Зимние наваждения (История с фотографией, часть 7)

Кто бы мог подумать, что он станет возвращаться в дом Кузнеца, как в дом родной? Однако, обнаружив себя на лежанке рядом с крепко спящей Вильярой, вздохнул с облегчением — неимоверным! Пусть даже ощущение самого безопасного места во Вселенной обманчиво-зыбко, но для него, в данный момент, кажется, так и есть. Альдира не стал проявляться в реальности, отбыл дальше по своим делам, и хорошо. Ромига лёг поудобнее, пристроил подушки под многострадальную голову, чтобы поменьше гудела, потянул на себя шкуру — укрыться. — Кто побеспокоит — прокляну, — невнятно пробормотала колдунья, но не проснулась. Ромиге тоже нужен покой. От яркого света и резких движений, от необходимости куда-то идти и что-то делать, а главное, от поганых мыслей, что так и норовят взорвать мозг изнутри. Сняв асура с алтаря, нав как бы улучшил свою личную ситуацию: на тот конкретный момент. Заодно, помог миру Голкья обрести равновесие. Но не повредил ли он своему родному миру, отпустив эту тварь? Той части родного мира, без которой ему так странно, жутко и пусто? Хотя, воображения не хватает: представить, как асур изъял бы из земной реальности Тайный Город, не потревожив всего остального? Даже если асур просочился в прошлое и осуществляет свой план, то есть, пытается предотвратить Первую Войну, почему совершенно другая линия исторического развития породила настолько похожую Москву? Ромига застонал сквозь зубы: загадка донимала, сильнее головной боли. Но если он сломает голову, в прямом или переносном смысле, искать разгадки ему будет нечем! Ушёл в медитацию, сосредоточив все силы организма на заживлении повреждений. Самые свежие — невелики. А за всё время на Голкья? Тьма под закрытыми веками — Тьма в глубине его тела: в костях, связках и мышцах, в кровеносных сосудах, в нервной ткани… Родная стихия должна заполнять своё порождение от нутра до кончиков пальцев, жить в нём, действовать сквозь него… Стихия никому ничего не должна, и даже нав ей не должен, но таков правильный порядок вещей… Да, правильный. Кинуло в жар, пробрало ознобом, будто прорвало какой-то затор внутри. Тьма потекла, заклубилась, пульсируя в такт ударам его сердца. Легко. Свободно. Правильно. Он с наслаждением вздохнул полной грудью: раз, другой, третий. А потом на время перестал дышать — провалился в регенерационный анабиоз. Сознание угасло и снова включилось, первым делом фиксируя изменения в теле и вокруг. Голова прошла. Он замёрз и оголодал — ничего удивительного. А слева от него спит колдунья… Да, Ромига ясно ощутил не просто живую рядом, а присутствие магии. Сам он пуст, как после «навского аркана», но уже не туп, как кирпич. Он! Снова! Чувствует! Магию! Не подскочил и не заорал от радости только потому, что не захотел будить Вильяру. Затаил ликование в себе, как сокровище, лежал и блаженствовал, пока не уловил в ауре соседки явные нелады. Без энергии, без сканирующих арканов не мог различить конкретики, но судя по тому, что уловил, колдунья больна, и похоже, смертельно. Ромига знал, что она не оправилась от той раны и отчаянно ищет пути исцеления. Видел, что мудрая выглядит измождённой, но не чуял, что дела настолько плохи. Всю радость как мантикора хвостом смахнула! Он уже потерял трёх голки, которые были ему небезразличны: Мули, Латиру, Наритьяру Младшего. Меньше всего желал, чтобы шебутная ведьма отправилась к щурам следом за ними! Приподнялся на локте, заглянул в лицо спящей. Вильяра тихонько посапывала, подложив ладошку под щёку и не пробудилась от его взгляда, а лишь улыбнулась уголком губ. Знала, кто на неё смотрит, и была этому рада? Он вздохнул, откидываясь обратно на подушку: рваная аура и осунувшееся лицо в зеленоватых отблесках склянки со светляками — мало вдохновляющее зрелище. Да, Ромига не любитель умирающей красоты: всех этих чахоточных румянцев, прозрачной бледности, обведённых тёмными кругами печальных глаз. Когда он встречает такое, ему хочется это добить, исцелить или поскорее пройти мимо, других желаний оно не вызывает. Вильяра ему дорога, как никто другой вне дома Навь, потому её — исцелить. К тому же, она кое-что обещала… *** Вильяра сквозь сон улыбнулась своему воину. Почуяла, что он вернулся — и дремлющим рассудком сразу поверила, что теперь с ними обоими всё будет хорошо… По крайней мере, с ними может быть хорошо. Может! Хотя бы, может. Вернулся он битый, но не сильно: ничего такого, с чем не справился бы сам. А пока справлялся, с ним происходило… Вот прямо сейчас произошло нечто очень важное и правильное. — Ромига? — наедине ей всегда хочется звать его настоящим именем. Сегодня захотелось, как никогда. — Где ты был? — О, какой интересный вопрос, Вильяра! Желал бы я сам это знать! Мудрый Гунтара попытался вернуть меня домой. Получилось — странно. — Расскажешь? — А расскажу, пожалуй. Занятная выйдет сказочка… Вильяра чует, что ему совсем не «занятно», а очень-очень не по себе. Однако повествует он о своих похождениях с непринуждённостью бывалого путешественника. Иногда ему не хватает слов, и колдунья не всё понимает. Как так вышло, что он услышал сказки, но не смог расспросить сказителя о своих сородичах, которые куда-то пропали? Ах, он не ушами слушал, а держал в руках слова, запечатлённые в книгах? Да, кое-кто из мудрых, не полагаясь на память, делают заметки о важнейших событиях и соотносят их с положением светил. Охотники зарисовывают на стенах пещер и быль, и сны. В иных мирах тоже умеют подобное: Вильяре как-то приснились тонкие белые листы с рисунками, сшитые в стопку. На рисунках кое-где были закорючки, которыми чужаки обозначают речь. Тот, чьими глазами смотрела сновидица, умел их читать. Вот и Нимрин-Ромига прочитал сказки о своих сородичах. А дома Иули он на обычном месте не нашёл. Глядит теперь в потолок, гоняет желваки по скулам… — Ромига, мы обязательно отыщем твой дом, — говорит ему Вильяра. — Мне сказывали, бывают миры-двойники, миры-призраки, миры-наваждения, и даже умелые сновидцы плутают среди них. Но мы найдём твой дом, обязательно! — Мудрый Гунтара провёл целый обряд. — Ну и что? Ты лучше-ка вспомни, не заклял ли ты себе обратную дорогу? Не запер ли дверь, уходя? Не замёл ли следы? Может, ты не собирался возвращаться домой? Может, не желал, чтобы тебя нашли свои? Он напрягся, как натянутая тетива, уши заострились. — Я не помню всего. Кажется, я… Я уводил душекрада прочь. Ото всех, на кого он меня натравливал. Ото всех, кто был мне дорог. Уводил туда, где он попадёт в ловушку. Где встретит самого страшного своего врага и умрёт от его руки поганой смертью. — Это было такое заклятие? — Да… Вроде заклятия. Мы долго строили его вдвоём со стариком… Нимрин зажмурил глаза и скрипнул зубами, будто от боли — нет, от злейшей досады. — Я всё-таки не вернул ему обещание! Не. Вернул. Эсть'ейпнхар! Вильяра долго ждала, пока он снова заговорит. Не дождалась, тихо переспросила: — Ты не вернул ему обещание, и что? — Я убил его этим, почти наверняка. Вскинулся. Сел, подтянув колени, спрятал в них лицо. Он уже сидел так в день их знакомства, но в этот раз Вильяра не стала набрасывать ему шкуру на плечи. Целительское чутьё, чутьё мудрой вовсе не велело его касаться. — Этот старик был твоим другом? — Он считал меня своим другом и учеником. А я сделал его разменной фишкой в игре со смертью. Иули снова надолго замолчал, и Вильяра молчала рядом. Ей же нечем утешить горе чужака о другом чужаке! Кабы речь об охотнике, могла бы вопросить стихии и прояснить судьбу… — Я подставил Семёныча под удар, как потом подставил Латиру. Я и тебя подставил Онге. — Я пока жива, — тихо рыкнула колдунья. Он развернулся мгновенно, словно подкаменник, заглянул ей в глаза. Ничего не сказал, только зрачки высверкнули снежными искрами. — Я жива и буду жить. А ты, Нимрин, поможешь мне исцелиться. Собери бродячие алтари в круг, как Онга в Пещере Совета. — Как Онга? Я? После песни Равновесия? Ты не рехнулась, Вильяра? Кажется, она слишком круто загнула: ещё немного, и её начнут убивать. Мотнула головой, горько усмехнулась. — Собери их не как Повелитель. Не в Пещеру Совета и не в Дом Теней. Дозовись своего Камня под небом. Остальные явятся вслед за ним, и мы с тобой сможем войти в круг. Там я найду либо исцеление, либо смерть. — Либо-либо? — он смотрел на неё оценивающе. — А иначе я просто не доживу до тёмных лун. — Допустим. И как мне дозваться этого Камня? — Он знает тебя, значит, явится сам, когда ты будешь особо нуждаться в колдовской силе. А чтобы выманить его под небо, мы не останемся в доме, а отправимся в странствие. Сразу, как только я разберусь с Аю. Скорее, пока зима ещё не слишком сурова. — Вильяра, ты зовёшь меня идти куда-то — или куда глаза глядят? — Куда глаза глядят, но пока по угодьям Вилья. Альдира сказал, алтари не уйдут далеко от места, где недавно отведали крови. И от того, кто их прикормил. — Ладно, допустим. Камни явятся, мы войдём в круг, и ты найдёшь там исцеление или смерть. А я? — А ты просто войдёшь и выйдешь, обретя силу. Как из обычного круга. — Вильяра, ты сама уверена в том, что ты сейчас сказала? Она чуть помялась под его недобро-пристальным взглядом и честно ответила: — Нет. В круге алтарей наши судьбы будут в наших руках: больше в твоих, чем в моих. Альдира мне так сказал, когда я спросила его о тебе. А дальше он объяснять отказался. — То есть, твой Альдира отправляет нас ловить бродячие алтари «на живца», как первые мудрые? Меня назначает ловцом, а тебя — «живцом»? Добро же! Он ухмыльнулся так, что Вильяра шарахнулась, едва не упав с лежанки. Будто увидела в чёрных глазах свою смерть, и смерть жуткую. Однако Наритьяры её закалили: не упала, не сбежала — спросила, и голос дрогнул лишь самую малость. — Ты-то откуда знаешь про первых мудрых? — Рыньи кое-что сказывал, и мне стало любопытно, как у вас было на самом деле. Лежал, болел, вспоминал — вспомнил, что знают об этом Тени… Нет, не расскажу.