Темный лес

      Ночь близилась к концу. Тени удлинялись в лунном свете, двигаясь бесшумно и тревожно. Или, скорее, постоянную тревогу стал ощущать сам Гарри. Все его существо будто сходило с ума - его преследовало предчувствие приближающихся опасностей. Казалось, то ревут в нем хищнические инстинкты.       Больше он не позволял Сангвини втянуть себя в излишне сложные, мудрёные и по большей части ненужные разговоры. Что они проясняли? Хоть раз они давали больше ответов, чем вопросов? Отнюдь. После таких бесед Гарри оставалось только собирать то, что осталось от его картины мира, его души и его же чувств. (Впрочем, и побег от переживаний не помогал - не мог помочь, как и любой способ отстранения).       Совершенно неожиданно он впервые за всю свою недолгую вампирскую жизнь ощутил, что находится на грани существования. Словно бегущий по лезвию бритвы отблеск…       Рон, Джинни, Фред и Джордж… Они все, должно быть, уже возвратились в Англию, туда, куда ему уже давно путь был заказан. Чувствовал ли он от этого осознания еще большее предательство? Его израненное за годы скитаний, за годы несчастливого бытия сначала человеком, а после и монстром сердце было столь ослаблено, что мгновенно отвечало: “Нет”. Он не был счастлив. Он не чувствовал себя собой. Он был чужим и жестоким. Кем он был?..       Не в силах терпеть собственное присутствие, он на пределе сил рванул к единственному существу, предложившему ему некогда свою помощь:       - Га… Генри, - Сангвини встретил его молчаливую фигуру внимательным взглядом, полным скрытых переживаний. - Что случилось?       - Как они могли?.. - Дрожь в лице, - Нет. Я хотел только спросить: они уже вернулись?       На комнату старшего вампира упало продолжительное, оторопелое молчание. Темные глаза Сангвини некоторое время назад утратили свой живой блеск, когда ситуация из невесомости стала тяжелой и мрачной. Он продолжал свою переписку с Уорплом, и каждая птица письма делала спасителя Гарри все более бледным и задумчивым. Сангвини уже некоторое время что-то искал, но Поттеру своих секретов и сути поисков не раскрывал. Волшебник не спрашивал, не хотел знать.       - Насколько я понимаю, вы спрашиваете о семействе Уизли?       Голова Гарри мотнулась, то был жест то ли отрицания, то ли согласия, на что старший вампир лишь дернул бровью.       - Переговоры о возвращении закончились в прошлом месяце, и, если судить по новостным лентам и передовице “Пророка”, практически все семейство вернулось в Англию, в Годрикову Впадину.       Гарри тяжело опустился на софу, стоявшую в комнате у дальней стены. Сангвини, аккуратно закрыв книгу, которую читал до этого, а также сложив и убрав собственные заметки, развернулся к нему в полоборота и слегка поджал губы. Новости, которые он получал от Элдреда Уорпла, были очень тревожными. Темный Лорд стал все больше появляться в обществе с открытыми заявлениями о переговорах, проводимых им с Министерствами Магии европейских стран, в частности - Франции и Германии. В стране были приняты ожидаемые законы, ограничивающие в правах практических всех магических созданий, но среди них вдруг затесались поправки к Статуту о Секретности, которые пока еще рассматривались на уровне Визенгамота. Что же задумал Дамблдор?.. Не знай Сангвини о хитрости и прозорливости старого волшебника, он бы с уверенностью мог утверждать, что поиски сбежавшего Гарри Поттера наконец-то достигают своего апогея и выходят за границы одной страны. Осталось только решить, остается ли Вольтерра с ее мрачными стенами достаточным щитом и убежищем для них.        - А как же Нора?       - Простите?       Взгляд темно-зеленых глаз был рассеян и устремлен куда-то вдаль, за окно. В них все еще не было жизни, не было света, даже не отражался занимающийся рассвет.       - Они не жили в Годриковой Впадине, - Когда Гарри говорил, что-то, казалось, уносило его в мыслях достаточно далеко, чтобы он казался отрешенным наподобие призрака, - Они живут в Норе. Это недалеко от деревеньки Оттери-Сент-что-то-там… Как же так?       Сангвини сдержал вздох, но ответил:       - Судя по шумихе, которую поднимает вокруг их возвращения пресса, Сами-знаете-кто решил использовать это событие как некий политический ход. Вполне может оказаться, что в Годриковой Впадине они вынуждены поселиться. Я практически уверен, что семейство находится под постоянным наблюдением и в силу их оппозиции, и из-за их некогда близости к вам.       И все же Гарри вздрогнул. Когда он жил в Запретном лесу после своего побега, он старался не задумываться о том, к каким последствиям приведет его побег. Конечно, это не облегчало его страданий, а даже наоборот… К чему же привел его многолетний побег?       - Я должен вернуться. - Несмотря на то, что его слова были явным утверждением, тон его так взлетел, придав фразе вопросительный оттенок. Гарри разомкнул губы, чтобы продолжить свою мысль, пояснить ее… но ни слова не произнес. “Я должен спасти их”. “Я хочу их спросить, почему?..” “Я все могу победить, ведь знаю, кто мой противник”. В каждом из этих заявлений были одновременно и правда, и сомнение.       Сангвини поднялся легкой тенью, скользнул мимо молодого вампира к окну. Его сложенные на груди руки были удивительно расслаблены для сурового, замкнутого выражения, которое приняло его лицо после слов Поттера. Он пытался облечь собственные мысли в предложения и фразы так, чтобы это не ранило Гарри еще сильнее и при этом отражало его собственные мысли. Наконец, он медленно произнес:       - Возвращение в Англию сейчас было бы не менее опасным, чем во времена Второй магической войны, частью которой вы вынуждены были стать. Сейчас расстановка сил совершенно другая, и она, к сожалению, не в нашу пользу. Темный лорд официально у власти, поддерживаемый некоторыми политиками и членами Визенгамота, Дамблдор до сих пор не явил чудо своего воскрешения, а вся оппозиция почти что уничтожена. - Бледное лицо начало понемногу наполняться красками, но то были краски рассвета, проникающего сквозь окна. - Учтите, что для магического общества вы сейчас были бы не столько магом Гарри Джеймсом Поттером, а вампиром, в чьей правоте и чистокровности не усомнилось бы разве что дитя.       Гарри крупно дрожал, понимая, что все сказанное - правда. И от этой правды убежать невозможно.       - Но что же мне?..       - Выжить, прежде всего. - Тон был лаконичен и строг, он был острым, как хорошо заточенный меч Годрика Гриффиндора. Подспудно он внушал страх и уверенность. - Только не погибнув вы сможете хоть что-то изменить.       Старший вампир посмотрел через плечо на своего протеже удивительно темными, бездушными глазами. Он вдруг стал казаться очень усталым и таким же сломленным, каким чувствовал себя Поттер. Последний вздохнул:       - Сангвини. - Пауза. - Едва ли бездействие что-то изменит.       Спорить с данным утверждением стал бы лишь дурак: невозможно добиться иного результата, если из раза в раз делаешь одно и то же. Но ведь Сангвини и не предлагал ничего не делать, да, для вампира время текло иначе - важные события проносили со скоростью выпущенной стрелы, но само существование тянулось бесконечно долго, казалось, столько же, сколько существует сама Вселенная, - но время, проведенное в стенах этого замка не было пустым и бессмысленным. Не все загадки разгаданы, не все ответы найдены, но они уже встали на тропу, что приведет их к разгадкам и ответам.       - Изменилось ли что-то в вашем взгляде на мир? - Спросил Сангвини тихим, внимательным голосом.       Уже несколько лет Поттер даже отказывался задумываться о том, что происходит на землях туманного Альбиона. Он не хотел слышать знакомых имен, не хотел знать ничего о политике и родных краях, но вот они здесь, ведут этот по большей части бессмысленный разговор.       Темноволосый волшебник откинулся на спинку софы и прикрыл глаза. Казалось, он честно пытается понять, изменилось ли что-то в его взгляде, приходит ли он к иным решениям уже давно знакомых проблем. Оказывалось, что нет - он не готов открыто выступать против Дамблдора, который прячется как кукольник за ширмой, не готов встречаться лицом к лицу с убийцей своих родителей, который, возможно, не полностью виновен в собственном сумасшествии, не готов взглянуть в лицо старым школьным друзьям. Искали ли они его все эти годы? Поверили в его смерть или нет? Раньше, когда он только встретил Финнварора на своем пути, он не раз и не два порывался сообщить им о том, что жив и цел, и полон боли. Но потом он вспоминал, как Уизли всегда выступали на стороне Ордена Феникса и самого Дамблдора, вспоминал, как важно было для Рона оставаться успешным, в спорте или одобрении директора, а для Гермионы - поддержка “настоящих” магов, тех, кто ими родился и воспитывался в магическом мире - поддержка профессоров и друзей. И тогда он всегда приходил к одному выводу: его жизнь разбита, но у него нет права также разбивать жизни своих лучших друзей. Даже если то - всего лишь розовые очки. По крайней мере, успокаивал он что-то кровоточащее в себе, они более счастливы в своем незнании, по сравнению с ним.       “Посмотрите, - хотелось ему развести руки и сигануть вниз во время того ночного разговора Сангвини, который прошел у них на вершине башни, - Только поглядите, что сделала со мной вся эта правда”.       Чтобы успокоиться, он глубоко вдохнул спертый, пахнущий камнем, влагой и еще десятком различных ароматов, воздух, и открыл, наконец, глаза.       - Ты прав. Сейчас я бессилен что-либо изменить.       Следующее замечание старшего вампира было неожиданно отстраненно, почти ностальгическим, как и взгляд вдаль:       - Невозможно стать вершителем судеб других людей, или даже целой страны, пока не станешь властителем собственного рока… Как много во мне осталось от человека.       Брови Гарри подскочили, но он ничего не произнес. Он терпеливо, созидательно ожидал, когда же вампир выйдет из состояния меланхолии. И все же, мысли и стремления удержать не получалось. Поттер сжал кулаки, а после скороговоркой произнес:       - Мы здесь уже несколько лет. Пора найти ответы, мой дорогой друг. Пора поговорить с Аро.       - Нет.       Ответ был мгновенным, как будто выученный и отрепетированный не одну тысячу раз. И Гарри ждал его.       - Чего ты страшишься?       Пауза. Неохотно:       - Правды.       Предательская дрожь пробежала по тонким пальцам волшебника, и он только сильнее сжал пальцы. Нельзя сомневаться сейчас.       - Тебе ведь уже что-то известно, да? - Спросил молодой мужчина, подбираясь и отметая внутренний голос, полный агонии.       Одно короткое слово погрузило их в звенящую, как после взрыва, тишину:       - Да.       Да, Сангвини уже многое знал, и далеко не обо всем говорил. Он всегда старался не торопиться с выводами, старался преподнести правду этому израненному сердцу как можно более мягче и честней, поэтому не стоит его винить, если то не всегда получалось. Он ни разу еще не пожалел, что встал на сторону Мальчика-который-выжил.       - Тогда расскажи мне. В конце концов, это моя жизнь и моя правда.       Лицо Сангвини дернулось, но было непонятно - то улыбка, усмешка или оскал. Он медленно отвернулся от картины разгорающегося неба за окном, все свое внимание, похожее на тысячи нежных иголочек, обратив на волшебника перед собой. И правда, пора.       - Я думаю, что Вольтурри знают, кто Вы такой.       Вспыхни за окном сверхновая, Гарри был бы менее поражен. Он непроизвольно открыл рот, но поначалу не нашелся со словами. После сдавленно произнес:       - Они знают, что я - Гарри Поттер?       Сангвини тихо вздохнул, не раздраженный, но явно страдающий от внутренних демонов. Уже несколько лет, с того самого момента, как впервые уловил аромат перерождающегося существа, когда-то известного под именем Гарри Джеймса Поттера, с того момента, как осознал, что не может отвести от него взгляда, невольно завороженный и привлеченный его не человеческим (и даже не вампирским) обаянием, он не мог отпустить одной мысли. Он не хотел, чтобы та оказалась правдой. Однако все указывало на то, что она и есть истина. Поэтому, скрепив сердце, старший вампир впервые решил поделиться тем, что пугало и довлело над ним так долго:       - Не только это. Кто вы, помимо Гарри Поттера. - Сурово поджатые губы. - Простите. Это будет очень тяжелый разговор.       В голове темноволосого волшебника не укладывалось, что имеет в виду Сангвини. Его слова, чего скрывать, походили на откровенный бред. А кем еще он может быть, если не собой?..       - Коллопортус. Силенцио. Квиетус. Магикус Экстримус. - Отточенными, выдающими немалую практику, движениями старший наложил сначала на дверь, а после на комнату ряд заклинаний, которые должны были обеспечить им разговор без лишних ушей и свидетелей. После воцарилась непродолжительная, но очень колкая тишина. Разбил ее сам Сангвини, - Мы уже говорили о том, что Игнотус Певерелл может быть не первым в череде перерождений, помните?       Темно-зеленые глаза напротив немного прищурились, но Гарри осторожно, почти незаметно кивнул. В глубине его грудной клетки зарождалось то ли рычание, то ли шипение - инстинкты брали верх, взвыв, как сирена.       - Сколько бы я не думал об этом, но ответ может быть только один…       - Сангвини!...       - Не торопите, прошу Вас. Я хочу, чтобы Вы поняли, почему я пришел к такому выводу… - Задумчивое молчание и непривычно новый жест, а именно - покусывание губы настолько острыми клыками, что кайма соединенных губ немного налилась алым; было понятно, что сам Сангвини переживал не меньше, - Игнотус Певерелл изначально был магом, а после был обращен вампиром, но ни один достоверный источник не указывает на то, что именно он изобрел или создал Дары Смерти. Даже “Сказки Барда Биддля” указывают на то, что их подарила сама Хозяйка - честь и значимость этого действа настолько велика, что Вы, возможно, не можете в полной мере оценить важность этого замечания. Никому и никогда Смерть не делала Даров! Кем же должен быть Игнотус Певерелл, что она воплотила три атрибута вампирской силы специально для него, ставшего ущербным в магии вампира?.. Вы должны понять, мистер Поттер, что Игнотус стал истинно бессмертным не потому, что Смерть даровала их ему, она даровала их ему, потому что он уже был истинно бессмертным созданием!       - Что?.. Что вы… Я не понимаю… не вижу, к чему вы идете. - Даже если Гарри Поттер был слеп и глух, он чувствовал, что Сангвини говорит правду. И эта правда была ужасна в своей беспощадности.       - Ему даровали плащ, палочку и камень, чтобы он мог колдовать. В одном из источников, копии которых присылал мне Элдред, говорилось о том, что после обращения Игнотус утратил магические силы и был не способен к любого рода магии, пока у него в руках впервые не оказалась Бузинная палочка. Хоть, по легенде, она и досталась старшему брату, едва ли она предназначалась ему. В конце концов, Игнотус Певерелл был первым и единственным владельцем всех Даров, которого они не свели с ума и не уничтожили. Почему? Ответ на это довольно прост: именно он был их истинным хозяином. Это очевидный для всех, даже для магов-вампиров, факт. Чем же был так отличен Игнотус, что сама Смерть, стоило ему стать бессильным калекой, сделала ему такие Дары?..       - Вы ходите кругами. - Гарри перебил его отстраненным, безжизненным голосом. Казалось, дверцы души его, отраженные в глазах, захлопнулись, и он погрузился настолько глубоко в себя, что от этого становилось даже жутко.       - Прошу за это прощения, Гарри. Вы когда-нибудь задумывались, почему Деметрий так Вами интересуется?       - Он говорил, - молодой вампир сглотнул комок яда, скопившийся в горле, - что я пахну темным и старым лесом.       - И это правда. Это тоже часть разгадки. Он узнал Вас.       - Что…       - Как и многие вампиры, имеющие дары явно ментального, а не физического характера, впервые встретив Вас, он ощутил узнавание. Однако с объективной стороны это невозможно - Вы явно намного младше него, а делами магической Британии он не мог и не хотел никогда интересоваться. Невозможно узнать того, кого встречаешь впервые, а значит, ответ довольно прост: он уже встречал Вас… или думает так. - Сангвини вскинул ладонь, призывая вскинувшегося было Героя к молчанию, - Что касается аромата, Вы, наверное, знаете, что в любом вампирском аромате два основных компонента - сладость и смерть. Последний указывает на нашу истинную природу, однако он прячется за первым, который должен одурманивать жертву. В Вашем аромате, Гарри, смерти попросту нет - Вы пахнете тьмой, опасностью, но и жизнью. Вы пахнете как что-то древнее, но пока еще юное… - Брови Сангвини заломились, будто он сам пытался осознать то, что только что сказал. - Как что-то, что родилось давным-давно, покинув тьму и опасность изначальных лесов, но сейчас еще не вошедшее в полную силу… Вы пахнете так, потому что намного древнее меня, Вольтурри или кого бы то ни было. Ни Вы, ни Игнотус Певерелл не являетесь первыми в этой цепочке перерождений. Где-то и когда-то давно все должно было начаться. И началось - с существа бессмертного, взывающего к любой достаточно гибкой вампирской крови, (ведь не зря именно чувствительные ментально вампиры узнают Вас), чей портрет у Правящей вампирской семьи вызывает только трепет, достаточно важного, чтобы сама Смерть возвратила ему утерянную возможность колдовать… Сколько бы я не думал об этом, ответ приходит только один.       Сангвини встретил тяжелый смарагдовый взор, сейчас похожий на тупую пику, открыто. Назад пути уже не было, ведь сказанного не вернуть, а раскрытую тайну невозможно упрятать обратно за десяток прочных замков. Все существующее когда-нибудь будет оглашено, в этом великая сила любой правды.       - Ответ один, потому что во всей истории вампирского рода есть только одно существо, равного которому нет и никогда не будет, положившее начало возможности вампиров передавать потомкам одновременно и память, и кровь. Речь идет о Прародителе всех вампиров, Primum immortale. Или, как принято его называть в вампирских кругах - Summi esse, Верховном существе.