгляд с телефона на Пака, тот в ответ поигрывает бровями и проницательно улыбается, поэтому Курт решает, что с тем же успехом может взять трубку. — Привет. У меня пятиминутный перерыв от ужасного собрания, дай, думаю, позвоню узнать, как протекает школьная жизнь… — в динамике раздаётся флиртующий голос Блейна, и Курт удивляется, что до сих пор сидит на стуле, а не растаял, растёкшись лужицей по полу. — Это… хорошо. Я… я разговаривал с Паком. Помнишь, с катка… — подсказывает Курт, подумав, что лучше рассказать ему все. В конце концов, это касается и его. Он чувствует пристальный взгляд Пака, но старается не отвлекаться — чтобы вести себя естественно, но не так естественно, как обычно, когда, не чувствуя себя святошей, не против развратных игр Блейна, если настроение подходящее. — Вот же… так мы теперь в заднице? — спрашивает Блейн. Курт не может понять, как он это воспринял, голос безэмоциональный, и Курт ненавидит, когда Блейн говорит так. — Нет. Вовсе нет. Он пообещал держать рот на замке, но… он хочет, чтобы я рассказал обо всём папе. Сегодня вечером, — объясняет Курт, надеясь, что это вызовет какую-то реакцию со стороны Блейна. — Сегодня вечером? Хорошо. Дай знать, как всё пройдёт, — просто отвечает он, всё тем же равнодушным тоном, и Курту хочется встряхнуть его или дать пощечину за то, что парню не из чего исходить. — Хорошо. Я сообщу. Если переживу… — бормочет Курт, мысленно проклиная то, что Пак присутствует при таком разговоре, а не том, когда Блейн в хорошем настроении и ведёт себя очень мило. — Даже не шути так. Всё будет хорошо. Послушай, если всё пойдёт по пизде, просто позвони мне, и мы что-нибудь придумаем, ладно? — утешает Блейн, интонация чуть более эмоциональная, но всё же недостаточно, чтобы вызвать у Курта что-то кроме раздражения. — Хорошо. Позвоню. Ты… — Мне нужно вернуться на встречу, иначе у меня будут проблемы с Кельвином Кляйном… поговорим позже, — бросает Блейн. — Хорошо. Пока, — бормочет Курт, едва успев попрощаться до того, как Блейн сбрасывает вызов. — Он правда занят. Весенняя мода в разгаре и все такое, — неловко комментирует Курт, засовывая телефон обратно в карман, когда раздаётся звонок, и начинают собираться остальные члены хорового клуба. — Ты крут, Хаммел. Я приду вечером, — шепчет Пак и в знак поддержки треплет его по плечу, провоцируя Сантану недовольно щелкнуть языком, выгнув бровь. — О чём это вы? Мы вечером соберемся смотреть игру? — удивляется Финн, когда находит свободное место рядом с Паком. — Да. Я просто… согласился позволить Курту помочь мне вечером с домашкой, — Пак пожимает плечами настолько невинно, насколько это возможно, но Финн явно не повёлся. Собрание хорового клуба проходит как по маслу: Мерседес поёт во весь голос, а Куинн рассказывает о какой-то песне, которую они с клубом воздержания будут петь на мессе в церкви в следующее воскресенье. Курту остаётся бояться того, что он на себя взвалил — поговорить с папой начистоту о Блейне. Рассказать всё о Блейне.