Темный лес

      Близился рассвет, но для их с Гарри путешествия он все еще ничего не значил. Молодой волшебник только-только пришел в себя после страшной борьбы, шедшей в его организме между тремя ужасающими сущностями: ядом вампира, ядом василиска и слезами феникса.       Будучи укушенным огромной, полумифической змеей, Гарри долгое время мог оставаться в порядке и чувствовать себя вполне сносно только из-за того, что в его крови находилось удивительное по силам исцеления, такое же полумифическое вещество, которым, как шутил когда-то Рон, “птичка накапала на руку”.       Дом мистера Фурнье стал двум путешественникам - вампиру и магу - убежищем на долгие недели лечения. Гарри, щурясь на пробивающийся в комнату солнечный свет, смотрел запавшими темными глазами на вампира и сурово поджимал губы. Он как будто состарился и уже не походил на того мальчика, которого Сангвини впервые встретил в Хогвартсе. Мужчина с заботой поправил его одеяло, прекрасно понимая, что ему, как молодому вампиру, оно не приносит никакого тепла. Для них, живых мертвецов, нет ни холода, ни жары.       - Где мистер Фурнье? - хриплым тихим голосом спросил Гарри.       - Отправился за пармезаном, - Сангвини преувеличенно тяжело вздохнул, - хотя, думается мне, то лишь предлог, чтобы не мешать нам.       Поттер фыркнул:       - Мешать? И в чем же?       - Хотите или нет, мистер Поттер, нам все еще нужно поговорить. - Выдохнул Сангвини, сжимая пальцы так сильно, что чувствовал напряжение в костях.       - Именно, что не хочу. Разве мало мы говорили? - Черноволосая голова еще глубже зарылась в пуховую подушку, но едва ли это помогло сбежать от внимательного темного взора.       - Немало, вы правы, но пока вы метались в горячке, я понял, как важно решить кое-что…       - Дайте угадаю - Вы уже передумали везти меня в Вольтерру?       Сангвини вновь вздохнул.       - Что ж, то было бы верным решением по многим заметкам. Однако мы не можем просто изменить наш маршрут, так как прятаться далее - бесполезно, а нас не примут нигде, кроме древней вотчины вампирских лордов.       - Вы вздыхаете… не нужно брать на себя заботу обо мне, - я уже взрослый. И даже сверх того - мертвый.       - Чудно, что хотя бы Ваш юмор жив. - Гарри в ответ тихо и слабо рассмеялся, а вампир продолжил, - Я хочу только лишь сказать, что даже перед Вашими сородичами раскрывать все карты было бы опасным.       - Сородичами… значит, это, наконец, случилось.       Сангвини окинул мужчину перед собой взглядом и коротко кивнул. Ему даже не нужно было принюхиваться, чтобы ощутить, насколько сильно изменился аромат молодого человека. Из сладковатого человеческого - крови, пота и магии - он стал сильным и захватывающим дух ароматом ветра и цветов. Он был так вкусен, что даже Сангвини ощущал легкое зудящее чувство в гортани, а это было чем-то исключительным: редкие вампиры вызывали даже намек на жажду в сородичах. Обычно то были вампиры, которые были готовы вот-вот встретить свою пару, и запах, вырабатываемый их железами, служил для привлечения партнера. Только вот сам Гарри Поттер едва ли мог подняться с кровати. Хотя становление вампиром практически закончилось, замедленное и почти обращенное вспять недавним недугом, но быстро прогрессировало и почти закончилось после того, как яд василиска и слезы феникса успокоились и уступили яду вампира. Не иначе, кровь Игнотуса Певерелла взяла свое… удивительно сильная, непримиримая кровь.       Скорее всего, думал Сангвини, тогда в Запретном лесу сам вампир ощутил намёки на этот аромат и природу Гарри Поттера, и оттого и впал в состояние затмения, или, по словам самой жертвы, "катарсис". Впрочем, с катарсисом в традиционном (драматическом) понимании этот имел довольно мало общего. Гарри Поттер даже вампиром оказался удивительным и смог, ещё будучи не полностью обращенным, очаровать даже его, старого и умудренного. Стыд тебе, Сангвини!       Но на скудном завораживающем аромате исключительность героя всея Британии не закончилась. Теперь тот умудрился заболеть.       Признаться честно, увидеть бессмертного болеющим - нонсенс, но, Сангвини задумчиво нахмурился, то ведь было вполне ожидаемо в отношении Гарри Поттера?.. И все же за бледным, изнемогающим мальчиком начинало проступать совершенство. Еще чуть-чуть, и от человека не останется ничего, кроме сознания. Вот еще одна проблема - смертное сознание в несмертном теле.       - Теперь Вас, мистер Поттер, нельзя назвать человеком даже отдаленно. Когда Ваш недуг пройдет окончательно, что случится, как я уверен, довольно скоро, Вы ощутите всю прелесть вампиризма…       - Прелесть?.. Жажда. Вы о ней?       Мужчина кивнул.       - Ощущаете ли Вы зуд или жжение в горле, словно…       - … месяц брел по пустыне без единой капли воды на языке, а теперь где-то рядом плещется оазис?       Вампир кивнул. Ответом ему стал отведенный в сторону зеленый взгляд и тихое бормотание:       - Разве этично вампиру спрашивать вампира о том, хочет ли он кусаться?       Не будь данный разговор и тема чем-то серьезным и вынуждающим, Сангвини бы рассмеялся. Но Гарри выглядел таким разбитым и таким сдавшимся, что мужчина не мог себе позволить проявить юмор. Как бы не хотелось избежать данного разговора в принципе, более старший позволить себе подобного не мог. Время для отрицания уже прошло, пришло время принятия и действий.       - Так или иначе, вскоре Вам предстоит первая охота. - Гарри вздрогнул, пустив тень складки по покрывалу, желая, по-видимому, зажмуриться, - На которую пустить Вас в одиночестве я не могу.       Плечи парня поникли, и стало ясно, что ему глубоко не по себе от данных слов. Сангвини мог представить, каково это для новорожденного - первая охота, возможность непоправимой ошибки в возможном убийстве, кричащий инстинкт против преследователя, а те, кто недавно казался важной составляющей мира вдруг стали достоянием, пищей. Однако, у Гарри Поттера больше не было выбора.       - Не стоит скрываться от своей природы. Борьба с самим собой здесь едва ли поможет, только лишь усугубит худшее и подвергнет людской род еще большей опасности.       - Опасностью стану я, - проворчал волшебник. Хоть палочку он и оставил в Запретном лесу, а очки теперь лежали мертвым грузом среди личных вещей, Люмос все еще невербально удавался Поттеру. Магия, как и говорит Финнварор, переродилась, а не угасла. Проблемой было то, что не все заклинания мужчине удавались, а те, которые удавались, чаще приводили к непредсказуемому результату.       - Вампиры с годами учатся лучшему контролю, поэтому не будьте столь мрачны, - Сангвини не удержался, быстрым и нежным движением разгладив морщинку меж темных бровей, - Ваше обращение почти закончено, а в голодную ярость или кровавое затмение Вы не впали. Все указывает на Ваш отличительный в будущем контроль.       - А может это говорит о том, что я еще не вампир?..       - Поверьте мне, Ваш аромат и Ваше лицо уже более не человеческие.       - Лицо?.. - Гарри взволновался, вскинулся, блестя испуганными глазами и наколдовал себе зеркало. Не считая того, что толщиной оно вышло в мужскую шею, оно прекрасно отразило его изменяющийся почти что на глазах лик.       Гарри огромными виридиановыми глазами наблюдал за отражением: то был он и откровенно чужак. У этого незнакомца было миловидное лицо с по-девчачьи узким подбородком и длинными ресницами, раскосыми темно-зелеными глазами, прекрасно очерченными скулами и тонкими губами. Черные волосы, казалось, стали еще темнее, а кожа побледнела и стала похожа на топленое молоко.       - Но разве мои глаза не должны стать красными? И… и разве вампиры не набирают в весе и росте, перерождаясь?       Голос волшебника звучал высоко, на грани истерики, и вампир поспешил его успокоить:       - Вампиризм лишь усиливает те генетические маркеры в человеческом геноме, которые являются лучшими для хищнического организма. Вы не стали выше скорее всего потому, что у Вас нет к тому генетической расположенности. Мускулы также не являются обязательным… атрибутом вампира. Насколько Вам известно, мы как вид итак достаточно сильны, излишняя сила становится скорее даром. Что же касается Ваших глаз, то, признаться честно, я не уверен.       - Но ведь есть какие-то предположения?       Сангвини кивнул:       - Мутация радужки глаза при обращении является видовым признаком, однако Вы не являетесь “классическим” обращенным: Вы не были рождены от союза с вампиром-магом или не были обращены. Если вспомнить портрет Игнотуса Певерелла, то у него художник также изобразил нетипичный для вампиров цвет глаз. Официально считается, что это - известное допущение, ошибка, однако, в силу открывшихся обстоятельств, то может стать фактом. Я бы говорил о том, что у Игнотуса могли быть собственные аномалии в облике, и Вы, похоже, переняли их. Возможно, цвет Ваших глаз связан с тем, что Вы являетесь носителем магической силы огромнейшего объема.       Гарри выдохнул. Он сильно сомневался во всем сказанном, склоняясь к версии, что пока он еще не обратился полностью и не вкусил человеческой крови, которая, по страшилкам в гриффиндорской гостиной, и окрашивает глаза кровопийц в алый.       - Так, ладно. Время покажет. Вы упомянули мой аромат. Чем же я теперь пахну?       Сангвини не сдержал улыбки, более озорной, чем от него можно было бы ожидать. Она удивительно осветила его бледное, с небольшими кругами под глазами, лицо, и напомнила волшебнику о том, что даже этот вампир не всегда пребывает в полумраке печалей.       - Я скажу, однако учтите, что аромат вампира особенно усилен хищническими феромонами. Он должен привлекать жертв и отгонять более слабых сородичей, а в обществе вампиров он станет Вашим первым пропускным билетом. Несмотря на это, не требуйте никогда “обнюхать” Вас - это чрезвычайно неприлично!       - Ла-а-адно, но Вы ушли от темы.       - Вы, мистер Поттер, пахнете темным лесом и морем.       Гарри сглотнул, не зная, как реагировать. Он не знал, как пахнет лес, и смутно представлял аромат бриза. Едва ли это может привлечь к нему какую-либо “жертву”, подумал волшебник и фыркнул. Он увидел, как дрогнули губы собеседника и насторожился. Следующие слова стали для него шоком, заставляющим отводить взгляд и сохранять дальнейшее молчание:       - Вы пахнете намного слаще, чем большинство известных мне вампиров, словно цветочный венок, пущенный по воде. Я бы сказал, что Вы соблазните немало вампиров и разобьете еще больше человеческих сердец.       Вспоминая эти слова, Гарри не переставал смущаться, и хоть щеки его оставались мертвенно бледны, его лицо принимало небольшую милую гримаску, как у ребенка, пойманного на шалости. Не его вина, что Сангвини, ровно как и мистер Фурнье, находили эту его сторону чрезвычайно привлекательной. Подозрения об их особом умилительном отношении заставляли иногда вспыхивать изумрудные глаза подозрением и недовольством, но больше таких пространных и долгих разговоров волшебник не позволял. Он, в конце концов, научился мастерски уходить от неприятных бесед, а Сангвини не настаивал, так как понимал, что всему свое время и место.       И вот однажды, в сумерках, в это все еще нелюбимое Поттером полынное время, и все же разукрашенное более сильными и яркими красками, Сангвини пришел с ужасающей, давно ожидаемой новостью: этой ночью Гарри отправится на первую охоту.       У Маттиуса в ту ночь состоялась первая ночь любви: ему едва-едва исполнилось шестнадцать, и прекрасная Адель согласилась-таки пригласить его в гости на чай. Он уходил в спешке из-за неожиданно (прозаически ожидаемо) вернувшихся глубоко за полночь родителей.       Этим сладким, будоражащим чувства ароматом и был привлечен Гарри. Он ощущал жажду постоянно с тех пор, как два дня назад, быстро крепнущий, встал с кровати, однако он не позволял себе фокусироваться на крови и людях. Он рассказал о своем необычно предостерегающем состоянии Сангвини, и тот предположил, что пока он не попробует крови впервые, он сможет более-менее отвлекаться от её запаха. Именно что два дня ушли у Сангвини на подготовку: он подобрал наиболее удобный, близкий к виноградным полям, район, разведав, кто проживает на данной земле, и оградив большую территорию всевозможными следящими и предупреждающими чарами. Оттого более неожиданным стал для него выбор волшебником жертвы: он ожидал, что то будет прелестница Аделина, или полнокровный, высокий и довольно соблазнительно пахнущий ее старший брат Пьетро, но никак не маленький, тонкий Маттиус. Маттиус откровенно походил на ребенка и был слабейшей из возможных жертв. Сангвини обеспокоился: чем вызван данный выбор? Вампир в Гарри ощущает себя настолько слабым и неуверенным, что не рискует нападать на более сильную особь? Может быть, то первые проявления кровавого затмения, неуправляемой жажды, часто сопряженной с преувеличенным садизмом и неуравновешенностью вампира? Наблюдающий за юным вампиром издалека, на грани возможностей, мужчина обеспокоенно обтачивал в мозгу каждую догадку и не мог избавиться от тяжести в груди.       С другой стороны, сосредоточившись на витающих в округе сладких ароматах уязвимости и сладости, Гарри впервые позволил себе не отталкиваться от скребущего ощущения в горле, а окунуться в него. Кровь была восхитительна. Живая, она взывала к нему, к той его части, что щерилась, и рычала, и гнала его вперед. Совершенно неожиданным стал аромат молодости и греховного удовольствия - первый опыт, еще бродивший в крови, первый глоток наверняка будет восхитительным. Дернувшись, волшебник присел и зашипел. Он темными глазами наблюдал за торопливой мальчишеской фигурой, и тени от виноделен стали ему надежными помощницами: они скрывали его лучше Фиделиуса, и в итоге позволили Гарри напасть.       Он ни о чем не думал. Ни одной мысли в голове его не было, кроме голода и жажды - первейших инстинктов любого вампира. Он кинулся на Маттиуса как разозленный, отчаявшийся хищник, совсем некрасиво повалив жертву на сухую землю и вцепившись в беззащитную, открытую под лунным светом шею.       Когда Сангвини меньше чем через минуту осторожно начал приближаться, чтобы предотвратить убийство, Поттер оторвался от безвольного тела и встретил его темными, осмысленными глазами. Насколько старший вампир мог разобрать, его глаза, до этого таявшие алыми угольками, стали медленно тускнеть в странной метаморфозе меняя цвет. Гарри вытер ладонью рот, долгим взглядом смотря на кровь на собственной руке. Словно сомневаясь, он произнес очищающее заклятие и хриплым, неожиданно низким голосом произнес:       - Он потерял сознание, Сангвини. Я пытался остановиться, и если бы не ты… Он все еще жив, но от большой кровопотери, я боюсь, что…       Сангвини легко кивнул, не позволив себе расслабиться. Он никогда не раскрывал правды о первой охоте Гарри. Он не говорил, что больше восьмидесяти пяти процентов вампиров убивали своих первых жертв, так же как умолчал о том, что новорожденные редко отличаются умом и сдержанностью, походя скорее на диких животных. Отчего-то старый вампир знал, что подобные слова лишили бы Гарри его контроля и ни за что не позволили бы ему так осмысленно, почти заботливо говорить об истекающем кровью мальчике под ним.       Сладкий аромат Гарри окутал его, вспыхнув как сверхновая, чтобы вдруг стать почти бестелесным и слабым. В нем едва угадывались прежние очаровательным нотки, и Сангвини немного расслабился. Что ж, с таким незаметным ароматом, говорящим в пользу слабости хищника, и с завидным самоконтролем, проявленным мистером Поттером, они, наконец, могли отправиться в Вольтерру. Стоило только лишь получить поддельные документы и немного изменить внешность самого известного мальчика во всей магической Британии.