Окрылённый

Первую половину пути Блейн пытался устроить небольшой опрос, узнать, почему Курт на улице, а не идёт домой, и есть ли у него дом, сколько Курту лет и всякое такое, цифры, названия улиц и городов. А вот про интересы не спрашивал и будто бы делал вид, что знает о них. Словно они с Куртом закадычные друзья и знают все о личностях друг друга, а вот с остальным не знакомы. Ну, либо он уважает личное пространство и не хочет лезть так сразу, либо понимает, что Курт слишком устал для таких глубоких расспросов и все, что ему было нужно, это сон. Последние варианты мальчику нравилось больше всего: он не хотел играть друзей, пока точно не убедился, что этот человек – его, а это так сразу понять не удаётся, пусть и кажется иначе. Если уж на то пошло, он вообще не хотел играть, это ему на тот момент осточертело, хотелось хотя бы немного побыть самим собой, пусть даже ты – жалкий уставший подросток с дурацкими крыльями, которому даже некуда пойти, кроме как в дом ко вроде как доброму незнакомцу. Стоило Курту перешагнуть порог квартиры Блейна, как это «вроде» улетучилось. Место было по-настоящему прекрасное, приятно пахло мужским одеколоном, все было чисто, а комнаты, как оказалось, – просторными, и обстановка здесь вызывала в Курте желание остаться и не делить эту квартиру ни с кем. Как только Блейн мог впустить какого-то парня с улицы сюда, в свою крепость? Неужели у него не появлялось желание спрятаться тут от всего этого тёмного мира и не впускать никого? Похоже, он либо безумец, либо добряк, одно из двух. Но, скорее, второе: Блейн не прекращал быть милым и в каком-то роде заботливым, пусть за ними никто и не следил, а ещё принёс большое и мягкое полотенце и пообещал найти ещё и одежду чуть позже, но Курт его остановил, сказав, что эта его одежда ещё в нормальном состоянии. Потрепанная, немного грязная, но нормальная, в футболке так точно можно ещё спать. И, удивительно, но Блейн даже не попытался поспорить, а в место этого сказал, что все, находящееся в ванной, было к услугам Курта, и улыбнулся так, что мальчику хотелось запечатлеть его улыбку, и он бы это точно сделал, если бы не утопил свой телефон днями ранее. Так что оставалось лишь кивнуть и пойти в ванную и наконец-то смыть все свои переживания и усталость, а заодно и грязь, оставленную городом по всему юношескому телу, даже на крыльях. Как раз на них Курт больше всего и обращал внимание, пока мылся: на белых пёрышках было все видно, любую песчинку или капельку крови, а мальчик был уверен, что на этот раз Блейн обратит на них внимание и решит их рассмотреть поближе, и вряд ли ему будет приятно натыкаться на засохшие комочки грязи. Встав как можно удобнее, чтобы не задевать крыльями мокрую шторку, Курт расправил их и начал рассматривать оперение. Среди перьев оказались и мелкие бумажки, и комочки грязи, но хуже этого всего была розовая жвачка, прилипшая прямо к кончику одного из маховых крыльев. Ее убирать было сложнее всего, но все же увлекательнее, чем счищать грязь, правда, остававшиеся кусочки жвачки раздражали, и под конец Курт готов был заплакать от усталости. Но всё-таки сил его хватило на то, чтобы убрать весь мусор с крыльев, и после этого мальчик распушил пёрышки и промыл практически, наслаждаясь идеальной температурой воды и расслабляясь настолько, что крыло раскрылось полностью и задело стоящие на полке емкости, тут же упавшие в ванну. Всего две, а создали столько страшного грохота, что Курт на несколько секунд зажмурился и весь сжался. Всего на мгновение ему показалось, что сейчас прибежит Блейн и начнёт спрашивать, все ли в порядке, и Курт даже услышал шаги за дверью, но та оставалась закрытой и через минуту, и через пять минут. Наверное, это ему тоже показалось. А жаль. Стряхнув капельки с перьев, Курт взял в руки полотенце и аккуратно вытерся, стараясь не давить на синяки, расцветшие чуть ли не по всему телу, и только после вышел из душа, радуясь окутавшей его приятной расслабленности и уже представляя, насколько посвежевшим выглядит. Вот только ожидания не совпали с реальностью: с поверхности зеркала на Курта смотрел юноша с по-детски огромными глазами, подчеркнутые снизу темными кругами, с бледными обветрившимися губами с небольшими ранками, и все лицо в отражении казалось полной противоположностью того, что воображал себе Курт. Он как был жалким, так и остался, и это невозможно исправить. Его жалели и будут жалеть. Из-за родителей, из-за внешнего вида и даже веса. Он уже пытался исправить последнее, старался набрать вес, есть большие порции чуть ли не по шесть раз в день, но все было тщетно: врачи продолжали вздыхать, глядя на цифры на весах, остававшиеся вне зоны риска, но все же близкие к ней. И хорошо, что Блейн об этом не знал: Курту не хотелось давать ему ещё одну причину для жалости, кроме тех, что уже были ему известны. Курт пару минут потратил на поиск лучшей улыбки, которая скроет все недостатки его лица, и только потом надел обратно футболку и застегнул молнию сзади, которая была практически на всей его одежде, ведь крылья нужно было куда-то деть, и различные застежки сзади были лучшим решением. На бедра пришлось повязать полотенце: джинсы были слишком грязными, их нужно было постирать, а вот в одном белье Курт выходить совсем не хотел, как и раскрывать свой небольшой секрет, скрывавшийся под ним. Костюм, конечно, был так себе, но Курта это не сильно волновало, он предпочитал пожертвовать красотой и сохранить свои секреты в тайне, а не наоборот. Да и покрасоваться он успеет ещё, нужно будет только подзаработать, купить новую одежду и сохранить отношения между ним и Блейном. Но они же уже друзья, так? Значит, не скоро разбегутся. С такими мыслями Курт и вышел из ванной, мягко ступая по паркету босыми ногами и прислушиваясь. Вокруг была тишина. Пугающая тишина, если учитывать ещё и то, о чем Курт думал ранее. В голове тут же зажужжала мысль, что Блейн сбежал, вышел из квартиры и больше не вернётся, и мальчику было все равно на отсутствие в этом логики, он боялся быть покинутым, поэтому и не мог перестать так думать, пока не увидел сидящего в зале Блейна. Рядом с ним почему-то лежали ножницы, а в руках была какая-то ткань, и было несложно сложить два и два: Блейн, похоже, что-то сделал со своей одеждой, чтобы Курт смог надеть ее. О, как же это было мило. Так, что Курт и забыл о своей отрепетированной улыбке и улыбнулся как попало, но искренне. — Смотрите, кто тут такой красивый вышел из душа, — на губах Блейна появилась ответная улыбка, от которой по телу Курта прошлись мурашки, а уголки его губ поднялись ещё выше. Наверное, он даже покраснел, настолько приятными были произнесённые слова. — Это твоя пижама на сегодня. Не думал же ты, что я позволю тебе спать в уличной одежде? И не спорь со мной, лучше переоденься и положи на стиральную машинку свою одежду, я завтра утром загружу ее в стирку. А Курт и не собирался спорить. Да даже если и собирался бы, то какой был в этом смысл? Футболке все равно не вернуть ее привычный вид, а в чистой одежде Курту будет лучше спать, это точно. — Спасибо, — мальчик взял протянутую ему одежду и вновь посмотрел на Блейна, улыбаясь. Было приятно чувствовать, как о тебе заботятся, причём практически незнакомый человек. Курт и позабыл, каково это, чувствовать, что кому-то не все равно на тебя и этот «кто-то» всячески старается создать тебе комфортную обстановку. Нет, правда, Блейн словно и пытался ее создать и не только с помощью преобразования своей одежды: он просто не заваливал кучей вопросов, не начинал читать нотации по поводу маленьких мальчиков, находящихся на улице в ночное время, и не пытался его потрогать или склонить к чему-то. И это было хорошее начало, правда, оно не давало стопроцентной гарантии того, что в будущем Блейн не потребует за это что-то. Например, как те опекуны, решившие, что порно с крылатым подопечным – это то, что нужно миру: сначала они были теми ещё добрыми родителями, но позже раскрыли свою сущность, и Курту повезло с тем, что он знал свои права как опекаемого ещё с малых лет, и смог переубедить этих людей, ну, а те в свою очередь почти сразу же сдали его обратно. Может, так будет и с Блейном? Хотелось верить, что нет. Пять минут, и Курт стоял напротив того же зеркала в ванной, но уже в той одежде, что приготовил для него Блейн. Она, видимо, была не новой и одевалась не раз: от неё приятно пахло мужским дезодорантом и чем-то ещё, что Курт предпочитал считать запахом Блейна – и именно этим она и была прекрасна. Плюс ко всему, разрез на задней ее части был практически идеальным, правда, крылья немного побаливали от попыток вытащить их через отверстие, как пальцы, служившие вместо рожка для обуви при надевании каких-нибудь кед. Это было не очень приятно, но радость поглощала это чувство неудобства, а Курт был безумно, безумно рад тому, что хоть кто-то о нем сейчас заботится, и даже отражение в зеркале не могло потушить эту радость. Сейчас он чувствовал себя скорее нужным, чем жалким. А всего-то надо было переодеться в одежду Блейна. — Ну вот, видишь, так же лучше, правда? — спросил мужчина, когда Курт вернулся к нему. Тот кивнул, опуская голову и подтягивая сползшие штаны, не желавшие оставаться на талии: — Да, теперь я как дома. Чистый, расслабленный и в удобной одежде, — Курт поздно понял, что эти его слова вызовут новый расспрос. Как же хорошо, что Блейн был непредсказуем. — Жаль, у меня нет домашней еды, тогда было бы точно как дома. Но, уверен, ты не будешь иметь ничего против разделить со мной разогретую пиццу из доставки. Ну конечно, Курт был не против. Даже если бы пицца была не разогретой, если бы это были лишь ингредиенты для пиццы, он бы все равно это съел и, естественно, разделил бы с Блейном, не только ему же делиться. — О, я люблю пепперони! — Курт сел за стол и пригляделся к пицце. Как на запах, так и на вид она была чудесной. Ну, либо Курт был слишком голодным. Настолько голодным, что после этих слов ничего и не произнёс, только жевал и жевал, чувствуя на себе взгляд Блейна и изредка поглядывая на мужчину в ответ. Тот казался по-странному счастливым, когда видел, как Курт поглощает один кусочек за другим, и для мальчика это было совсем необычно: он не привык радовать кого-то так, без слов, без подарков, просто спокойно доедая пиццу, причём, наверное, не очень красиво доедая пиццу. Необычно, но приятно, причём безумно, а ещё приятнее становилось, когда он думал, что Блейн и правда получал удовольствие от того, что Курт наслаждается крышей над головой, едой и удобной одеждой. Так мальчик чувствовал себя по-настоящему особенным и даже важным. После ужина Курт ощутил, как глаза начинают слипаться сильнее, а воодушевление уходит на второй план. Ему очень хотелось поговорить с Блейном, узнать о нем хотя бы чуть больше информации, но организм был явно против этого и всячески показывал свою сонливость: зевки, медленное моргание и сам усталый вид – так что Блейн тут же сказал идти спать, но не грубо, а мягко и даже нежно, с заботой, так, что Курту хотелось беспрекословно подчиниться, а он в плане подчинения был совсем не лучшим. — Боже, а Вы знаете толк в мягких одеялах, — сонно сказал Курт, заворачиваясь в одеяло и совсем не чувствуя, как то давит на крылья. Обычно приходилось перебирать сотни одеял, чтобы найти то самое, которое будет и мягким, и не слишком тёплым, и не тяжелым, чтобы после сна крылья не болели, а тут... тут Блейн с первого раза попадает в яблочко. — Да, это лучшее из моих запасов. Я знал, что тебе понравится. И надеюсь, понравится спать на диване, но если будет неудобно, то можешь прийти ко мне, я не кусаюсь, смогу даже отодвинуться на другой край кровати, если захочешь. — Хорошо. Буду знать, — глаза уже закрылись сами по себе, стоило голове Курта коснуться подушки. — Тогда доброй ночи, Курт. Я рад, что встретил тебя. Тихое «ага» было единственным, что смог произнести Курт: его практически полностью затянуло в сон. Настолько, что последние слова Блейна он посчитал отрывком из своего сна о прекрасной жизни, в которой с ним рядом был такой же милый и заботливый Блейн.