слёзы в глазах любящего.

Решив проблему с инспектором, Усянь сделал круг, вернулся к офисному небоскребу и принялся ждать Цзян Чэна. За это время он успел поразмышлять над тем, что сказал ему Ванцзи. Неудивительно, что он знает о прошлом своей души — выглядит он как раз как тот, кто очень много самосовершенствуется, медитирует и укрепляет связь ядра и души. Усянь предпочитал не обращать внимания на такое рвение узнать тайны прошлого. Цзян Чэн много раз предлагал ему начать медитировать вместе, но Усянь лишь отмахивался. Ему было достаточно настоящего, к тому же, и настоящего у него осталось не так много. «Как он мог увидеть меня в своих видениях? Неужели он достиг такого совершенства на этой стезе, что его душа умеет различать души с которыми была связана?», — думал он, потирая подбородок. Такой уровень связи с душой сродни настоящему мастерству синхронизации ядра и души. В этом случае человек может обладать привычками, каким обладал прошлый сосуд души. Бывали случаи, когда люди приобретали навыки, которые никогда не развивали, достигнув апогея связи ядра и души. И их Усянь тоже не понимал, ведь таким образом человек перестает быть собой. Конечно, с детства во всех школах им прививали одну простую мысль — вы лишь сосуд для своей души, ваша задача заключается в том, чтобы не прервать цикл перерождений, обеспечив достойное продолжение истории. С этим Усянь просто не мог смириться — настолько сильна была в нём жажда свободы, жажда самоличного управления своей судьбой. «В мире достаточно тех, кто прислуживает своей душе. В их число я входить не собираюсь», — эту фразу Цзян Чэн слышал от Усяня довольно часто, но уже смирился. Таков был он, Вэй Усянь, своенравный, непреклонный и необузданный. Задумавшись, Усянь не заметил, как к машине подошёл Цзян Чэн. Он постучал в стекло, и Усянь вздрогнул от неожиданности. Лицо Цзян Чэна буквально сияло. Усянь понял, что всё прошло отлично. — Усянь, теперь я могу отвезти нас в Лаос! — воскликнул он, шлёпнувшись на пассажирское сиденье и захлопнув за собой дверцу. — У меня получилось договориться! Со следующей недели я начну продавать туры. — Это отличная новость, Цзян Чэн! — Усянь похлопал друга по плечу. — Я рад, что твоё агентство так стремительно развивается и что ты действительно получаешь удовольствие от работы. Цзян Чэн снял пиджак и бросил его на задние сиденья. Он развязал галстук, который постигла та же участь, что и пиджак. — А теперь поехали кататься! Жду не дождусь узнать, куда мы поедем сегодня, — он улыбнулся. — О, я уверен, тебе понравится! — Усянь загадочно улыбнулся и нажал на газ. — В моём рюкзаке лежат твои любимые бутерброды, бананы и сок, так что мы отправляемся на пикник за город! Цзян Чэн воспринял эту идею с энтузиазмом. Ему хотелось провести время с Усянем так, как раньше, словно ничего и не изменилось. Он заметил, что удостоверение Усяня торчит из кармана его рубашки. — Зачем ты достал удостоверение? — спросил Цзян Чэн. Внезапно к нему пришло осознание, для чего Усяню понадобилось удостоверение. Он широко распахнул глаза и невольно повысил голос. — Ты что, за час, пока меня не было, нарушил правила? — Боже, не кричи на меня! — рассмеялся Усянь. — Я всего лишь превысил скорость, ничего необычного. — И как ты заплатил штраф? У тебя же не было денег с собой! — продолжал распыляться Цзян Чэн. Старая привычка — учить Вэй Ина уму-разуму, хоть они и давно выросли. Хоть Вэй Ин и никогда не слушал его нравоучений. — Я его не платил, — улыбнулся он в ответ. — Видимо, сегодня просто мой день. Тот молодой инспектор, когда взглянул меня, сразу признался, что видел меня в своих видениях, стал называть мне какие-то имена и спрашивать, знакомы ли они мне. Ну, я и предложил обсудить связь наших душ в кафе сегодня вечером. Потом уехал так быстро, что он не успел выписать мне штраф. — Ох, в этом весь ты, — Цзян Чэн немного расслабился. В конце концов, Усянь был мастер выбираться изо всяких передряг. — И во сколько вы договорились? — На бумажке я написал семь часов, — сказал он. — Но я не собираюсь никуда идти, потому что сегодня весь день я решил провести со своим лучшим другом. — Ты опять собираешься обмануть человека, — констатировал Цзян Чэн. — Неужели тебе не хочется пообщаться с кем-нибудь, кроме меня? — Хочется, но он заинтересован в этой встрече только потому, что его душа признала мою, а я не хочу ничего даже слышать о соулмейтах, — Усянь покачал головой. — Погоди, если он узнал тебя, значит он довольно опытен в мастерстве владения душой, — заметил Цзян Чэн. — Значит его душа умеет распознавать души тех, с кем была связана в прошлых жизнях. — Я тоже думал об этом, — согласился Усянь. — Но это ничего не меняет. — Сходи хотя бы, чтобы развеяться, — предложил Цзян Чэн. — К тому же, он не стал выписывать тебе штраф, но в любой момент может это сделать. Может быть, не стоит огорчать его и просто позволить ему поговорить? Для тебя не важна вся эта история души, но для кого-то, вроде него, она имеет огромное значение, Вэй Ин. Позволь ему узнать больше о себе. Усянь вздохнул. В последнее время он тяжело сходился с людьми, все дело было в его отрешенности. Конечно, он был излишне разговорчив и не испытывал стеснения в общении с ними. Обычный короткий разговор, пара улыбок — дальше Усянь не совался, потому что не видел смысла. Кому вообще нужен друг на полгода? — Хорошо, я схожу, — вздохнул Усянь. — Но только ради того, чтобы не платить штраф! Цзян Чэн улыбнулся. Лишнее общение Усяню не повредит, а уж под каким предлогом он сам уговаривает себя пойти, Цзян Чэну всё равно. К тому же, Цзян Чэн признался самому себе, что не может смотреть на Усяня без слёз, зная, что с ним происходит. Теперь он постоянно жалел, что где-то, возможно, обидел его или расстроил. Он был сильно привязан к Усяню с самого детства, они были неразлучны и дополняли друг друга. Усянь был жутким неряхой, но зато отлично готовил, а Цзян Чэн не терпел грязь и беспорядок, но совершенно не умел готовить ничего, кроме любимых бутербродов. Их связывали горы общих воспоминаний, пережитые беды и радости. Однажды Цзян Чэн уже чуть не потерял Вэй Ина, когда торговый центр, в котором они находились, неожиданно обрушился, — старые укрепления просто-напросто прогнили, за ними почему-то никто не следил. Цзян Чэна вытащили первым, он практически не пострадал, разве что сломал руку, а вот Вэй Ину досталось куда сильнее — из завалов его извлекли только спустя сутки. Он еле дышал, а из раны на голове сочилась багровая кровь, местами уже засохшая. Тогда он месяц пробыл в коме, но чудом выкарабкался. С последствиями той травмы Усянь живёт до сих пор — он не может запомнить важные даты, с трудом ориентируется на местности и страдает от головных болей. Сейчас же врачи считают, что та старая травма вполне могла стать причиной опухоли в его мозгу, хотя знать наверняка они не могут. Поэтому для Цзян Чэна очень важно обеспечить Усяня комфортными условиями, во всём ему потакать, даже если он не считает это правильным. Теперь он и не видит другой психологии в их отношениях. — Если что, ты в любой момент можешь уйти, если тебе что-то не понравится, — произнёс Цзян Чэн. — Я могу даже мотаться неподалёку, если тебе так будет спокойнее. — Не стоит, — мягко отказал Усянь. — Я уже не маленький и вполне могу справиться сам. Цзян Чэн удовлетворенно замолчал. Если Усянь говорил, что справится, значит он был уверен в своих силах. Он никогда не врал Цзян Чэну, потому что тот всегда умел отличать правду от лжи. — Если мы поедем туда, куда я запланировал, то я не успею на встречу с ним, — немного разочарованно произнес Усянь. — Все в порядке, — улыбнулся Цзян Чэн. — Мы можем перекусить в ближайшем парке. А отправиться за город мы всегда успеем. — Да, но я не люблю, когда мои планы нарушаются, — вздохнул Вэй Ин, сильнее сжав руль в руках. Костяшки побелели. — Лучше скажи, как ты себя чувствуешь? — спросил Цзян Чэн. — Ты принял лекарства? Усянь промычал что-то, и это мычание должно было сойти за утвердительный ответ. Но, опять же, врать Цзян Чэну было бесполезно, поэтому он тут же сознался, что забыл их выпить. Он частично сказал правду. Ну не станет же он признаваться, что решил просто не принимать их сегодня? А прикинуться дурачком и свалить всё на свою дырявую память, о которой Цзян Чэн прекрасно знает, было отличным ходом, чтобы не выдать себя. — Почему не попросил меня напомнить? — осторожно поинтересовался он. — Потому что я ненавижу забывать что-то, а потом просить тебя напомнить, — ответил Усянь. Улыбка сползла с его лица, выражение спокойствия сменилось недовольством. Он ненавидел чувствовать себя слабым. Один раз он решил искупаться, но вскоре забыл, что набирал воду в ванну. Как итог — затопленные соседи снизу. Как следствие — Цзян Чэн стал серьёзнее относиться к его проблемам с памятью. Цзян Чэн был хорошим другом, поэтому делал это всё мягко и ненавязчиво. Он знал об истинном состоянии Вэй Ина, поэтому не смел давить на него. Так бы он стал чувствовать себя ещё более жалким и беспомощным. Остаток пути они провели в тишине. Цзян Чэн пытался пару раз отвлечь Усяня от раздумий, но тот был чернее тучи и не проявлял интереса к словам друга. Он думал, нужна ли ему такая жизнь, короткая и полная провалов в памяти, головной боли и горького вкуса таблеток на кончике языка. Он не любил больницы, но теперь ему приходилось бывать в них чаще, чем он бывал за всю жизнь. К тому же, чем дальше, тем сильнее будет боль и тем сложнее от неё избавиться. Но затем в его голове вдруг что-то щёлкнуло. Какими бы ни были эти полгода, это его время, это часть его жизни. Опускать руки ещё рано. Он не успел ещё так много, не успел побывать в том же Лаосе, за который так агитирует Цзян Чэн. Он не наслаждался жизнью до этого момента и ни разу не любил кого-то всем сердцем. Полгода — это не приговор. Полгода — это тысячи возможностей и вариантов развития событий. За полгода можно посетить так много стран и сделать так много всего полезного! Усяню стало немного легче. Удивительная способность — загрузиться, а потом самому себя успокоить. — Поехали в Лаос, Цзян Чэн. Я очень хочу побывать там с тобой. — Само собой, — радостно ответил Цзян Чэн. — Только пообещай не проспать наш самолёт. — Благодаря сборищу раковых клеток в моей голове, я не просплю, — усмехнулся Вэй Ин. — Кстати, мы почти приехали. И Цзян Чэн, и Вэй Ин обожали проводить время в парках. Им нравилось наслаждаться запахом цветов и деревьев, нравилось кормить уток в пруду. Правда Цзян Чэн всегда пытался запихнуть в них хлеб, а Усянь постоянно запрещал ему, ведь хлеб вреден для уток и его стоит заменить на зерно. Для таких случаев Усянь всегда отваривал немного риса или пшена и приносил с собой в парк. Сам он их не кормил — всегда позволял делать это Цзян Чэну. Тот почему-то наполнялся ребяческой радостью, стоило утке подплыть к нему. В такие моменты Усяню нравилось наблюдать за ним, ведь тогда он был особенно похож на себя в детстве. Вот и сегодня Усянь не забыл взять корм для птиц. Он, улыбаясь, протянул пакетик Цзян Чэну, а сам принялся доставать еду и раскладывать её на лавочке. Дул приятный ветерок, атмосфера летнего прохладного вечера накладывала свой отпечаток на Вэй Ина. Ему захотелось достать плед, развалиться на траве и просто лежать так без движения несколько часов кряду. Цзян Чэн ловко съел все бутерброды, оставив Усяню лишь бананы. К счастью, в них он души не чаял, точнее, готов был продать душу за эти желтые фрукты со слегка вяжущей мякотью. Сок тоже выпил Цзян Чэн — разумеется, после пяти бутербродов, пропавших в бездне его желудка, пить хотелось неимоверно. Другое дело Усянь, который утолил жажду всего лишь в два глотка. Время пролетело для них двоих слишком быстро. Часовая стрелка приближалась к шести часам, что означало, что им пора возвращаться. Цзян Чэн пытался не выдать свою радость, вызванную тем, что Вэй Ин наконец-то выберется куда-то дальше дома и, что самое главное, с живым человеком. Сначала он даже хотел проследить за другом, чтобы удостовериться, что никто его не обидит, но потом сообразил, что Вэй Ин своим острым языком сам кого хочешь обидит. Так что сейчас он больше опасался за того инспектора, которому очень не повезло встретить сегодня Усяня. — Постарайся повеселиться, — попросил Цзян Чэн, выходя из машины, которую Усянь остановил возле их дома. — И попробуй подружиться с ним. — И зачем оно мне нужно? — хмыкнул он в ответ. — Я просто расскажу ему, что ничего не знаю о своей душе и знать не хочу, и сразу же уйду. Нет нужды заводить с ним дружбу. — Ты опять слишком категоричен, — покачал головой Цзян Чэн. — Не руби с плеча. Цзян Чэн захлопнул дверцу и помахал Усяню. Тот вздохнул и устало нажал на педаль газа. Где-то внутри начинало зарождаться сомнение, что он вообще правильно поступает, решив съездить на эту встречу. Сейчас он мог бы лежать дома на кровати в своей комнате, поедать чипсы из большой пачки, запивать их колой и смотреть какой-нибудь глупый сериал с претензией на юмористичность. Так проходили его вечера, одинокие и бессмысленные, заполняемые лишь его натянутым смехом над тупыми шутками, который в пустой комнате болезненно отскакивает от стен. Но всё же он едет. Конечно, можно развернуться назад, но почему-то вспомнив светлые ясные глаза инспектора, он подумал, что не хотел бы его огорчать. Представил, как тот будет сидеть один в кафе и часто-часто поглядывать на входные двери, ожидая, когда же Усянь войдёт. И если бы он не согласился со словами Цзян Чэна, инспектор бы расстроился или же даже разозлился, хотя он не походил на человека, который впадает в ярость на ровном месте. За этими размышлениями Усянь не заметил, как прибыл на место. Оставалось около десяти минут до семи часов, а он уже приехал. Пунктуальность — совсем не его конёк, но что нашло на него сегодня? Не что иное, как магическое действие ясных глаз, фарфоровой кожи и ухоженных черных волос. Он вышел из машины, поставив её на сигнализацию, поправил воротничок рубашки и подумал, что со стороны, наверно, выглядит, как лютый беспорядок. Поэтому он попытался сделать хоть что-то со своим высоким хвостом, но всё закончилось, когда он завёл выпавшие пряди за уши. На большее он не способен. Усянь зашёл внутрь. В этом кафе они иногда бывали с Цзян Чэном, Усянь души не чаял в десертах, которые здесь подавали. Его нельзя назвать сладкоежкой, но факт остается фактом — он никогда не откажется от предложенной ему вкусняшки, а изображения разных десертов в меню заведения так и манили заказать их все, съесть их все. Он занял столик в самом конце зала, у стены. Отсюда открывался отличный обзор на всё кафе, особенно на вход, да и никто не ходил мимо, пытаясь попасть в туалет. Усянь неспокойно вздохнул, невольно осознав, что сердце почему-то бьётся слегка быстрее, чем обычно. Он не стал брать это в голову и свалил всё на свою аритмию, хотя, конечно, причина была вовсе не в ней. И Усянь сам понял это, когда ровно в семь часов двери распахнул Лань Ванцзи. Одетый с иголочки, абсолютно спокойный внешне, ни один мускул на лице не дрогнул, когда их с Усянем взгляды пересеклись, — всё это производило чересчур неизгладимое впечатление на Вэй Ина. Ему захотелось либо сбежать, либо привести в исполнение первый вариант, но вместо этого он сильнее вжался в сидение мягкого диванчика и попытался успокоиться, сделав пару глубоких вдохов. Видимо, он и вправду слишком давно не общался с людьми вот так, с глазу на глаз. Лань Ванцзи слегка кивнул в знак уважения, Вэй Ин повторил то же самое. Некоторое время они просто неловко молчали, не зная, как завести разговор. Вэй Ин первым нашёл в себе силы заговорить и произнёс слегка хриплым голосом: — Насчёт штрафа… Я думаю, я должен выплатить его. — На самом деле, я не мог выписывать вам штраф, потому что просто-напросто не имел на это полномочий, — ответил Ванцзи серьёзно. — Дело в том, что сегодня я согласился подменить своего брата, который действительно служит в дорожной полиции. Я же полицейским не являюсь, так что, пожалуйста, забудьте про штраф. — Вы согласились прийти только потому, что хотите убедиться, были ли мы знакомы в прошлой жизни, верно? Ваша душа указала на меня тогда, когда вы остановили меня и пытались оштрафовать, я прав? — спросил он. — Так и есть, — кивнул Ванцзи. — Разве вы не заинтересованы в этом так же, как и я? — Думаю, то, что я скажу дальше, может разочаровать вас, так что приготовьтесь, — Усянь слегка улыбнулся, чувствуя, как вспотели ладошки. — Я ничего не знаю о своих прошлых жизнях. Я не знаю, сколько лет моей душе, сколько жизней она прожила, кого любила, а кого люто ненавидела. Я не вижу смысла в медитации, поэтому не провёл и минуты за этим занятием. Простите, но я не смогу помочь вам узнать больше о вас и вашей душе. Усянь замолчал, наблюдая за лицом Ванцзи, которое, казалось, даже не изменилось. Разве что, он слегка нахмурил брови, позволив Вэй Ину увидеть небольшие морщинки, сбежавшиеся над носом. Ему, человеку, который всю свою жизнь потратил на изучение истории своей души, было невероятно осознавать, что такие люди, как Усянь, существуют. В современном обществе царствовал культ души, культ душевности и самосовершенствования во имя своей души. Слова Усяня повергли его в шок, пусть внешне он это практически не показывал. В целом, если подумать, внешний облик Усяня отлично сочетался с его жизненными понятиями. Ванцзи немного помолчал, а затем произнёс: — Думаю, если я попрошу вас попытаться, вы не согласитесь? — Всё верно, — кивнул Усянь, сложив руки на груди. Этот жест показался ему слишком высокомерным, так что он распустил руки, уложив их на свои колени. Ванцзи молчал. Он не шевелился, а взгляд его был прикован к одиноко лежащей на столе салфетке. Вэй Ин некоторое время наблюдал за этим бездействием, затем поднялся на ноги и сказал: — Вероятно, на этой ноте мы должны разойтись. Ещё раз прошу прощения, что не оправдал ваших надежд. Он слегка поклонился и направился было к выходу, но рука Лань Ванцзи вдруг схватила его за запястье и слегка сжала. Усянь охнул и посмотрел на Ванцзи. Лань Ванцзи не был особо разговорчивым человеком, но его взгляд всегда говорил лучше всяких слов. Сейчас в его взгляде Усянь разглядел тоску, смешанную с отчаянием и приправленную безысходностью. Он смотрел на Вэй Ина так, словно он был его последней надеждой. Фактически, Усянь и правда являлся его единственной надеждой, ведь он привык доверять своей душе, а раз она признала душу Усяня, то никакой ошибки быть не могло — они были знакомы в прошлой жизни, но какие отношения их связывали, Ванцзи не мог узнать в одиночку без помощи Усяня. — Прошу вас, — произнёс Ванцзи. — Прошу вас, попытайтесь. Внутри Усяня что-то ёкнуло. Он смотрел в эти светлые глаза, с мольбой взывающие к нему, и не мог оторваться, словно зачарованный. Голос Ванцзи звучал слишком обречённо, и, наверно, это сыграло решающую роль в решении Усяня. — Оставьте мне свой номер телефона. Я свяжусь с вами, если изменю своё решение, — произнёс он. Лань Ванцзи принялся диктовать свой телефон. Усянь сохранил его и ещё раз поклонился, на этот раз точно собираясь уйти. Весь путь до машины он провёл как в тумане. Как только он опустился на сидение и захлопнул дверцу, он осознал, что дал Ванцзи надежду. А если дать человеку надежду, он словно обретает крылья, чтобы взлететь. Усянь, возможно, только что дал ему ложную надежду, не до конца понимая, как это получилось. Тем не менее, теперь у него есть номер этого странного человека с выразительными светлыми глазами. Усянь нажал на педаль газа и выехал со стоянки. Внутри творилось что-то неладное.