От ненависти до любви

Прошло время… Нацист впервые смог нормально поспать. Наступал уже вечер. За окном было видно заходящее солнце, лучи которого ещё пытались остаться. Небо было в разных оттенках, перемешанных вместе: фиолетовый, синий, где-то голубой с жёлтым. Нацист начал просыпаться ближе к ночи. Он потянулся, посмотрел в окно — почти ночь. Не совсем помнив, что было до того, как он уснул, увидел рядом спящего Совета. Он смотрел на него не очень долго, но и не очень мало. За это короткое время Рейх смог изучить каждую деталь его лица, которое так и манило к себе. Но, воздержавшись, Рейх начал ждать Союза, когда тот проснётся. Так как СССР дремал, то простой телефонный звонок легко вывел его из «нирваны», вынуждая подняться и ответить. Прибыли Великобритания и сын нациста, Германия. Довольно быстро поднявшись, Союз даже не обратил внимания на проснувшегося фюрера, быстро покидая комнату, заходя в свою, беря документы и вновь пропадая из поля зрения. Собственно говоря, коммунист быстро разобрался с Великобританией и документами, по этому сейчас, держа шестилетнего Германию за ручку, осторожно вёл того вверх по лестнице, дабы они с Рейхом встретились. Нацист тем временем сидел под одеялом, вновь дочитывая свою теперь уже любимую книгу, но он прервался, когда услышал знакомый голос. Точно! Германия! Рейх начал ждать, пока они оба зайдут к нему в комнату и любящий отец крепко обнимет своего единственного сына. Мальчик с радостным визгом бросается в объятия отца, прижимаясь к тому и начиная плакать от счастья. Собственно, это было не удивительно, ведь дети плохо сдерживают эмоции, хоть в Берлине и приучали к дисциплине. — Что ж, я вас оставлю.Если что, то Рейх, Германия может жить как с тобой, так и в отдельной комнате. Это уж решай сам, — спокойно заявил коммунист, прикрывая дверь и отправляясь в кухню, дабы сварганить чего-нибудь вкусного для немцев, прекрасно помня, что оба являются сладкоежками. Рейх прижал мальчика к себе и поцеловал того в лоб, тихо сказав: «Я скучал, сын…» Хотя наш фюрер и был жестоким, он всё же оставался человеком и любящим отцом. Не смог сдержаться и посадил Германию к себе на шею, держа того за ноги, и выйдя из комнаты, нацист пробежал на кухню со звуками: «Тррррр!» Делая вид, что он самолёт. «Прилетев» на место, Рейх посадил Германию на стул, а сам сел рядом, принюхиваясь к их ещё несготовленной еде. Германия весело смеялся, обнимая отца за голову, повторяя характерный звук «трр». В то время как как немцы забавлялись, коммунист продолжал заниматься ужином, пару раз попав раскаленным маслом на свои руки, тихо шипя. — СССР, всё нормально? — с каким-то опасением и тревожностью спросил Рейх, смотря на шипящего коммуниста, немного поглаживая сынка по голове. — Просто масло, — хмыкнул русский, выключая плиту, а потом и принимаясь раскладывать всё на стол, немного хмурясь от навалившихся дел. — Садитесь есть, — спокойно попросил мужчина, покидая кухню, отправляясь в свою комнату, в то время как маленький немец недоуменно посмотрел на отца. — Разве ты не голоден? — спокойно спросил немец уходящего коммуниста. После своих слов, Рейх взял ложку с кашей и начал кормить младшего, но чтобы было чуть интереснее, он тихо говорил: «Смотри какой самолёт! Тррррр!» — Не голоден, — хмыкнул русский, в то время как мальчик захихикал, открыв рот и с удовольствием приняв лакомство от отца, при этом устроившись на его руках, что-то весело намыкивая. Прошло несколько минут и тарелки немцев опустели. Рейх, усадив младшего так, чтобы тот не упал, встал из-за стола, прихватив с собой грязные тарелки с ложками, подошёл к раковине, начав тщательно намыливать её. Спустя 2-3 минуты посуда уже стояла в ящике, который для неё и предназначен. Взяв сына на руки, Рейх начал подниматься по лестнице, дабы попасть в свою комнату, параллельно посмотрев на Союза, который делал свои дела. — Пап, а чем ты занимаешься тут? — подняв невинные глазки, поинтересовался малыш, положив головку на отцовское плечо. — Развлечений у меня немного: читаю литературу, смотрю в окно или сплю, — улыбнувшись, спокойно ответил старший на вопрос Германии. — Что у тебя нового произошло за время моего отсутствия? — поинтересовался Рейх, смотря на сына. Мальчик задумался, но потом немного покраснел, опуская головку вниз. — Ну… Мне понравилась одна страна и мы с ним часто говорим, играем, да и он не боится подходить ко мне… Правда говоря, тебе врятли он понравится… — Ну-ка рассказывай, что это за страна? — Рейху было интересно, поэтому он уселся поудобнее и внимательно смотрел на сына, немного улыбаясь. Немец был рад за Германию, что он наконец нашел того, кто не осуждает его за грехи отца. — Р-Россия… — тихо ответил мальчик, немного сжавшись, явно переживая от такого признания. — Только не говори дяде СССР, а то он не обрадуется. Рейх немного сжался, ибо такого неожиданно для него поворота не ожидал. — Хорошо, это будет нашей тайной, — шепнул нацист на ушко Германии, показывая, что закрывает рот на замок и выкидывает ключ. — Только не делай того, о чём будешь потом жалеть, — Рейх приподнял брови и прикрыл глаза, обнимая сына. — А что именно, пап? — с интересом спросил мальчик, крепко обняв отца, подняв невинные глазки, надеясь на ответ со стороны родителя. — Просто не повторяй моих ошибок. — так же спокойно ответил Рейх на очередной вопрос сына, поглаживая того по его маленькой головке, что-то шепча, что известно только ему. Убаюканный отцовскими укачиваниями и шепотом, Герман тихо посапывал в его руках, похоже пригревшись. Тихие маты раздавались из комнаты СССР, изредка сливаясь с грохотом. Решив достать коробку с шкафа, мужчина явно не ожидал, что та выскользнет и по этому сейчас, опираясь одним локтем о кровать, потирал ушибленую голову, в то время как тяжесть приземлилась прямо на его ногу, вывернув ту, благо, что не сломав. Немного дёрнувшись от таких резких и громких звуков, Рейх нервно посмотрел на дверь. Поцеловав сына в лоб, немец положил его на кровать, укрыв того одеялом, чтобы не замёрз, тихо вышел из комнаты и заглянул к СССР. Увидев коммуниста, который потирает голову, Рейх быстро подошёл и нагнулся к Совету, нервно спрашивая — Что это было? — нацист помог пострадавшему сесть на диван, а сам стоял рядом. Тихо рыча от боли, которая конечно не сравнима с гвоздями под ногтями, Совет пару минут концентрировал взгляд на немце, как никак, но коробка хорошо огрела того по голове, удачно так приземлившись и на ногу, доставляя лишь больше неудобства. — Всё нормально… — отмахнулся Совет, не замечая как подрагивает его нога от проходящих волн боли, что копились в нервных окончаниях, стараясь не подавать виду. Немец серъёзным взглядом посмотрел на пострадавшего, затем наклонился лицом к СССР, прожигая того взглядом. — Ты уверен, что тебе не нужна помощь? — Рейх был немного встревожен, но старался этого не показывать. — Если только вправить ногу. — хмуро ответил русский, насупившись, явно не желая произносить подобное перед давним врагом. — Поможешь? — Попробую. — Рейх сел на колени перед Союзом, осматривая ногу. — Я не спец в таких делах… Спустя несколько минут осмотра, Рейх вправил кость обратно, что было, наверное, немного больно. От некой резкости, Совет, что уже успел лечь на спину рванно вздохнул, сжав одеяло под собой, выглядя через чур напряжённо, да и беззащитно, что было удивительно для такой махины. — Вот и всё, — немец встал, любуясь своей работой, но после немного обеспокоенно спросив Совета насчёт его самочувствия: — Всё нормально? — Нормально, но… Посиди со мной? — а ведь немец был единственным близким человеком по мимо детей и мёртвого отца, который не шибко любил сына, а если и любил, так лишь его тело, руша детство парня. Сейчас русскому хотелось одного, лечь на колени нациста как в детстве и задремать, забыв обо всем. Наци немного смутился от таких слов, ведь ему было непривычно это слышать. Он помнит, как в детстве было всё хорошо. Союз был ему роднее всех, роднее, чем собственный отец, который только и делал, что ругал сына даже за малейшую оплошность. Немец сел рядом с СССР, ожидая дальнейших действий. Не церемонясь лишние минуты, коммунист аккуратно устроил свою голову на коленях немца, довольно удобно расположив тело на постели, приподняв одну руку вверх, раскрыв ладонь, как в детстве ожидая руки фашиста, смотря на того замучеными, вновь грустными глазами. Немец явно не ожидал, что СССР вспомнит их детство. Рейх немного улыбнулся и положил свою ладонь поверх ладони Союза, немного сжимая её. Он смотрел в уставшие глаза своего «врага», после чего, немного подумав над реакцией Союза, решил не медлить. Наци запустил вторую руку в волосы Союза. Такие действия всегда расслабляли СССР и сейчас, не исключение. Прикрыв глаза, мужчина легонько сжал руку немца в ответ, наслаждаясь приятными поглаживаниями, сохраняя умиротворение, даже несмотря на не прошедшую боль. — Нога всё ещё болит?.. — всё же с некой тревожностью решил переспросить Рейх, ведь было видно, что он волновался. — Да.- коротко ответил русский, хоть самому и было неприятно это признавать. — Почему ты предал меня? — этот вопрос часто волновал Союза, да и сейчас, когда Рейх так близко, мужчина не мог не спросить. — Моё желание к мировой власти не давало мне покоя… — немец немного отвёл взгляд, потому что ему было стыдно за себя. — Сейчас мне до этого уже нет дела. — Рейх прикрыл глаза. — Прости. ещё раз. — Почему ты ничего мне не сказал? Я ведь поддерживал тебя, помогал как мог.- вновь хмуро произнес коммунист, выжидающе, с той детской обидой смотря на Рейха, по прежнему сжимая его руку. — Где-то внутри себя я знал, что это мне ничего не даст. — немец грустно посмотрел на Союза, давая понимать, что он уже давно понял, что виноват, что он раскаялся, что ему жаль. — Если бы знал, не делал бы… — хмуро произнес коммунист, отпуская руку немца, поднимаясь с его колен и садясь спиной, немного сгорбился, понуро опустив голову вниз, сжимая кулаки до новой боли, стараясь не позволить эмоциям выйти наружу. — Если я тебе мешаю, так бы и сказал. — с ноткой грусти и серьезности произнес нацист. Рейх встал с кровати и пошёл к выходу из комнаты, чуть приостановившись в дверном проёме, он краем глаза посмотрел на СССР, после чего выдохнул, и отправился в свою комнату. — Ненавижу… — тихо прошептал русский, впервые за долгое время уронив капли кристально чистых слёз, подрагивая от расспирающих эмоций, что так и душили его, нагоняя ещё больше тоски и осознания, что он хочет вернуть всё вспять.