Усвоил.

Часики тикали, а время летело. Вот уже четыре часа дня. За окном всё ещё барабанит дождь, как из ведра, небо такое же мрачное. А парня одолевает тоска. Интернета — нет. Развлечений — нет. Бытие было до ужаса однообразным. Единственный вид досуга было лежание на кровати с телефоном, в котором без инета можно было лишь играть в скаченные игры и, которые уже до чертиков надоели. Закончились даже раунды в энгри бердс. Машнов думал, очень много рассуждал, в его мыслях боролись две его личности. Одна — это он старый, другая — его новый амплуа. Одна ему на ушко нашептывала: «Слава, нужно валить, что тебя тут держат, как птицу в клетке. Где тот пацан, который мог бы огрызнуться и хлопнуть дверью, да так, что штукатурка посыпется слегка. Что ты как ведомый, тебе сказали — ты подчинился. Когда б ты опускался до такого? Куда пропал тот нигилист и анархист, что не признает авторитетов, отрицает правила? Где тот Слава? А ты ведь помнишь, как ты мог набухаться в говно, а потом блевать в комнате из окна? Вот это жизнь была, настоящая, красочная и веселая, а сейчас, что? А сейчас лишь жалкое существование! Ощущение себя марионеткой в руках кукловода.» — юноша улыбался, каждый раз, когда вспоминал свой старый образ. Заканчивая свою мысль, он поворачивает голову и видит демона на своём плече, такого милого, с крылышками, рожками и хвостиком. Чертенок смотрит на него, улыбается. А потом он видит в этом маленьком чертенке свои черты. Резко отдергивается от страха, мотает голой, глазами моргает и существо испаряется. Бля, привидится же! «Слав, а ты взгляни с другой стороны. Здесь же просто сказка, а не жизнь! Вспомни, как тебя родители к столу звали: «Утырок, жрать подано!» — просто ужас! Ты ведь никому не нужен дома, на тебя наорут и успокоятся, а тут для твоего же блага воспитывают тебя.» — голова поворачивается в другую сторону и видит ангела. От таких галлюцинаций стало не по себе. Машнову вдруг кажется, что стало очень душно, в теле начинается сильная ломка. Он резко садится на кровать и хватаясь за голову. Нельзя погружаться в себя, Слав, нельзя! — Ты еще не спишь? — Мирон просовывает свою мордашку в дверь, — Давай в душ и спать уже ложись. «Да, да, пора спать» — проносится в голове у Славы. В десять часов ночи он уже спал, как убитый, выкинув из головы все мысли. *** На следующее утро Слава встал в семь, что было странным для него, ведь он от роду не вставал в такую рань. Поднявшись с постели он подошел к окну, чтобы открыть его. Погода стояла прекрасная и ничего вокруг не предвещало неприятностей. Одевшись и заправив кровать, он сел за стол и, открыв тетради, он бегло стал проходится глазами по вчерашним конспектам, чтобы уж точно не обложатся на уроке, ибо этого сильно не хотелось. Моментами его мысли возвращались ко вчерашнему дню. Наверное, он никогда раньше не страдал рефлексиями и не анализировал свои поступки, да и вообще был довольно легкомысленным и ветреным, что ранее ему никак не мешало. Его самокопания оборвал стук в дверь. Дверь открылась, и в комнату вошел Мирон Янович, который тоже был в хорошем расположение духа. — Доброе утро, дорогой, вижу ты уже проснулся. Как настрой на новый день? — поинтересовался у своего воспитанника Янович. — И вам доброе. Настрой хороший! — расплываясь в улыбке, ответил Машнов. — Вот и отлично, минут через пять приходи на завтрак, —после этой фразы ментор удалился. А Слава сидя на стуле, думал о том, насколько же ему хорошо. Дома никто так вежливо с ним не разговаривал. Никто не стучался в дверь, при в ходе в его комнату, не желал ему доброго утра и не приглашал так официально на завтрак. Да даже, «дорогой» к нему никогда не обращались. Только и называли, то бездарь, то неуч, то что-нибудь похуже. По прошествии десяти минут, Слава отправился на завтрак. Зайдя на кухню, он увидел на столе овсянку, тосты и свежевыжатый апельсиновый сок. Он подождал пока ментор тоже сядет, пожелал ему приятного аппетита, на что тот ответил взаимностью. Овсянка, которую Слава ненавидел, сейчас ему показалась невероятно вкусной. За завтраком у них завязалась приятная беседа. Мирон расспрашивал его о друзьях, о семье, сам делился историями из жизни и шутил. Славе вначале было сложно разговаривать без мата и сленга, но в последствии он привык использовать лишь литературную лексику. После завтрака Мирон попросил сходить Славу в магазин, предварительно написав ему список покупок. Слава и сам был не против прогуляться. Выйдя на улицу он, он направился к магазину. Ходя между прилавками и собирая все по списку, он прошел мимо ряда с алкоголем и невольно залип, залип на свое любимое пиво. Он стоял перед холодильником с пивом, и снова нахлынула ностальгия. Ностальгия по старому образу жизни. Рука невольно потянулась к ручке холодильника. Он стоял и думал, чем он рискует. Если выпить по дороге, Мирон не узнает. Ведь не узнает? Также? Одна банка, всего одна, ничего не будет. Не будет же? Спрашивал он у самого себя. Но Машнов вспоминает, что ему нет восемнадцати и хрен кто продаст ему этот чёртов напиток. Опечалено выдохнув, он закрывает холодильник. Стоя на кассе он внимательно следит, как кассир пропикивает все продукты и складывает вместе с чеком все в пакет. Оплатив покупки он выходит из магазина и сразу перед собой видит прилавок, у него на районе тоже такой есть, там он и берёт алкоголь. Решившись на одну банку, он подходит и покупает заветное поево. Мгновенно опустошает банку. И так хорошо стало, совсем как раньше с друзьями. Состояние экстаза прошло быстро и наступил страх. Страх возвращаться назад. Тут зазвонил телефон. Звонил Мирон Янович. На экране телефона он помимо имени заметил время. С момента его ухода прошло сорок минут, хотя магазин находился в трех минутах. Естественно Мирон заинтересовался, где его все это время носило. На вопрос ментора: «Почему его так долго нет?» он ответил, что были какие-то проблемы с кассой, и что он уже идет. Вернувшись, он отнес пакет с покупками на кухню и отправился в комнату. Разобрав покупки, Мирон достал из пакета чек и с большим интересом принялся разглядывать его, заметив, что парень купил вместо майонеза сырный соус, он хотел было отправить Славу обратно в магазин, но вдруг, направившися в комнату Славы, который сейчас шел ему на встречу в ванную, происходит столкновение в узком коридоре и дыхание пьющего попадает в лицо трезвого. — Машнов, ну-ка дыхни! Ты пил?! — спросил его воспитатель и стал принюхиваться. В его интонации Слава сразу же уловил нотки злости. Он понял, что его спалили. — А я то гадаю, почему сдачи не хватает! А ты тут похмелиться решил! В славиной голове промелькнула мысль, что ополаскивания в унитазе — это самое безобидное из всех возможных наказаний, на которые способна фантазия Яновича. — Сам признаешься, где купил или мне прямо тебя спросить? — не повышая тона спрашивает Мирон у своего воспитанника. Ну, а тот молчит и не поднимает взгляд. Страх сковал его тело и язык. Он боится поднять голову. Ему стыдно за свой поступок, если бы он мог вернуться на час назад… Но нет! Ему хочется провалиться сквозь землю. Почему он сейчас, как дома с отцом не может огрызнуться и уйти в комнату? Да, наверное, потому что он знает, что будет хуже. Хотя, он, в принципе, не знает, что с ним сейчас будет. — Я тебя, кажется, предупреждал, что я не люблю, когда меня игнорируют. Или ты забыл? — уже повысив на тон голос, спрашивает Мирон. — Я помню, — совсем тихо прошептал Слава, все также не поднимая глаз. — Ах, помнишь! Ну тогда подними на меня глаза и ответь на вопрос! Тебе кто разрешал пиво покупать? — Мирон уже начинает не на шутку злиться, но сдерживает свои эмоции, чтобы не кричать, ведь это вгонит парня в ступор окончательно. — Никто, — все также шепчет Слава не в силах поднять голову. На что наставник, как и вчера берет его за подбородок пальцами, поднимает его голову и пытается поймать взгляд на себе, но видит на щеках дорожки от слез. Он вытирает их ему рукой и лишь качает головой. — Эх, Слава, Слава… Иди в кабинет, я сейчас тоже подойду — уже расстроенно проговаривает Мирон. — Мирон Янович, простите меня, пожалуйста. Не наказывайте строго. Я не сдержался просто. Извините, этого не повторится! Будьте снисходительны, прошу, — сквозь слезы умоляет Машнов его пожалеть. — Отправляйся в кабинет. Там об этом поговорим. Сядь на диван и жди меня. Мирон сам для начала хотел успокоиться, чтобы вдруг не сорваться на парня. Не любил он наказывать в гневе. Можно перегнуть и дать лишнего сгоряча. А наказывать сейчас Славика ему не хотелось вообще. Ну поддался соблазну, ну не удержался, ну оступился чутка. Мирон ведь тоже человек, понимает в конце-концов. Да и по Славику видно, что стыдно парню. Сам уже осознал, что накосячил. После минут пяти размышлений, о том, что же все-таки делать с нерадивым учеником, Мирон направился в кабинет. Каково же было его удивление, когда он вошел и не обнаружил там Машнова. «Видно, по-хорошему не получится» — подумал про себя Янович. Он заглянул в ванную и гостиную, но парня там не оказалось. Воспитатель направился к нему в комнату, нажал на ручку, но дверь была заперта. — Машнов, открой! — потребовал Мирон. Но в ответ тишина, — Машнов, открой немедленно! — повышая тон, повторил свое требование Мирон. Но в ответ все также тишина. Он не стал больше стучать, а пошел в гостиную и взял в ящичке шкафа ключи, ведь дверь в спальню была устроена таким образом, что замок открывался, как изнутри, так и снаружи. Войдя в комнату, он увидел Славу в углу кровати. Он сидел такой напуганный! — Ты почему здесь, я тебя, кажется, в кабинет отправил? — угрожая, спросил Мирон. — Сам пойдешь или тебя дотащить? — Мирону Славино молчание начало изрядно надоедать. На что он просто схватил его за ухо и стащил с кровати. — Нет, нет, пожалуйста, отпустите! Я сам пойду! — сдался Слава, когда понял, что наказание уже неминуемо. — Вот так бы сразу, а то в прятки надумал со мной играть, — отпустив Славино ухо, вымолвил он. А Слава плетясь до кабинета думал, что какой же он, блядь, идиот! Что он вообще творит? Ведь знал же, что все так обернется? — Садись на диван! — последовал очередной приказ от ментора. А сам Мирон встал напротив, опершись о край стола, — Я слушаю тебя. Ладно про пиво я спрашивать не буду. Понимаю, что соблазн велик. Ты почему от меня по квартире бегаешь? — Я испугался… — прошептал Слава, потупив взгляд. — Когда я с тобой разговариваю, смотри на меня, а не в пол. Я понимаю, что стыдно и неприятно, но тем не менее, — сделал замечание наставник и продолжил свою речь, — надеюсь объяснять за что ты сейчас будешь наказан не нужно. И сам понимаешь! — окончив свою речь Мирон направился к шкафу и достал из него тонкую ротанговую трость. И снова встал перед воспитанником. Тот же вжался в диван. — Простите меня, пожалуйста, — все еще, надеясь на чудо, прошептал Слава, но Янович уже не обращает внимания на его мольбы. — Подойди сюда, — командует ментор. Слава встал и подошел, хотя из его глаз снова покатились слезы. Мирон поставил его ближе к столу, лицом к тому месту, где он обычно сидел на занятиях. А сам встал сбоку от него. — спускай шорты до колен и опирайся локтями о стол. Слава выполняет уже все беспрекословно, ведь сопротивления бесполезны, а то и себе дороже. — Обычно по шесть ударов за каждый проступок, но сегодня получишь пятнадцать. Шесть — за пиво, шесть — за побег и дополнительных три, что бы научился отвечать, когда я спрашиваю, а то мне надоело слушать тишину в ответ. Понятно объясняю? —продекларировал Мирон. — Понятно, — прошептал Слава. Господи, как же стыдно стоять в шестнадцать лет с голой жопой перед воспитателем. Как хочется провалиться сквозь землю. Отец и то, никогда не заставлял штаны снимать. И влетало ремня дома Славе так, если уж совсем под горячую руку попался, а чаще не влетало вовсе. Его мысли оборвал удар тростью, который со всей силы прилетел ему поперек задницы и оставил после себя ярко красную полосу. Слава заорал, как не в себе. Выгнулся в спине и руками схватился за пятую точку. — Руки убрал! И встал, как положено! — прикрикнул на него Янович. Слава подчинился приказу, а слезы по его щекам текли ручьем. Мирон снова замахнулся со всей силы и снова раздался протяжный вой. — Прости-и-ите меня! Вопил Слава, а удары один за одним сыпались на жопу Славика. И никакие крики, никакие мольбы не могли разжалобить Мирона. Ведь в исполнении наказаний он был непреклонен. А Слава удара до десятого вопил, как резаный. Уже не было сил стоять, опершись на локти, он всей грудью лежал на поверхности стола. И вот он, последний, пятнадцатый удар. Сил кричать уже нет. Слава понял, что все закончилась, но он по опыту знает, что двигаться без разрешения нельзя. Мирон отошел назад, издалека оценил свою работу и положил девайс на место. После подошел к воспитаннику и дал команду одеться, потом отправил его в ванну умыться. Слава снова смотрел в зеркало на свое красное от слез лицо, растрепанные волосы и материл себя за то, что ничему его жизнь не учит. Он снова здесь, такой же жалкий и ничтожный. А главное такой же идиот, как и вчера. Отражение выражало обиду, но обиду на себя еблана. Не на Мирона Яновича, а на себя. Ведь как и вчера получил абсолютно заслуженно. Он думал, что, наверное, правильно, что он здесь оказался. Да, он отмучился уже два дня, осталось 90, да и этот день еще не подошел к концу, так что радоваться вероятно рано, ведь занятия даже не начались. Войдя в кабинет, Слава увидел ментора, сидящего на том же диване. Слава встал перед ним. — Как себя чувствуешь? — поинтересовался ментор. Злости уже не осталось. Он встал, подошел к Славе и приобнял за плечи его. — Терпимо, — прошептал юноша, прижавшись к воспитателю. Мирон Янович довел его до спальни и уложил на кровать. — Отдохни до обеда и не сиди, пожалуйста, в телефоне. — Хорошо, — ответил Слава, а Мирон покинул комнату, оставив Славу наедине с его рефлексиями. Слава успокоился спустя какой-то время, но зад все еще невыносимо зудел. Сейчас он получал о наставника столько внимания, сколько не получал от родителей, ведь тем всегда было не до него. Он рос, предоставленный сам себе. Родители, то на работе, то заняты, а его воспитанием заняться некогда, да и не за чем. Спустя час в комнату вошел Мирон Янович, как обычно постучавшись. — Ну как ты? Сесть не пытался? — спросил он у Славика. — Сейчас попробую, — ответил тот. Очень аккуратно он приподнялся и сел. По скривившейся физиономии, было понятно, что он испытывает явное неудобство. Но все же сел. — Нормально, — ответил Слава. — Раз все нормально, иди в кабинет на математику, — скомандовал Мирон. Высидеть это занятие и сосредоточиться на математике было сложно, ведь зудящий зад изрядно отвлекал. Но остаток дня прошел спокойно и без происшествий. Спать однако же Славику пришлось на животе, но этот день в очередной раз доказал, что испытания лишь начинаются.