Падение Икара

Икер чувствует сквозь сладкий, как морок, утренний сон, как между лопаток ему ложится ладонь и начинает медленно скользить вниз. Доходит до рёбер. Поглаживает их, сворачивая, добирается до живота. Легко описывает впадину пупка и, не останавливаясь, движется ниже. Когда она добирается до паха, Икер, не разлепляя век, бормочет: — Я старый больной человек... Оставь меня в покое, мальчик... Сзади тут же раздаётся чуть слышный вдох, к его спине прижимаются вплотную, он обжигается о жар упругого тела и ощущает упирающийся в него стояк. Другая рука обхватывает за шею, притягивает его голову ближе, и Икер слышит у себя над ухом вкрадчивый голос Олли: — Хватит симулировать, Касильяс... Олли, опираясь на его плечо, перекидывает ногу и, переворачивая Икера на спину, оказывается на нём. — Какую игрушку тебе дать, чтобы ты позволил мне поспать ещё полчаса?.. — обречённо говорит Икер, по-прежнему не открывая глаза. — Да я уже, в общем-то, нашёл... — хмыкает Олли. Олли отстраняется, и через мгновение Икер чувствует влажные поцелуи на пальцах ног — Олли ни один не забывает, поглаживая кожу вокруг косточек, целуя каждую, массируя подошву. — Щекотно... — бормочет, улыбаясь, Икер, не делая ни единого движения, чтобы освободиться. — Ладно... — многообещающе произносит Олли. Икер ощущает прикосновение его губ на щиколотке, голени, колене, под которым Олли проводит ладонью. Икер чувствует дыхание Олли и кончик его языка на внутренней стороне бёдер: он ласкает кожу, поднимаясь выше, задерживаясь на каждой складке кожи, и когда его плоть погружается в горячий рот, Икер сдаётся. — Ну, хорошо... — выдыхает он и кладёт ладонь Олли на затылок. — Ты ведь всё равно не отстанешь... — Угу... — отвечает Олли, не выпуская его член изо рта, и это так смешно и возбуждающе одновременно, что Икер борется между желанием рассмеяться в голос и надавить на затылок Олли, впуская себя в этот рот ещё глубже. *** Икеру нравится, как выглядит Олли в постели. Он не может объяснить почему, но его привлекает всё. Как он ложится перед ним на спину, разводит колени, открываясь полностью, и его дыхание сбивается только от одного взгляда Икера, который не спешит к нему прикасаться. Как он дёргается и шумно втягивает воздух, вскидывая руки с напряжённо согнутыми пальцами, когда Икер сжимает зубами его соски, перекатывая их кончиком языка. Как он обхватывает его ногами, подаваясь вперёд, когда Икер входит в него, как он стонет, как замирает и как его начинает бить дрожь, когда Икер шепчет ему на ухо с каждым толчком: «Мальчик мой... Мальчик мой...» Как он всхлипывает после каждой этой фразы, царапая Икеру спину, откидывая голову, крепко сжимая ресницы, между которыми дрожат слёзы, и Икер вдруг за мгновение до оргазма успевает осознать, что ему это всё напоминает, и уткнуться Олли в плечо, прикусив кожу, чтобы не дать вырваться: «Сесе...» *** Икер засыпает, и ему предсказуемо снится Олли. Олли — марионетка. Деревянный Пиноккио, игрушечный мальчик, и именно Икер дёргает за верёвочки. Икер пробует разные движения, и Олли преданно улыбается ему, исполняя какой-то диковатый танец. «Ну всё, мальчик...» — ворчит Икер и пытается направить Пиноккио к двери за кулисами. Пусть уходит, ему не нужен Икер на самом деле, это всё блажь, морок, всё пройдёт, когда между ними ляжет расстояние. Как прошло в прошлый раз. Но в этот раз Икер понимает, что что-то не так. Марионетка не слушается. Олли, глядя ему в глаза, обрывает веревки с запястий и щиколоток, отворачивается и уходит сам, аккуратно прикрыв дверь. Борьба с призраками проиграна. *** Икер вспоминает всё это, когда открывает глаза. Голова кружится, во рту сухо, в вене пульсирует тупая боль — там, где в нее воткнут катетер, но самочувствие в основном нормальное — слава современной медицине. «Вот так нужно заканчивать карьеру. С треском!» — внутренний голос звучит почему-то как ДжиДжи. Они обломки эпохи. И вот один обломок идёт ко дну. Икеру не хочется никого видеть. Эту жалость, этот испуг, это невысказанное «Слава богу, не со мной». Но посетители всё равно появляются. Олли не в первых рядах: он уважительно пережидает родственников и близких друзей, а потом освещает палату виноватой улыбкой. Остаётся, когда все уходят, и просто молчит. Смотрит так, что у Икера впервые с момента возвращения в сознание начинает болеть сердце. — Я же говорил тебе, мальчик. Я старый больной человек. — Ты специально инфаркт словил, чтобы мне это доказать? — бурчит Олли, придвигая стул ближе и почти перебираясь на постель. — Но твоё сердце придет в норму... — Он замолкает, прикусывая губу, но всё же продолжает: — А вот моё — не уверен... Икер прикрывает глаза, мысленно обещает поправиться в рекордные сроки и... И остаться в Португалии.