Титаник под алмазным небом (Diamond Sky Above Titanic)

      Существовало великое множество причин, объясняющих попытки Кроули опаздывать настолько дьявольски часто, насколько это вообще возможно. Во-первых, это было стильно. Во-вторых, это весьма раздражало ожидающую сторону, так как она была вынуждена постоянно сверяться с часами и очень часто оглядываться. И, конечно же, это приводило к тому, что ни о каком волнении или спешке не могло быть и речи, даже если Кроули действительно не успевал прийти в назначенное время. Не то чтобы он в принципе когда-либо волновался и спешил. Он был демоном, в конце-то концов.       Однако ночью 13-го апреля 1912-го года, Кроули опаздывал на своё сви... рандеву, рандеву с Азирафаилом лишь из привычки. Он действительно хотел прийти вовремя, он волновался и спешил, спускаясь по главной лестнице над обеденным залом, где его ожидал ангел. Азирафаил, разумеется, уже был там. Среди эффектных парочек и небольших компаний, спускающихся по боковым лестницам, чтобы объединиться внизу в единый людской поток, среди изящных и сдержанных дам, идущих под руку со своими спутниками в безликих смокингах, в самом центре стоял ангел. Он смотрел на старинные напольные часы — казалось, не нервничая в ожидании, но восхищаясь тончайшей резьбой по дереву, потому как взгляд его падал ниже циферблата.       Последний раз Кроули видел своего друга в официальном костюме в 1749-ом во время празднования открытия почтового дилижанса Эдинбург-Глазго. [То был один из их немногих совместных проектов. Азирафаилу хотелось соединить Эдинбург и Глазго в надежде, что доброта жителей Эдинбурга благотворно повлияет на грешников Глазго; тогда как Кроули рассчитывал, что его грешники испортят Эдинбург, так сильно полюбившийся Азирафаилу. Впоследствии никто из них не признавался, что был замешан в появлении между Эдинбургом и Глазго железной дороги, однако по тем же самым причинам оба остались довольны её существованием — прим. авт]. К счастью, сегодня Азирафаил не пытался убедить всех в неоспоримой изящности и практичности килта: как и на Кроули, на нём был чёрный смокинг с белым галстуком, и выглядел он сногсшибательно — особенно для ангела. Азирафаил абсолютно преобразился. Казалось, что даже его локоны вели себя прилично.       Кроули очнулся и вспомнил о том, что опаздывает. Он провёл рукой по своим уложенным волосам — они постоянно спадали на глаза, что было неотъемлемой частью ныне полюбившейся ему стрижки — поправил свою бабочку и заставил себя замедлить свой стремительный шаг до обычной респектабельной походки. Когда он поднялся на самый верх лестницы, Азирафаил обернулся и улыбнулся, заметив друга.       Кроули спускался ближе до тех пор, пока не оказался на одну ступеньку выше ангела, а потом ухмыльнулся и сцепил руки за спиной. Безопасно сокрытые за привычными темными очками, его глаза продолжали изучать новое лучезарное существо напротив. — Ты выглядишь восхитительно, ангел, — сказал он, маскируя правдивость этих слов своей, как он надеялся, подначивающей усмешкой. — Ты тоже, дорогой мой, — ласково произнёс Азирафаил и, приподняв брови, добавил запоздавшую мысль, — хотя это точно для тебя не новость. Брови Кроули поднялись в удивлении от неожиданного комплимента, он поспешно хихикнул и в очередной раз спрятался за успокаивающим фасадом небрежности. Он спустился на одну ступеньку вниз и хотел было взять Азирафаила под руку, однако решил все же отказаться от этой идеи. Общественность будет возмущена. Вместо этого он вежливо протянул руку, указывая, куда им идти. — Пойдём?       Бок о бок они спускались по лестницам к обеденному залу. Кроули рассказывал всяческие сплетни о тех, с кем они собирались ужинать, на что Азирафаил с напускным интересом доверчиво качал головой.       В семь часов все заняли свои места. Кроули действительно сидел за центральным столом: там же восседали Исмей, Эндрюс, Гуггенхаймы, полковник Грейси, Асторы, графиня Ротес — люди, о которых даже Азирафаил имел хоть какое-то расплывчатое представление. Кроули потрудился, чтобы представить его им всем, вовлечь его в их беседы, но ему нечего было волноваться: ангела охотно приняли, и, насколько демон мог узреть сквозь маску светского приличия, тот, скорее всего, хорошо проводил время.       Азирафаил тоже полагал, что всё это очень увлекательно. Его занимала динамика разговора людей за столом: как они умудрялись ни разу не сказать того, что они подразумевали на самом деле, как всё маскировалось под благопристойность и остроумие. Он заметил, что его голова поворачивается из стороны в сторону между двумя любыми ораторами так, как будто он наблюдал матч по водному поло. Это было очаровательно.       К своему огромному удовольствию ангел обнаружил, что Томас Эндрюс сидел напротив него. Азирафаил достаточно узнал о характере этого человека — тот всегда был в приподнятом состоянии духа — и поэтому ужаснулся, когда судовой конструктор показался ему встревоженным и ещё более погруженным в себя, чем обычно. Он скромно поинтересовался, в чем дело, пока на стол подавалась икра и все отвлечённо беседовали.       На гладких щеках Эндрюса возникли розовые пятна. — Ничего страшного. Сущий пустяк, — проговорил он, отмахнувшись от проблемы взмахом руки. Затем, почувствовав в своём собеседнике желание слушать и ощутив готовность довериться, конструктор добавил: — Моя записная книжка. Я, судя по всему, положил её куда-то не туда. Азирафаил припомнил, что он ни разу не видел этого человека без маленькой аккуратной книжечки в руках. Он полагал, что Эндрюс вносил туда заметки по корректировке и усовершенствованию «Титаника», возникающие по ходу движения корабля. Потерять её и все записанные в ней идеи наверняка было ужасно. Он сообщил это конструктору с таким искренним беспокойством, что тому действительно стало немного легче. Но такая новость встревожила Азирафаила: Эндрюс всегда так осторожно обходился с этой книжкой, это было очевидно всем…       Потом, разумеется, до него дошло. Ответ. Разгадка. Он не торопясь повернул голову налево.       Кроули, который уже почти дожевал свой бекон, по каким-то загадочным причинам внезапно поперхнулся.       Азирафаил разберётся с ним позже.       Ужин продолжался уже целых два часа. Когда последнее блюдо было съедено, Азирафаил понял, что ментально изможден игрой в благопристойность, которая ранее так сильно веселила. Теперь она казалась ему нелепой, и он устал от неё. Хотя, возможно, он просто устал. Он так хорошо провёл время в компании Кроули сегодня днём; сейчас ангелу действительно хотелось, чтобы они тогда просто вернулись в его каюту, заказали обслуживание номеров и употребили умопомрачительное количество вина.       Кроули тоже был сыт по горло этим первым классом, но, в отличии от Азирафаила, он был более привычен к интеллектуальному бремени такой компании — или, скорее, к его отсутствию. Наконец-то, в девять часов, джентльмены встали со своих мест, поблагодарили дам за их общество и вразвалочку направились в курильню ради того, чтобы выпить пару стаканчиков бренди и поболтать о политике. Исмей, восседавший на расстоянии нескольких стульев от демона, вопросительно окликнул его, но Кроули ответил отказом: бывали дни, когда он делал одолжение и присоединялся к компании, чтобы распространять слухи и ложные домыслы всю ночь напролёт, но сегодня ему нужно было развлекать своего ангела.       Вышеупомянутый ангел беседовал с Томасом Эндрюсом, снова. Кроули услышал завершение их разговора, когда Азирафаил уже прощался со своим другом. — Выше голову, мой дорогой Томас, — о, значит теперь они обращались друг к другу по имени, — я полностью уверен, что она отыщется. Я обещаю вам поискать её; она не могла запропаститься куда-то чересчур далеко. Всего хорошего.       Кроули подкрался к нему сзади. — Как насчёт убраться отсюда, м, ангел? Плечи Азирафаила непроизвольно дернулись от удивления. — Кроули! Хватит шипеть мне в ухо! — выпалил ангел, но тем не менее улыбнулся ему, на его румяных щеках появились ямочки, глаза радостно заблестели. Кроули был удивлен тем, что он стал замечать детали этой улыбки. Они были друзьями — или, как он полагал, противниками — так долго, что было неимоверно странно всё ещё открывать для себя какие-то новые стороны ангела.       Кроули взял себя в руки и ухмыльнулся в ответ. — Я принимаю это за положительный ответ. Давай-ка вернёмся ко мне в каюту, а?       Они находились на корме корабля, со стороны правого борта, прогуливались в уютной тишине под покровом алмазного неба, полного мерцающих звёзд (которые определённо не прекратили восхищать, хотя больше и не удивляли — поэтому наши ангел и демон уделяли им так мало внимания), когда до них впервые донеслись те звуки. Они остановились и прислушались к приглушенной какофонии: крики, пение, смех, какая-то музыка — звуки скрипки, дудки, барабанов в компании чего-то, случайно вдребезги разбитого, — всё перемешивалось и звенело от радости. Затем наперебой зазвучали аплодисменты и довольные выкрики. — Звучит как вечеринка, — задумчиво и невозмутимо произнёс Азирафаил. Кроули неспешно улыбнулся. Его планы на сегодняшнюю ночь внезапно стали проясняться. — Звучит как веселье, — добавил он.       Ирландская вечеринка в третьем классе была в полном разгаре. На сцене наяривала развесёлая группа краснолицых музыкантов, пиво разливали прямо из бочек, все вокруг танцевали, и, самое главное, здесь была атмосфера. Воздух был полон заразительным оптимизмом и ощущением свободы. Эти люди были далеко от своих домов, они готовились начать новую жизнь на чужой земле, и у каждого был целый список того, чего следовало бы бояться, но сейчас, на время этого путешествия, у них была возможность просто поднять свои стаканы, пошуметь и повеселиться на полную катушку, отмечая радость момента. Эти люди были бедны, их одежда была поношена, залатана и неряшлива, их кожа была тёмной от солнца, а само их существование — столь уязвимо, но сейчас они были счастливы, и они были свободны.       И среди ирландцев, англичан, шотландцев, французов, норвежцев, испанцев, поляков, голландцев и прочих, там были один ангел и один демон. Они вслушивались в удивительно хорошую игру упомянутого ансамбля; пили упомянутое пиво из грязных стаканов, покрытых отпечатками пальцев; пытались танцевать средь упомянутой многонациональной толпы на скользком самодельном танцполе и насыщались упомянутой радостной атмосферой в не совсем трезвом состоянии.       Дешёвое пиво било в голову: ангелы и демоны не имеют пристрастия танцевать, но сейчас они танцевали. Азирафаил в сторонке исполнял свой излюбленный гавот [Стоит заметить, что исполнение гавота требует двух человек. Следовательно, учитывая недвусмысленный отказ Кроули, Азирафаил танцевал с воздухом — прим. авт.], Кроули вертел головой и резко двигал ногами, и был чертовски уверен, что это выглядело сногсшибательно. Люди вокруг Азирафаила смеялись от восхищения и пытались повторить его странные и в то же время элегантные движения. Люди вокруг Кроули обменивались долгими взглядами, в которых было поровну любопытства и осторожности: точно дикие звери, впервые встретившие какое-то странное существо и ещё не решившие, находится ли оно на одной ступени пищевой цепочки с ними. Для всех они действительно были чуждыми и непонятными. Они были из первого класса и торчали здесь внизу, среди грязи и нищебродов. Они могли расстегнуть верхние пуговицы своих рубашек, избавиться от пиджаков и удушающих галстуков, но кожа их оставалась белой; руки — чистыми от шрамов; обувь — неизношенной. Люди вокруг не могли ничего с собой поделать и просто пялились на этих двоих: некоторые с негодованием, некоторые с почтением, а как иначе? Первый, с его гладкими чёрными волосами, свисающими над круглыми солнечными очками, качающийся из стороны в сторону, словно заколдованный змей; и второй, его противоположность, с ласковой улыбкой и светлыми кудрями, который от всего сердца извинялся, если случайно наступал кому-то на ногу или опрокидывал стаканы с напитками на их владельцев. Постепенно мнения третьего класса сошлись где-то в середине, и наш странный дуэт смог ощутить, как атмосфера вокруг них переменилась в сторону добродушного принятия.       После четвёртой песни — энергичной джиги, исполненной на скрипках, ирландских волынках, ложках и аккордеонах, от которой даже самые ленивые поднимались танцевать, стучать ногами и хлопать в ладоши — Кроули и Азирафаил неоправданно тяжело дышали, лица их раскраснелись, а головы не столько кружились, сколько вальсировали, и следующую композицию они решили слушать сидя.       Кроули пробежался взглядом по толпе, затем, перегнувшись через двух парней, занимающихся арм-рестлингом, схватил их стаканы, распрямился и попытался устоять на двух ногах. Он вернулся к Азирафаилу, который как идиот улыбался ему при полном отсутствии всяких причин; они выпили своё теплое пиво прямо там, где стояли, словно это было Шато Марго 1787-го года [Которым оно вовсе не являлось. В чужой монастырь со своим уставом... и всё такое — прим. авт]. Напиток был густым, горьким и, на удивление, неплохим, даже учитывая загадочное солёное послевкусие.       Кроули был полон решимости полностью осушить свой стакан, он наклонялся назад, всё дальше и дальше, чтобы выпить последние капли, так далеко, что любой человек — в особенности с таким содержанием алкоголя в крови — свалился бы на спину. Азирафаил наблюдал за этим странным триумфом гибкости и равновесия с выражением пьяного восхищения на лице. Кроули выпрямился и с достоинством вытер рот рукой. — Восссхитительная дрянь, — сказал он, одобрительно приветствуя дно опустошенного стакана, по которому сползали остатки пены. Азирафаил захихикал. — Кроули, ты шипишь! Он посмотрел на стакан Кроули, который сам по себе заполнялся пивом. — Знаю. Такое ссслучается, когда напиваешься. Люди вокруг вылупились на них, однако взгляды окружающих не выражали порицания относительно этого странного представления. — Дорогой мой, я думал, что за почти шесть тысяч лет ты перерастёшь эту твою… твою небольшую привычку, которая сбивает всех с толку. — А я вот не перерос, — прошипел Кроули и поднял свой палец так, как обычно поднимают свечу, чтобы осветить нужный предмет. — Понимаешь, мы вообще не растём, — а потом добавил, — Азирафаил, у тебя пиво на лице. — Серьёзно? — Азирафаил провел по щеке рукой. — И правда. Он вытер пальцы о рубашку — всё равно ей уже было не помочь.       Тем временем Кроули выставил свою ногу, чтобы какой-то парень споткнулся об неё и навернулся на какую-то целующуюся парочку, разлив на них пиво. Пока девушка визжала, Кроули тихо усмехнулся. Эта шутка никогда не состарится. — Кроули? Демон обернулся и, глядя на Азирафаила, приподнял брови. Тот смотрел на него с упрёком, насколько это мог позволить его затуманенный взор. — Я знаю, что это ты стащил записную книжку Томаса Эндрюса. Позади них один из парней, которые боролись на руках, припечатал руку своего оппонента к столу, чем отправил в полёт несколько стаканов пива. — Два из трёх, приятель, два из трёх! — азартно ухмылялся победитель своему противнику, который так же сильно улыбался и отвечал что-то на ломаном английском.       Кроули посмотрел на Азирафаила и инстинктивно начал возражать: — Ничего я не ссстащил, — он экспрессивно взмахнул руками, ударив по носу какого-то парня в тюрбане позади него.— Он оставил её валяться чёрт знает где, а я её просссто подобрал. Это не воровство, это просссто подбирание вещей. Просто оставил валяться чёрт знает где, если быть точнее, в своём кармане, подумал он с капелькой вины, которая в скором времени окончательно испарилась. Эндрюс знал, на что шёл. Поставил всё на одну карту, так сказать. Однако это было весьма увлекательное чтиво. Ну в самом деле: человек построил самый большой корабль в мире, и его волнует количество шурупов в вешалках для шляп. Эндрюса по праву можно было назвать перфекционистом. Кроули от души повеселился, рисуя маленькие наброски на полях страниц и ставя чернильные пятна на длинных и сложных расчётах.       Азирафаил уже было открыл рот, чтобы ответить, но какие-то дети врезались в него сзади, и содержимое его стакана взлетело в воздух. Каким-то чудом (а это и вправду было чудо), на него не упало ни капли. Азирафаил подавил свое удивление и поправил очки. — Боже мой, это было грубо. — Зато ни капли на рубашке, это ведь замечательно, — Кроли ухмыльнулся. — С тобой всё нормально? — М? О да, я в порядке, спасибо, дорогой. О чём я говорил? Позади них волынки вытягивали одну последнюю долгую ноту, возвещающую об окончании песни. Стали слышны крики протеста в связи с тем, что новой не последовало. Ангел и демон обернулись. — Скрипачу нужно поссать! — выкрикнул музыкант, вставая со своего места, и захохотал над реакцией публики. — Ребят, я тоже человек!       Остальные музыканты, ухмыляющиеся и абсолютно измученные, с благодарностью приняли купленное им пиво, пока скрипач кое-куда удалился. Танцоры, разочарованные, но понимающие, потянулись с танцпола в поисках своей выпивки или друзей.       Тут Кроули, который никогда не упускал подвернувшейся возможности, поднял свою змеевидную бровь и многозначно хмыкнул. — Только не это, — произнёс Азирафаил с подозрением. — Я знаю этот взгляд. Кроули обернулся в его сторону и улыбнулся хитро и таинственно. — Нет, никаких злодеяний, — ободряюще сказал он ангелу перед тем, как мечтательно поднять брови и с немного виноватым видом добавить, — Как таковых, — он снова ухмыльнулся, теперь его уже распирало от азарта и волнения. — Посиди здесь секундочку, хорошо?       Он засунул свою кружку с пивом в свободную руку Азирафаила, и до того, как ангел успел что-либо возразить, уже маршировал по направлению к скрипачу, пытаясь нагнать; глаза и разум Кроули горели от восторга в предвкушении предстоящей проделки.