слёзы в глазах любящего.

— Этот Лань Ванцзи приходит к тебе каждый день? Цзян Чэн распахнул дверь с такой силой, что она ударилась об стену. Из-за этого звука Усянь и проснулся. Он сонно и недоумевающе посмотрел на друга и сел в кровати, пытаясь вникнуть в происходящее. — Лань Ванцзи что? — переспросил Усянь. — Почему он так часто приходит к тебе, вот что, — Цзян Чэн пододвинул стул к кровати Усяня и сел. — Он бывает здесь чаще меня! Усянь усмехнулся и прищурился, глядя на Цзян Чэна. — Цзян Ваньинь, неужели ты ревнуешь? — спросил он ехидно, склонив голову набок. В глазах Цзян Чэна что-то быстро вспыхнуло и тут же погасло. Он замахнулся на Усяня рукой и прошипел: — С чего бы мне тебя ревновать? Особенно к нему! — О! Сейчас я понял — это всё и вправду похоже на ревность, — рассмеялся Усянь. Цзян Чэн вздохнул и сложил руки на груди. Уголки его губ опустились, а брови нахмурились так сильно, что между ними пролегли мелкие морщинки. Усянь заметил, как преобразилось лицо друга, и сказал: — Что-то случилось? Ты вот так врываешься ко мне в палату и с лёту спрашиваешь про Ванцзи… Признаться, что он ревнует, Цзян Чэн может только себе самому, да и то спустя изматывающие несколько дней принятия самой этой мысли, а вот Вэй Ину он никогда не признается, ведь это практически равносильно обнажению своих слабостей. Цзян Чэн ненавидел это — ненавидел, что у него практически нет времени общаться с Усянем из-за работы. Ненавидел, что теперь в их квартире пусто и слишком тихо, словно затишье перед бурей. Конечно, доктор сказал, что Усянь обязательно выздоровеет, что эту опухоль, портящую всем вокруг жизнь, скоро удалят, и Усянь сможет вернуться домой. Но внутри у Цзян Чэна всё равно было неспокойно — тяжело так же, как в самые первые дни после постановки диагноза. Сложно сказать, что ждёт впереди, поэтому приходится жить настоящим. Усянь для него не просто лучший друг, а самая настоящая часть его души. Когда придёт их черед умирать, душа Цзян Чэна обязательно найдёт душу Усяня в своей следующей жизни. — В твоей ревности нет ничего постыдного, всё-таки мы жили бок о бок большую часть наших жизней, — произнёс Усянь, усаживаясь поудобнее. — Но это бессмысленно ревновать меня к Лань Ванцзи. Мы просто вместе медитируем, и я помогаю ему узнать историю его прошлой жизни. Ты ведь сам просил меня об этом, разве нет? — Я это прекрасно понимаю, но мне показалось, что… Когда ты был без сознания, я чувствовал, как он волновался о тебе, — ответил Цзян Чэн. — Вот только это было не просто волнение из-за того, что ты умрёшь, так и не успев рассказать ему всё о его прошлом, а нечто большее. — Да брось ты, — отмахнулся Вэй Ин. — Разумеется, он волнуется обо мне, ведь мы друзья. Не такие, конечно, как мы с тобой, но всё же больше, чем просто знакомые. — Просто понаблюдай за ним, — посоветовал он. — Это же очевидно. — Очевидно что? — удивился Усянь. — Что он к тебе неравнодушен, вот что, — усмехнулся Цзян Чэн. Сердце Усяня затрепетало. Он недоумённо прижал ладонь туда, где располагался жизненно-важный орган, и сглотнул. «Почему оно забилось быстрее?», — подумал он. «Возможно, потому что Цзян Чэн прав», — тут же пришёл ответ. — Неравнодушен ко мне? — рассмеялся Усянь. — Да ты его вообще видел? Всегда такой собранный и серьёзный. Я тебе говорю — он навещает меня только из-за желания узнать о своей прошлой жизни, не более. Вот только в своих словах он уверен не был. — Лучше скажи, принёс ли ты то, что я просил? — спросил Усянь, пытаясь перевести тему как можно быстрее. — А, да, — спохватился Цзян Чэн и полез в свою сумку. — Не знал, какую из своих красных кепок ты имел в виду, так что выбрал по считалке. Он протянул Усяню кепку с изображением рыбки в аквариуме. Он улыбнулся и поспешил надеть её на голову. За последние несколько дней его волосы выпадали с какой-то невероятной скоростью, так что он попросил Цзян Чэна захватить с собой кепку, дабы скрыть это отсутствие волос, которое его очень огорчало и беспокоило. Усянь любил свои волосы, хоть иногда и забывал заботиться о них. А сейчас он практически облысел, и каждое утро, находя на подушке очередной клок волос, он чувствовал невероятную боль, словно теряет важную часть себя. — Как я выгляжу? — спросил он, приладив кепку на голове. Цзян Чэн улыбнулся и ответил: — Как полный дурак.

***

На следующий день Лань Ванцзи, воодушевлённый и с лёгкой улыбкой на губах, шагал по больничным коридорам, направляясь в палату Усяня. У него было отличное настроение, и впервые за долгое время тревога, растущая откуда-то в сердце, не беспокоила его. Ситуация с отцом разрешилась, теперь можно ни о чём не волноваться. Вчера вечером он чувствовал себя крайне странно. С одной стороны, теперь он не связан никакими обязательствами и может делать всё, что заблагорассудится, но именно эта мысль заводила его в тупик. Куда пойти, чем заняться, что узнать нового — он не находил ответов на эти вопросы. Целый мир, полный возможностей, теперь у его ног, но он пока не знает, как с ним обращаться, как к нему подступиться. Он ощущал себя новорожденным — только начинает познавать мир. Двадцать пять лет жизни остались позади и оказались окрашены в серые оттенки, как воспоминания в фильмах. Впереди было что-то манящее, что хотелось поскорее увидеть и почувствовать. Пока он не знал, куда ему стоит свернуть на своём новом пути, но одну тропинку он протоптал абсолютно точно — и тропинка эта вела к Вэй Усяню. Перешагнув порог онкологического отделения, он завидел в другом конце коридора Вэй Ина. Он торопливо следовал за медсестрой, по лицу которой Ванцзи понял, что Усянь чем-то её достаёт. — Но госпожа Чжу, неужели я не могу выйти на улицу подышать свежим воздухом? — канючил Усянь, трепля женщину за рукав белого халата. — Я не был за пределами больницы почти два месяца! — Я уже говорила вам, господин Вэй, что это запрещено правилами, — устало произнесла женщина. — Кто может поручиться, что за пределами больницы с вами ничего не случится? Усянь принялся вертеться по сторонам, словно заведённый волчок, пытаясь отыскать ответ на её вопрос. Когда он увидел Лань Ванцзи, в глазах заблестели яркие огоньки, и Усянь сказал: — Вот он, — и ткнул пальцем в сторону Ванцзи. — Он сможет за меня поручиться! — Этот мужчина? — переспросила медсестра, остановившись на месте. — Господин Вэй, вы вообще его знаете или снова дурачитесь? Ванцзи тем временем подошёл ближе и остановился рядом с Усянем. — Конечно, мы знакомы, — ответил Усянь, слегка хлопнув Ванцзи по плечу. Затем правда вспомнил, что он не любил лишних прикосновений, и убрал ладонь, смущенно улыбнувшись. — Он мой хороший друг. Медсестра с недоверием посмотрела на Ванцзи, прищурила глаза и спросила: — Господин, он говорит правду? Вы действительно его друг? — Да, он не врёт, — ответил Ванцзи, переводя взгляд на Усяня. Тот в стороне не остался и подмигнул. — Меня зовут Лань Ванцзи. — Видите, госпожа Чжу, мой друг очень ответственный, так что отнесётся к этому со всей серьёзностью, — усмехнулся Усянь. — Ну же, всего лишь недолгая прогулка по заднему двору больницы. Он принялся потирать ладони и умоляюще глядеть на медсестру, пока она наконец не сдалась и не махнула рукой на происходящее. — Я даю вам час, — сказала она. — Только задний двор, Вэй Усянь! И не забудьте надеть маску. Затем она перевела взгляд на Ванцзи и продолжила: — А вы, господин Лань, проследите, чтобы он не вышел за границы территории больницы. Лань Чжань слегка поклонился, пообещав выполнить её требование. Женщина с едва уловимым упрёком взглянула на Усяня, покачала головой и ушла. Ванцзи развернулся, чтобы посмотреть ей вслед, но Усянь быстро схватил его руку и потащил за собой в палату. Лицо Лань Чжаня словно обдало кипятком от прикосновения Вэй Ина. Они держатся за руки — это не сон? Рука Усяня была вполне реальной и очень тёплой, но всё вокруг казалось нереалистичным, размытым. Он сосредоточился только на Усяне, торопливо идущим прямо перед ним. Точнее, на его затылке в красной кепке и спине в короткой больничной рубашке. — Лань Чжань, я только возьму маску и свой блокнот, и мы выйдем из этой больницы, — радостно пролепетал Усянь, торопясь так, словно боялся не успеть. — Сегодня мы будем медитировать на улице! От этой ребяческой радости на душе Ванцзи стало тепло. Для Усяня каждая вещь, хоть немного разбавляющая серую рутину, становилась настоящим восторгом, он был готов наслаждаться ею до тех пор, пока не надоест. Обычная прогулка стала для него смыслом сегодняшнего дня — стимулом проснуться следующим утром и не опустить руки от бессилия. Оказавшись в палате, Усянь закружился в каком-то неимоверном танце. Застелил кровать, проверил, все ли лекарства принял, достал из ящика тумбочки маску и напоследок захватил свой блокнот, в котором оживали его воспоминания о каждой из жизней. Ванцзи стоял в дверном проёме, наблюдая за тем, как всё ещё ловко двигался Усянь. — Можем идти, — довольно провозгласил он, прижимая к груди блокнот и широко улыбаясь. Они двинулись к выходу из больницы мимо огромного количества палат. В них лежали люди, с которыми Усянь оказался в одной лодке — правда у кого-то ещё есть шанс из неё вылезти и высадиться на берег, а кто-то вынужден стать капитаном и потонуть вместе с судном. В голове Ванцзи зашевелились воспоминания — в последний раз они вот так шли вместе по коридорам, когда Усянь ещё запрещал ему видеть путь до палаты. Ванцзи вдруг очень захотелось вспомнить ощущение ленты для волос Вэй Ина на своём лице, но как бы он ни напрягал память, у него ничего не выходило. Кусок этой ленты, всё ещё повязанной на волосах Усяня, торчал из-под кепки. Лань Чжань хотел прикоснуться к ней и почувствовать мягкость шёлка кончиками пальцев, но вовремя сдержался, когда ладонь уже повисла в воздухе. Дойдя до выхода на улицу, Усянь вдруг остановился. Ванцзи заметил это и тоже встал на месте. — Лань Чжань, — позвал Вэй Ин тихо, — за эти два месяца в мире что-нибудь изменилось? Ванцзи так хотелось сказать, что в его мире произошли крупные изменения, но не дал словам сорваться с языка. Сейчас это не поможет Усяню сделать шаг вперёд и выйти из этого больничного заточения. Поэтому Ванцзи не нашёл ничего лучше, кроме как сказать: — В мире всё меняется каждую минуту, так что в сегодняшнем мире ты ещё ни разу не бывал. Вэй Ин сжал в ладони дверную ручку, готовый в любой момент потянуть на себя и открыть дверь. Кончиками пальцев он чувствовал незримое напряжение, ощущаемое, как сотни маленьких молний, бьющих прямо из глубин его бегущего куда-то сердца. Он сделал глубокий вдох, намереваясь сделать это прямо сейчас. — Ты идёшь? — спросил он сначала. И услышав утвердительный ответ Ванцзи, открыл дверь и покинул больничные стены. Как оказалось, всё ещё было лето. Правда теперь оно плавно катилось в середину августа с его прохладными ветрами и лёгкими дождями. Солнце светило сквозь облака, но уже не грело так, как в июле. Усянь набрал в грудь побольше воздуха, жадно и часто дыша, словно ему было мало. Он глупо улыбался при этом и вскидывал руки к небу, как будто хотел дотянуться и схватить кусочек на память. Ванцзи завороженно наблюдал за ним. Он ощущал, что Вэй Ину стало легче от одного лишь пребывания вне стен палаты, и понимал это — кто угодно сойдёт с ума от смердящего запаха медикаментов и тяжёлого воздуха в палате. Но он не забыл об обещании, данном медсестре. Взглянув на циферблат наручных часов, он запомнил время, когда они вышли из здания. Дав Усяню немного привыкнуть к сменившейся остановке, Ванцзи попросил его надеть маску. — О, я и не думал, что ты и вправду выполнишь всё, что наобещал, — хмыкнул Усянь, но всё равно натянул маску на лицо, закрепив её за ушами. Они шли неторопливо, рядом друг с другом. Усянь молчал и иногда останавливался, чтобы посмотреть на бабочку, севшую на цветок у его ног, или пробежавшего мимо жука. Ванцзи подумал, что сейчас он наиболее уязвим и похож на настоящего ребёнка — настолько его восхищали такие простые вещи. Наконец они добрались до заднего двора с посаженными повсюду деревьями, резными лавочками и пышными клумбами. Усянь быстро выбрал место, где люди практически не проходили, и плюхнулся на лавку. — Держи, — он протянул Ванцзи свой блокнот и стянул маску на подбородок. — Я вернусь в сознание и обязательно им воспользуюсь. И быстро погрузился в медитацию. Он увидел, как Сяодан и Чуньлинь шли по горной местности. Чуньлинь шёл чуть поодаль от Сяодана, опустив голову. Он никак не мог перестать думать о том, что поступил так глупо и опрометчиво, ведь теперь он уже не сможет сбежать — Сяодан даже не стал связывать ему руки, потому что только дурак захочет бежать в ситуации, когда его запросто могут отдать на растерзание императорской страже. Он был готов выть из-за безвыходности всей ситуации, от собственной ошибки, которая наверняка будет стоить Хэ Сиу жизни. Если он не умрёт от сепсиса, то обязательно будет найден и убит за особо тяжкое преступление. В памяти его проносились сцены жестокости отца, постоянных физических истязаний и морального насилия. Сиу всегда защищал младшего брата и брал на себя часть его шрамов. Они держались вместе и план убийства отца разрабатывали тоже вместе. Однако главную часть — непосредственно вставить нож в сердце — Хэ Сиу взял на себя, прекрасно понимая, во что это может вылиться. И сейчас он там совсем один, в этой покосившейся хижине наедине с готовящимся на костре зайцем, запахом сырости и гнили. И Чуньлинь тоже один — один в ловушке, в которую заманил себя сам. Путешествуя вместе с Сяоданом, Чуньлинь был вынужден охотиться, готовить пищу на двоих и отвечать за ночлег. Чжоу Сяодан был сильно удивлён навыками Чуньлиня-Сиу стрельбы из лука. Все их ужины, обеды и завтраки были убиты, несомненно, попавшей в цель стрелой Чуньлиня. Чем дальше они отходили от родных для Чуньлиня мест, тем тоскливее становилось у него на душе. Он чувствовал себя предателем, недостойным быть братом Хэ Сиу. Но больше всего его волновало другое — Сиу, должно быть, уже давно мёртв, но они так и не успели нормально попрощаться. И если до этого Чуньлинь собирался рассказать Сяодану о своём настоящем имени, когда они прибудут в Японию и опасность минует, то сейчас он твёрдо решил носить имя брата до конца своих дней. Постепенно Сяодан и Чуньлинь привыкли друг к другу. Они много разговаривали, а Сяодан, сначала показавшийся Чуньлиню чопорным и излишне серьёзным, оказался довольно забавным и интересным человеком. — Почему ты не сдал меня страже тогда, в лавке? — спросил однажды Чуньлинь, пока они плыли на лодке из города в город. А Сяодан не собирался скрывать и прямо ответил: — Потому что ты мне понравился. Сразу Чуньлинь ничего не ответил, но постоянно размышлял над тем, что чувствовал к Сяодану. И вскоре озвучил свои чувства вслух — их влюбленность была взаимной. Ванцзи прекрасно понимал, какую картину сейчас наблюдает Усянь. Он и сам когда-то видел это глазами Хэ Сиу — его стрельба из лука и исключительные навыки в бою. Однако он не знал, увидит ли Усянь тайну Сяодана в этот раз или нет. Но Усянь видел лишь их любовь. Страстные поцелуи, мурашки по телу, томные речи и шёпот на ухо. Сяодан и Чуньлинь были влюблены, хотя изначально Чуньлинь видел в нём лишь врага. Ванцзи казалось, что в мире нет ничего красивее медитирующего Усяня. Из-за козырька кепки он не мог видеть его лицо полностью, не мог видеть, как слегка выгнулись его брови и приоткрылся рот. Взгляд Ванцзи, блуждающий по Усяню, застыл именно на его губах. Он осторожно, дрожащими пальцами снял с его головы кепку. Волос стало вполовину меньше, и теперь голову Вэй Ина украшали проплешины и лысые участки, совсем лишённые волос. Но Ванцзи совсем не интересовало, как выглядел Усянь с последствиями его болезни. Его сердце всё ещё билось так же быстро, как и в их первые встречи, правда тогда Ванцзи не находил причин своему такому странному поведению. А сейчас, кажется, нашёл. Он мягко провёл пальцем по верхней губе Усяня. Он был уверен, что Усянь сейчас далеко, где-то в чертогах памяти своей души. Поэтому без зазрения совести приблизился к его губам и оставил на них лёгкий поцелуй. Тот поцелуй, к которому долго готовился. Тот поцелуй, который был первым в его жизни. Уголки губ Усяня слегка подёрнулись, и Ванцзи вдруг овладело волнение — что если Усянь почувствовал этот поцелуй? Он замер в паре сантиметров от лица Усяня, не зная, что предпринять дальше. Бежать? Нет, он должен проследить, чтобы они были на прогулке ровно час. Отрицать всё? Вот это уже звучит достойно. Ресницы Усяня затрепетали, и он открыл глаза. Ванцзи кашлянул и отодвинулся, молча протянув Усяню блокнот. Усянь повертел его в руках и вскоре отложил в сторону. — Не будешь записывать, что увидел? — слегка удивленно спросил Ванцзи. — Нет, — покачал головой Вэй Ин. — Я собираюсь это запомнить. Усянь широко улыбался, а глаза лучились счастьем. Потому что он прекрасно помнил ощущение чужих губ на его собственных. «Конечно, я запомню это, — подумал он. — Как я могу забыть свой первый поцелуй?» — Давай возвращаться, — Усянь поднялся на ноги. — Время ведь почти истекло, да? Ванцзи встал на ноги следом за ним. Он всё ещё держал в руках кепку Вэй Ина.