***
Бессонные ночи и потраченные нервы никак не улучшали состояние Советского Союза, который на данный момент спешил в больницу. Наконец-то пришла весть о пробуждении Третьего Рейха, пробывшего в коме весь год, потеряв связь с миром. Сейчас же на душе русского было непонятное смятение… Боль, радость, любовь, недоверие смешались в бурный коктейль, вынуждая СССР ускориться. Рейх дремал на кушетке. Наконец-то он очнулся от комы, спустя долгое время. Даже во сне он думал «Как там СССР? Где он сейчас? Где мой сын? Какое сейчас число? Что вообще со мной произошло? Ждёт ли меня Союз? Придёт ли он за мной? Он вообще живой?» Эти мысли никак не могли покинуть сознание нациста, поэтому спалось ему сейчас неспокойно.***
Единственное, что сейчас отделяло русского от немца была белоснежная дверь на серых стенах. Сердце стучало в ускоренном темпе, а руки осторожно потянулись к ручке двери и повернули ту, впуская коммуниста в тёмную комнату. — Рейх?.. — сейчас голос Совета был грубее обычного, но та давняя нежность по прежнему присутствовала. Союз волновался. Боялся, что его не примут и те чувства назовут ошибкой. Неторопливые шаги и прикосновение тёплой руки к щеке спящего, такого привычного, родного немца, который принёс столько боли и счастья в тёмный мир СССР, подарив ему надежду на лучшее будущее… Немец почувствовал прикосновение. Он вздохнул и начал по-тихоньку отрываться от беспокойного сна. Рейх медленно открыл глаза — со спросонья зрение было мутным и размытым, и разобрать лица нелегко. Рейх ещё не знал, кто к нему пришёл: по голосу он тоже не смог узнать посетителя. Он тихо отозвался на своё имя: — Да?.. — С возвращением, — Совет улыбнулся, осторожно сев на край постели и взял немца за руку, аккуратно сплетая их пальцы, рассматривая такие любимые черты. — СССР?.. Это ты?.. — никак не мог разобрать немец. Сил у него было мало, поэтому даже сжать руку ему удавалось с трудом. Какой же он жалкий и беспомощный. — Да, верно… — кивнул Союз, немного сжимая руку нациста, создавая некую иллюзию защиты. — Как ты?.. — Не очень, но жить могу… — с некоторой усмешкой проговорил немец. — Вот только недавно проснулся… Рейх всегда любил задавать вопросы не в тему, а порой могли и расстроить кого-либо. — Как жилось-то без меня? Проблем наверное меньше было?.. — Я ведь не посмотрю, что ты только проснулся и за такие слова ебну…— хмыкнул русский, осторожно положив голову на грудь немца, слушая его сердцебиение, обнимая руками, от наступающих слёз немного подрагивая и выдавил из себя печальное «Я так скучал…». Впервые за долгое время становясь похожим на ребёнка с очень шаткой психикой. Рейх отодвинул голову Союза, чтобы принять сидячее положение. У него жутко болела голова, но он не обратил на это внимания. Третий сел, разведя руки в стороны, как бы говоря «Иди обниму…». Совет улыбнулся, осторожно обняв немца, и уткнулся тому в плечо, похоже вновь осознав, что роднее этого фашиста и детей у него никого нет. От грустных мыслей коммунист лишь прижался к нему. — Ну, чего грустишь то? Я же жив и со мной всё в порядке… — немец положил подбородок на плечо Совета, поглаживая того по лопаткам. — Что делал хоть, пока меня не было? — Всё как всегда… Дети, дом, работа, пьянки и по кругу, — негромко произнёс мужчина, тяжело вздохнув и вытер слёзы. — Ты пьёшь?.. — чуть отстранился от Союза немец, вопросительно на него посмотрев. — Это так необычно? — хмыкнул Совет, сев по удобнее, придерживая немца, дабы тот не напрягался. — Но… Из-за чего? Разве есть что-то важнее, чем твоё здоровье? — спокойно спросил немец, грустными глазами смотря на Совета. — Да, есть… — не менее грустно произнёс мужчина, вновь осторожно уложив Рейха на постель, скрещивая их пальцы. — Это ты… — СССР… Прекрати… Ты должен не забывать про себя, я ведь тоже могу позаботиться о себе… Хоть и не всегда, — национал-социалист немного сжал руку коммуниста, а затем поднёс и вторую, держа уже двумя ладонями. — Обещаю бросить, если исполнишь одно моё желание… — хитро улыбнувшись, промурлыкал Совет, поднеся руки немца к губам и покрывая те поцелуями. — В чём оно заключается?.. — чуть непонимающе посмотрел нацист на любимого с приподнятой бровью. Союз улыбнулся шире, положив одну руку на живот нациста, поглаживая, а потом, приблизившись к его лицу, негромко произнёс: — Я жажду вновь ощутить твои губы в поцелуе… Рейх и сам этого ждал, поэтому, немного привстав, он обвил руками шею Совета и нежно дотронулся своими губами засохших губ коммуниста. СССР прикрыл глаза, обнимая немца, позволяя тому хозяйничать, с удовольствием отвечая на желанное прикосновение чужих губ. Немец выгнулся в спине, дабы быть хоть ещё немного ближе к Союзу. Какой раз снова исследуя рот любимого, он провёл языком по нёбу, зубам, дёснам. Их языки сплелись в жарком и приятном танце, но вскоре пришлось отстраниться, ведь воздух тоже не вечен. Медленно разрывая желанное сближение, коммунист заметил лёгкую паутинку слюны, из-за чего слабо покраснел, отстраняясь дальше, позволяя Рейху отдохнуть. — Тебе не говорили, когда меня выпишут?.. — чуть дрожащим голосом решил спросить Рейх, разбавляя тем самым тишину — Мне… Надоело тут находиться… — Врачи должны выписать тебя через неделю, но если тебе так хочется, то договорюсь, чтобы через пару дней отправили под мою опеку домой, — улыбнулся мужчина, рассматривая лицо давнего врага, ставшего ему намного ближе… — Гораздо лучше быть снова под твоей опекой, чем под присмотром молодых женщин, которые только и делают, что пытаются флиртовать со мной… — Хм, а тебе то что? Просто принимай их внимание и подмигивай. С твоей-то красотой это неудивительно, — хмыкнул русский, подперев щеку кулаком, неумело скрывая ревность. — Что ты такое говоришь?.. Неужели тебе нравится, когда кто-то пытается меня увести?.. Мне кроме тебя и сына никто и не нужен… — немного обиделся Рейх, чуть надувшись и поворачиваясь набок, смотря в стену. Собственно говоря, сейчас Совет тоже был немного зол и даже напряжен. Мужчина не знал как объяснить Рейху свою ревность, поэтому издав невнятное «Боюсь потерять» опять замолк. — Ревнуешь к незнакомкам? Союз, не смеши меня, — таким же грустным голосом сказал Рейх, до сих пор показывая, что он в лёгкой обиде. — Да хрен пойми, что у вас в голове…— хмыкнул русский, медленно поднимаясь, и направился к двери, явно не желая продолжать дискуссию. Немец так и не решился повернуться. Лишь краем глаза смотрел на Совета, немного нервничая и боясь, что он бросит его. Рейха все эти минуты мучал только этот вопрос «Уйдёт?..». Союз и правда уходил, с поникшей головой, испорченным настроением и печалью в сердце. Их первая встреча за столь долгое время произошла так же, как и тогда, когда Третий впервые предал коммуниста. Как и оказалось, чувства были не лучшими, но даже несмотря на это, будучи уже в дверях, Союз немного обернулся, негромко предупреждая, что придёт перед его выпиской, хоть это и не было правдой. У Рейха из глаз покатились слёзы по щекам, оставляя после себя влажные дорожки. {Ушёл…} Это слово вызывало сильную боль, от чего немец сжался, сжимая руку в зоне сердца.***
Коммунист вернулся домой в печали. Сейчас нужно было сообщить Германии о пробуждении отца, а потом заняться готовкой, попутно вспоминая о предпочтениях Третьего, хоть то и было сложно, из-за кома в горле и горечи в сердце, пока на душе скреблись кошки.***
Рейх лежал в постели. Один… Он не понимал, что снова сделал не так. Он лишь попросил Совета не ревновать его к каждой второй девушке… День, когда они встретились спустя долгое время… Он прошёл не так, как ожидал немец. Он, конечно, не винил Совета в ревности, ведь это нормально. Так думал Рейх. Но если тебя ревнуют, то значит не доверяют полностью? Они думают, что ты бросишь их, как когда-то…***
Вечер и ночь прошли довольно быстро для СССР, а наутро он, полный сил, пусть и с тоской в сердце, пошёл на работу, по пути зайдя в магазин и цветочную лавку, чтобы купить витамины для своего нациста, белые лилии и розы, что так ему подходили. К счастью для СССР было шесть утра и Рейх, по идее, должен был спать. Напросившись в его палату, коммунист тихо поставил пакет с продуктами у кровати ТР, поставив цветы в вазу на тумбочке и направил свой взгляд на арийца. Медленно приблизившись к возлюбленному, русский поначалу просто нежно погладил его по щеке, а позже наклонился, поцеловал в лоб. Также тихо поднялся и вновь исчез из палаты, оставив после себя лёгкий запах алкоголя и цветов… Вы бы желали своему любимому человеку несчастья? Нет? Да? Союз никогда не хотел чего-то такого, поэтому старался облегчить жизнь тем, кого любил, хоть это и было тяжело. И даже сейчас, когда на улице ещё прохладно, коммунист идёт на своё рабочее место, дабы обеспечить своих детей и своего немца. За столь долгое время Германия стал Совету вторым сыном, которого он принял и полюбил, старался веселить, когда малышу было плохо, и помогал ему познавать мир. Хоть ФРГ и было семь, но малыш он и в Африке малыш, как говорится. Отчего-то даже холодный ветер не морозил коммуниста. Сейчас в его сердце распускаются красные маки… Его любимые цветы.***
Нацист так и лежал в своей палате. Ничего нового. Прошла уже неделя после ссоры СССР и Рейха. Цветы завяли, и нацист по-тихоньку тоже начинал… Красивый в одно время и жестокий цветок, окрашенный в тёмно-багровый, начинает умирать. Видимо, недолго ему ещё осталось. Совет уже давно не приходил к немцу и это его тревожило. Спустя какое-то время его состояние резко ухудшилось. Рейх не пил таблетки, которые ему приносил Союз, пока тот спал. Результат не заставил себя ждать. Немца охватили судороги, а затем он потерял сознание. Снова? Конечно. Ведь немец не любил себя. Сердце начинало биться чуть медленнее. Писк приборов разнёсся по комнате, а в отделении врачей раздался сигнал, говорящий о том, что одному из пациентов стало плохо… Тем временем СССР стоял у плиты, обжаривая рыбу, прекрасно помня, что именно сегодня ему нужно забрать возлюбленного, для которого он так старался. Был уже вечер и сейчас коммунист шёл к больнице с очередным букетом цветов. В этот раз были ромашки, говорящие о чистоте сердца. Мужчине уже не терпелось увидеть своего возлюбленного, только вот… Его остановили врачи. Букет выпал из ослабевших рук, а сам коммунист взялся за сердце, падая на колени. Неужели… Он умрёт? Но ведь он так хотел вновь увидеть своего немца. Обнять его и прижать к себе, но теперь… Сердце подвело, отправляя Союза… На тот свет? Лёжа в специальном отделении, немец еле-еле дышал. Рядом на тумбочке стояли разные препараты: таблетки, шприцы, ингаляторы и тому подобное. Сердцу легче и не стало. Оно всё ещё болело. Сильно. Тело немца было холодное, сравнимое со льдом. Было проведено несколько трубок к хрупкому телу, дававшие питание. Препараты не сильно помогали. Можно сказать, что от них то и толку не было. Рейх никогда не лечится, это же и понятно, он просто не заботился о себе. Дарил всё своё тепло, любовь, силы и имеющуюся доброту Совету. «Кстати, где он сейчас?» Терзало это немца. Сегодня был день его выписки из больницы, но его здоровье подвело. Из-за него же. Придурок…***
Как бы сейчас ни проклинали коммуниста, он не слышал. Недавно отошедшее сердце едва билось в остывшем теле, а обычно загоревшая кожа побледнела. Над ухом пикали приборы, следящие за самочувствием коммуниста, пока тот находился в глубоком сне. Если это можно так назвать. Ты вроде бы здесь, видишь своё тело, ощущаешь боль и можешь думать, но… Это не нормально. Совет видел те нити, которые связывали его с телом и конечно же, это говорило, что мужчина будет жить, если захочет. «Где же ты?..» — Совет желал увидеть немца, поэтому и направился к его палате, наблюдая как исчезающими нитями, но вдруг появляется горящее бьющееся сердце. Пройдя в палату, СССР не видит своего возлюбленного, но он знает, чувствует, что тот жив. Коммунист спешит к Третьему Рейху, опираясь лишь на огонёк, что вёл его к другому корпусу, к тому, кто его любил. Тихо приблизившись к нацисту, русский накрыл его руку своей, позволяя почувствовать теплоту, говорящую, что Рейх не один…