слёзы в глазах любящего.

Следующие три дня Усянь провёл слишком однообразно — утром он просыпался без настроения и с трудом, через тошноту и рвотные позывы принимал таблетки, отправлялся на процедуры, кое-как выдерживая ненавистные капельницы. В его расписание очень изящно вклинилось МРТ и сеансы лучевой терапии три раза в неделю. Он абсолютно потерял счёт дням недели, поэтому определял их приблизительно. Если медсестра зовёт его на терапию, значит сегодня либо понедельник, либо среда, либо пятница. Определять вторники, четверги и выходные дни он ещё не наловчился. Рядом с ним всегда был телефон, но прикасаться к нему у Усяня не было никакого желания, ведь ему никто не позвонит и не напишет. Цзян Чэн на несколько дней улетел в Лаос договариваться по поводу отеля, экскурсий и развлечений для туристов, которые в будущем захотят приобрести туры именно в его компании. Усянь не видел друга так давно, что постепенно начал забывать его голос и черты лица — всё усиливала его ухудшившаяся ещё больше память. Усяню так многое хотелось рассказать Цзян Чэну, поделиться своими страхами, услышать, как он скажет: «всё будет хорошо, иначе и быть не может». Но Цзян Чэн всё не шёл и не звонил. Усянь устал. После обеда к нему непременно приходил Лань Ванцзи. Лань Сичэня недавно выписали, так что теперь Ванцзи бывал в больнице только из-за Усяня. Он всё ещё не позволял Ванцзи увидеть, в каком отделении находится его палата, так что эту парочку — ведомого с завязанными глазами и ведущего — можно было видеть в коридорах каждый день. Правда теперь Усянь завязывал ему глаза приятным платком, который раздобыл у медсестёр, а не лентой для волос. Затем следовали несколько часов неустанной медитации. Иногда Усянь резко открывал глаза и хватался за лежащий на тумбочке ежедневник. Он торопливо записывал всё, что увидел. Замечая на себе удивлённый и немного воодушевлённый взгляд Лань Ванцзи, он лишь говорил с лёгкой улыбкой: «Всё ещё не тот, кто нужен», имея в виду один из прошлых «сосудов» своей души. Огонёк надежды в глазах Ванцзи угасал, а он едва заметно вздыхал и возвращался к медитации. Иногда Ванцзи не медитировал, а беззвучно оглядывал палату Усяня и самого Усяня. Он замечал, каким измученным был Усянь, как его лицо становится всё более и более исхудалым, а вены на руках всё более синими и устрашающими. Но Усянь никак не выдавал, что болен. Он улыбался, иногда отшучивался и предавался медитации всем своим естеством, словно от этого зависела вся его жизнь. Она, действительно, в некоторой мере зависела от сеансов медитации, но это была не единственная причина, по которой Усянь самозабвенно погружался в своё прошлое. Теперь это был ещё и Лань Ванцзи, к которому Усянь привык и даже, можно сказать, привязался. В один из дней Ванцзи воспользовался моментом, пока Усянь отвернулся, и заглянул в его ежедневник. Увидев надпись на самой первой странице, уголки его губ подёрнулись в улыбке. — Вэй Ин, — позвал он. Услышав своё имя, Усянь замер. — Да, но как ты узнал? Разве я называл тебе хоть раз своё имя при рождении? — удивился Усянь, ошарашенно глядя на Ванцзи. — «Это дневник Вэй Ина, и если вы перевернёте эту страницу, вас убьёт дракон», — ответил Ванцзи. Внешне он выглядел очень спокойно, но внутри, в его груди, уже танцевали смешинки. А вот Усянь громко рассмеялся, не собираясь сдерживаться, в отличие от него. — Я надеюсь, ты не перевернул страницу? — спросил он, отсмеявшись. — Я побоялся быть убитым драконом, — пожал плечами Ванцзи. В целом, оба наслаждались временем, проведенным вместе. Ванцзи с трудом сходился с людьми, но в Усяне он видел родственную душу, поэтому изначально чувствовал себя в его обществе спокойнее. Конечно, его раздражали повадки Усяня, его ребячество по поводу и без, но всё же Усянь вызывал в нём чувства, которые никогда до этого не зарождались в его сердце. — Расскажи мне немного о себе, — попросил Усянь, усевшись на кровати и подобрав ноги под себя. — Мы уже так давно общаемся, но я всё ещё не знаю о тебе ничего, кроме имени. Такая просьба застала Ванцзи врасплох. Он был плох в таких вещах — в рассказах о себе, своей жизни, своих мечтах и желаниях. Возможно, всё дело было в строгом воспитании, которое сформировало в нём закрытого и холодного человека. Он подумал, что это будет сложно, но Усянь имеет право знать о нём хоть что-то, иначе получается нечестно. Усянь, конечно, тоже не спешил рассказывать о себе слишком много, но он сам был как открытая книга, которую Ванцзи без труда читал. — Я не смогу рассказать ничего интересного, — честно ответил Ванцзи, отрешённо глядя куда-то за окно. — Я живу скучной жизнью наследника семейного бизнеса. У меня нет права выбирать профессию, как и нет права выбирать образ жизни. После смерти отца я непременно встану во главе этого бизнеса, хочу я этого или нет. — А твой брат? — удивился Усянь. — Почему он смог стать полицейским? — Потому что он старший, — горько ответил Ванцзи. Усянь явственно расслышал в его голосе бесконечную тоску. — Всё достаётся младшему сыну. Таковы правила, никто не может их нарушать. — Хочешь знать, что я думаю об этих правилах? — спросил вдруг Усянь спустя некоторое время. — Это всё полная бессмыслица. Кому-то из твоих предков однажды пришло в голову, что это весело — разрушать жизни младших детей и лишать их права на свободу, и все теперь слепо следуют этому из бескрайнего уважения? Прости меня, конечно, господин Лань, но неужели в твоей семье все такие бесхребетные, что не могут взять и переписать правила? Почему никто не хочет им сопротивляться? Ванцзи молчал, глубоко поражённый пылкой речью Усяня. Для него было дикостью, что незнакомый с его семьёй человек вот так просто нарекает весь его род «бесхребетными». Но он не мог не признать, что в его словах сквозила также и доля правды — просто однажды эти правила были созданы, и никому даже в голову не пришло перестать им следовать. Ванцзи с ужасом для себя отметил, что в глубине души он противился этим правилам. Его мечты никак не сходились с заранее решённой за него судьбой. В этой жизни он мог стать кем угодно, выбрать какой угодно путь, но не имел права. Он всем сердцем ненавидел эти устои, это семейное дело, но вот так просто отказаться от своей семьи был не в состоянии. — Извини, — Усянь растерялся, увидев нахмуренные брови Лань Ванцзи, — мне правда не стоило говорить это. — Стоило, — отозвался Ванцзи. — Всё в порядке. И эту прямолинейность Ванцзи любил в Усяне больше всего. А потом наступила тьма. Из-за приёма сильнодействующих обезболивающих Усянь попросту не мог встать с кровати. Апатия и сонливость стали его лучшими друзьями. Он находил в себе силы лишь проглотить таблетки и с помощью медсестры добраться до процедурной, а затем вновь возвращался в палату и погружался в беспокойный прерывистый сон. И так дни напролёт. Лань Ванцзи волновался — Усянь перестал отвечать на звонки. Он всё равно каждый день приходил в больницу и терпеливо ждал по несколько часов в коридоре, где они обычно сталкивались, но всё безрезультатно. Вэй Усянь словно бы испарился, и от одной мысли об этом сердце Лань Ванцзи падало куда-то в бездну. Он держался до последнего. До последнего старался сдержать обещание и выполнить условие Усяня — всё время доходить до его палаты с закрытыми глазами. Но беспокойство и тревога взяли над Лань Ванцзи верх. Он направился к стойке регистратуры, намереваясь узнать, что произошло с Вэй Усянем. Он шёл медленно, каждый шаг отдавался глухо где-то в затылке. Время вокруг словно замерло, а пространство исказилось. Он не слышал ничего и не видел ничего. Впереди — только его последняя надежда. — Прошу прощения, — его голос звучал низко и сухо, — могу я узнать, в какой палате лежит Вэй Усянь? Медсестра вбила его имя в базу и через пару секунд ответила: — Палата номер 325. Воспользуйтесь лифтом. Ванцзи поблагодарил её и облегченно выдохнул, направляясь к лифту. В нажатие кнопки с цифрой 3 он вложил всё своё отчаянное желание увидеть его. На секунду он задумался, зачем вообще это делает. Почему так хочет встретиться с ним? Всё дело в том, что Ванцзи очень хотел узнать своё прошлое? Вовсе нет. Точного ответа Лань Ванцзи и сам не знал, просто какими-то силами его тянуло к Усяню, и он был слишком слаб, чтобы противостоять этому. Лифт остановился на третьем этаже. Ванцзи взглянул на указатели и удивился. На третьем этаже располагалось только онкологическое отделение. К лицу быстро прилила кровь. «Этого не может быть, — думал Ванцзи, торопливыми и широкими шагами направляясь ко входу в отделение. — Не может же, правда?». Он думал, что что-то перепутал — возможно, 325 палата находится вовсе не на третьем этаже. Но последняя надежда испарилась, как только на дверях левого крыла он увидел табличку: «Палаты №301-330». Дрожащими руками он взял с вешалки халат и небрежно накинул его на плечи. Затем получил временный пропуск для входа и двинулся по коридору, боясь упустить из виду палату Усяня. Он не переставал надеяться, что это всё одна большая ошибка. Быть может, сейчас он войдёт в 325 палату, а там будет лежать какой-нибудь пожилой господин Вэй, не имеющий ничего общего с Вэй Ином? Ванцзи очень хотелось, чтобы так и было. И наконец вот она, 325 палата. Ванцзи не решается войти внутрь и некоторое время просто держит дверную ручку в ладонях. Ещё мгновение, и он узнает, окажется ли это просто смешным недоразумением или ужасающей реальностью, с которой не хочется столкнуться. Ванцзи открыл дверь. И мгновенно узнал палату Усяня, в которой бывал так часто. Сам Усянь, кажется, спал, сложившись в комочек на самом краю кровати. В голове Ванцзи всё стало на свои места, мозаика окончательно сложилась. Множество препаратов, болезненный внешний вид, нездоровая худоба, ужасающие круги под глазами и синяки на руках из-за капельниц — всё это потому, что Усянь болен, но не простым осложнением после аппендицита, а онкологией. Онкологией, которая постепенно высасывает из него жизнь. Ванцзи остановился посреди небольшой палаты, задержав дыхание. Ему вдруг стало душно, захотелось ослабить немного галстук или лучше вообще уйти отсюда поскорее. Он не мог уйти, но и не мог смотреть, что произошло с Усянем за время, что они не виделись. Он с трудом подошёл к нему ближе. Усянь спал, одну руку подложив под подушкой, а вторую положив рядом с собой ладонью вверх. Его пальцы, длинные, изящные и худые, замерли в таком положении, словно секунду назад он держал в руке нечто круглое. Ванцзи захотелось взять его ладонь в свою, крепко-крепко сжать и отдать часть своего здоровья ему. Ему не хотелось думать, насколько всё плохо. Ему не хотелось представлять, через что прошёл Усянь. Ванцзи просто захотел быть рядом и больше никогда его не оставлять. Ресницы Усяня затрепетали, и вскоре он открыл глаза. Ванцзи слегка отпрянул, остановившись в нескольких шагах от кровати. Во взгляде Усяня сначала читалось лёгкое удивление, но оно, впрочем, вскоре угасло, и его сероватые глаза стали пустыми и ничего не выражающими. — А, Лань Ванцзи, — произнёс он тихо. — Что ты здесь делаешь? Усянь даже не удивился, что Ванцзи пришёл в его палату без повязки, что означало, что он обо всём узнал. У Усяня просто не было сил думать об этом. — Почему ты ничего не рассказывал? — ответил вопросом на вопрос Ванцзи, всё же подойдя ближе. — Сядь, — попросил Усянь, слабо махнув рукой на другой край кровати. — Я стал плохо слышать в последнее время. Ванцзи покорно сел, чувствуя, как напряжена каждая клеточка его тела. — Ты прости, что я не медитировал и не звал тебя, — сказал Усянь спустя некоторое время, наполненное звенящей тишиной. — Я просто… У меня почти не осталось сил… — Ты не должен извиняться, — ответил Ванцзи, но Усянь продолжил, словно и не слышал его. — Прости, что я пока что ничего не узнал про Хэ Сиу. Я обязательно узнаю, когда мне станет лучше, у меня всё ещё есть время. Я не могу подвести тебя, ведь это так много значит для тебя, Лань Ванцзи. — Лань Чжань, — сказал он. — Зови меня Лань Чжань. Усянь перевёл взгляд на Ванцзи, словно забыл, что он здесь находится. Он потянулся за своим ежедневником и, открыв его, кривым почерком написал это имя, боясь забыть. — Что ж, теперь ты знаешь, — Усянь попытался улыбнуться, но мышцы лица словно закостенели. — Я соврал, потому что не хотел, чтобы это как-то повлияло на твоё отношение ко мне. — Моё отношение к тебе всё такое же, как и раньше, Вэй Ин, — ответил Ванцзи. — Это хорошо, — кивнул Усянь и вновь замолчал. Ванцзи видел, как каждое слово давалось ему с трудом, и от этого его сердце сжималось. Он никогда не врал, но сейчас всё же сказал неправду — он увидел Усяня другими глазами, словно прозрел. Пропустил через себя всю ту боль, которую он вынес. После такого отношение к Усяню не может остаться прежним. «У меня всё ещё есть время» — эта фраза, произнесённая Усянем, застряла в мыслях Ванцзи. Он снова и снова прокручивал её в голове, от этого сердце болело всё сильнее. — Наверное, тебе пора идти, — почти прошептал Усянь. — Не знаю, стоит ли тебе приходить сюда снова… Ванцзи поднялся на ноги и посмотрел на Усяня с высоты своего роста. Его взгляд был направлен в никуда, и Ванцзи вряд ли мог точно сказать, где Усянь сейчас находится. В одном он уверен — он где-то далеко от этой душной и тесной палаты. — Я приду, — ответил он. Ванцзи подошёл к двери, борясь с желанием побыть с Вэй Ином подольше, но он понимал, что должен уйти прямо сейчас. — Тогда, — Усянь подал голос, — в следующий раз принеси с собой чего-нибудь сладкого. Ванцзи обернулся, услышав его просьбу. Ему показалось, что во взгляде Усяня промелькнуло что-то живое, нечто, что присутствовало в его взгляде всегда. По коже пробежали мурашки. Он кивнул, но не был уверен, что Усянь увидел это, и вышел из палаты, осторожно прикрыв за собой дверь. Осознание накатило на него новой волной, и Лань Чжань почувствовал, как подкосились его ноги. Слёзы в горле встали комом, но он сдержался и не дал волю чувствам. Он медленно двинулся по коридору, шаркая подошвой ботинок по полу, к выходу из отделения. Эта встреча глубоко потрясла его. Образ измученного болезнью Вэй Ина стоял перед глазами, и как бы Лань Ванцзи ни моргал, как бы ни мотал головой, от него он теперь не в силах был избавиться.