Титаник под алмазным небом (Diamond Sky Above Titanic)

      Кроули и Азирафаил стали звёздами этой ночи. Их хвалили и поздравляли; им покупали выпивку и подавали сигареты; на них глазели румяные девушки, а иногда и румяные юноши; их спрашивали и упрашивали, не могли бы они сыграть ещё одну песню, только ещё одну? Играют ли они на днях рождения? Откуда они родом? Какой композитор сильнее всего вдохновил их? И, ради всего святого, кто они такие?       Ни один из них не мог расслабиться при таком внимании со стороны, но потом, когда момент остыл до степени свершившегося факта, стало возможным разобрать его последствия: блестящие и ужасающие, дразнящие и неизбежные. Кроули и Азирафаил не были готовы уйти с вечеринки прямо сейчас и остаться наедине друг с другом. Каждый из них всё ещё пытался разобраться в том, что произошло несколько мгновений назад, хотя в глубине души оба уже знали ответ и понимали, что его остаётся только принять. Это было так странно. Быть абсолютно и всецело счастливым и в то же время напуганным до смерти. Они стояли рядом, не касаясь друг друга, однако достаточно близко, чтобы любой, кто наблюдал за ними, заметил бы нежность, с которой они смотрели друг на друга, безграничное обожание, столь очевидное на их лицах; понимающие взгляды, такие же таинственные и сложные, будто иностранный язык, понятный только им. Пассажиры третьего класса инстинктивно знали, что их не нужно ни о чём просить, не нужно любопытствовать, надо оставить их в покое. Они того заслужили.       Позже, по настоянию нескольких женщин средних лет, питавших большие надежды, они ещё немного потанцевали. На этот раз на танцполе их не просто терпели, как раньше, но приняли как своих: их держали за руки, когда все собирались в кружок; с ними танцевали джигу и подражали их странным движениям; одна маленькая девочка, лет пяти, даже потянула Кроули за рубашку и застенчиво спросила, может ли она стать ему на ноги, пока он танцует: точно так же, как ей разрешал папа. Кроули посмотрел на Азирафаила и рассмеялся. — Прости, ребёнок, это не по моей части, — сказал он, и это было правдой. В аду не очень-то любят осчастливливать маленьких детей; если уж на то пошло, то это он должен был бы стоять у неё на ногах. Но демон всё равно нахмурился, увидев её скуксившееся личико. — Эм... — попробовал он снова, сведя брови. — Ну, возможно... — Может быть, разок можно? — предположил Азирафаил. — Вообще-то, ангел, я собирался предложить ей потанцевать с то... — Но она просила именно тебя, мой дорогой Кроули, — с улыбкой сказал Азирафаил и обратился к девочке: — Как тебя зовут? — Кора, — застенчиво ответила она, глядя на них обоих большими голубыми глазами. Она выглядела такой восхитительно невинной, что Кроули задумался, а не обожжётся ли он, коснувшись её. — Что ж, юная Кора, я уверен, что мистер Кроули будет просто в восторге, если вы с ним потанцуете. Не так ли, дорогой? — Эм... — протянул Кроули. — Превосходно, — сказал Азирафаил. — Я подержу твой бокал, идёт? Надо сказать, что Кроули танцевал — топтался на месте — куда лучше с визжащим от восторга пятилетним ребёнком у себя на ногах, чем без него. Так у его неуклюжих движений было некоторое оправдание. И хотя он ни за что не признался бы в этом — особенно после того, как испробовал все пытки, описанные в книге «Как стать лучшим испанским инквизитором» — но на самом деле танцевать с ней было не так уж плохо. Даже, пожалуй, почти что весело.       Однако по большей части демон танцевал с ангелом. Вернее, они танцевали вокруг друг друга. Казалось, будто ни Кроули, ни Азирафаил не осознавали, что танцуют этот не-танец, стоя на танцполе лицом к лицу и рассеянно покачиваясь в такт своему внутреннему ритму, время от времени как бы между прочим вскидывая руки или переставляя ноги. Было невозможно понять, что именно происходило в их головах. Они не прикасались друг к другу, но время от времени руки их начинали двигаться сами по себе и будто тянулись навстречу, но потом вспоминали свое место. Повторяя эти действия раз за разом, они медленно, не замечая того, танцевали всё ближе и ближе друг к другу, пока не обнаруживали, что между их телами остались считанные сантиметры, и отступали, смущённо глядя в пол. Затем они снова встречались глазами, и всё начиналось по новой.       Спустя несколько часов, пролетевших быстрее минуты, они наконец ушли; предрассветное небо было серо-голубым и беспокойно предвкушало восход солнца. Поверхность воды была окутана призрачным клубящимся туманом; корабль скользил по океану. Было прохладно: они поплотнее запахнули свои тонкие смокинги, прежде чем вспомнили, что можно создать вокруг себя ореол тепла. Они были пьяны, но в достаточно ясном состоянии ума, чтобы оценить утренний покой, и поэтому мелодия, которую они пели — последний хит одной ирландской группы — тихо звучала в потоке их горячего дыхания: Мы отплыли в полвторого; Что увидим мы за морем? Вновь вернёмся ли в свой дом? Пусть вино и танец потопят горе! Потом они вместе стали весело напевать самые известные строчки — «хэй, лэ-ди-хэй» — рассеянно улыбаясь, остро ощущая присутствие другого. Кроули и Азирафаил шли бок о бок, по-прежнему не касаясь, но из-за опьянения слегка покачиваясь и иногда задевая друг о друга, и бережно протягивая руку, чтобы поддержать того, кто шатался сильнее. Солёный воздух и собственная сила воли отрезвили их, они продолжили идти по палубе, пока, наконец, глупое пение не стало слишком неуместным, и воцарилась приятная тишина. На какое-то мгновение, всё ещё слегка пьяные и будучи не в состоянии идти дальше, они оказались на самом носу корабля. — Ангел, мне кажется, мы где-то не там свернули, — задумчиво сказал Кроули, глядя на верёвки, туго натянутые над ними. — Думаю, ты прав, дорогой, — ответил Азирафаил, беззаботно оглядываясь. — Мы, должно быть, прошли мимо стойки регистрации.       Наступила тишина, которую нарушал лишь отдалённый грохот воды, которую разбивал надвое рвущийся вперёд «Титаник». Кроули почувствовал, как остатки алкоголя покидают его кровь: это ощущение было неприятным и сдавливающим, будто тебя резко выжимали как губку. Подле него Азирафаил скривился от схожих чувств.       Кроули шагнул вперёд и проделал несколько хитрых движений, чтобы обойти канаты, швартовые тумбы и таблички «За указатель не заходить», пока нос корабля не изогнулся вокруг его тела, а холодные перила не прижались к нему сквозь одежду. Он ухватился за решетку обеими руками и, перегнувшись, уставился на то, как примерно в шести метрах ниже пенистый поток бурлящего океана разбивался о борта корабля. Трудно было определить, с какой скоростью они плывут: вокруг не было ориентиров, но, судя по силе, с которой ветер трепал его рубашку и сдувал с лица волосы — тогда как Атлантика казалась совсем неподвижной — они двигались очень быстро. Хорошо, подумал он. Нехватка угля начнётся со дня на день. Он услышал, как Азирафаил подошёл к нему, поэтому выпрямился и подвинулся, освобождая место. Демон громко сглотнул. — Хорошее утро, не правда ли? — сказал он неловко. Ангел положил запястья на перила и сцепил пальцы. Он посмотрел на небо, стараясь не встречаться взглядом со своим спутником. — Хорошее, — ответил Азирафаил. — Наверняка рассвет будет великолепным. Вновь повисла тишина. Кроули облизнул губы. — А вечеринка была отменной, не думаешь? Этот третий класс... Они действительно умеют веселиться, согласен? — М-м, да, ещё как, — ответил Азирафаил, выразительно кивая. — И музыка получилась... замечательной. — Ага. Не поспоришь. Этот парень с волынкой, как его там... Он очень талантлив. — Да. Весьма. Прекрасный инструмент. И снова воцарилась тишина. — Кроули? Тот обернулся. — М? Ангел на секунду засомневался. — Почему мы... эм... ведём эту мирскую беседу? — Прошу прощения? — Ну... Мирскую беседу. Щёки Азирафаила слегка порозовели. — Это ведь так называется? Эта праздная, бессвязная болтовня, которой постоянно предаётся элита общества. — А, ты про светские беседы. Эм. эм... Э-э ... — Кроули тоже почувствовал, как его кожу пронизывает жар, но у него он не ограничился лёгким румянцем, а просто залил всё лицо красным. — Ну, эм... Обычно люди болтают о пустяках тогда, когда им действительно есть, что сказать, — ну, ты понимаешь — когда они хотят раскрыть карты, только ни один из них не хочет сделать это первым, потому что из-за сказанного может стать действительно неловко и странно. И это как бы полностью разрушит их дружбу, для создания которой потребовались тысячелетия, если другой человек не согласится с тем, что было сказано. Или что-то в этом роде. Затем, ужаснувшись своей небрежной формулировке, он продолжил что-то бормотать: — То есть, я не знаю, всё зависит от ситуации, у этого всегда есть сложная психологическая подоплёка — хотя поверь мне, разбираться в этом бесполезно. Ты подумал, что мы вели светскую беседу? Я даже не знаю. Может, так оно и было. О чём мы говорили? Не могу припомнить. — О погоде, — мягко подсказал Азирафаил. — И вечеринке. — А. На этот раз молчание было бесконечно неловким. Но почему же тогда Кроули почувствовал, как уголки его губ приподнимаются в улыбке, а сам он подаётся вперёд в предвкушении чего-то неясного? — Эм, Кроули? Демон снова повернулся, чтобы встретиться взглядом с ангелом, и на этот раз его сердце немного ёкнуло. Под опрятными стёклами очков виднелись глаза Азирафаила, они были мудрыми, усталыми, глубокими, как океан, и тёплыми, какими могут быть только глаза ангела. Они светились от сдержанного изумления. — Да, ангел? Кроули старался говорить спокойно и непринуждённо. Азирафаил отвёл взгляд и едва заметно улыбнулся в сторону. — Значит, эм, это была светская беседа? Кроули вытаращил глаза. Затем он внезапно рассмеялся, чем напугал их обоих, Азирафаил присоединился к нему, и всё напряжение, которое ещё секунду назад нарастало, сдуло ветром. Почему он так боится быть с ним вместе здесь и сейчас? Это же Азирафаил. До конца времён всё будет хорошо. Осознать это было словно сделать выдох. Освободиться. — Да, Азирафаил, — улыбнулся Кроули. — Молодец. Это была светская беседа. Ангел улыбнулся в ответ. Их глаза встретились. — Кроули... Демон собрался с духом. Он знал, что сейчас что-то случится. — Что... Как ты думаешь, что именно там произошло? Кроули медленно и тихо вдохнул. Ему не нужно было переспрашивать, что имел в виду ангел. «Там». Что произошло, когда они играли вместе, когда их музыка слилась в совершенной гармонии? Когда они чувствовали, что всё их существо поёт от радости и единения; когда они смотрели друг другу в глаза и видели в них своё собственное выражение лица, собственные эмоции. Кроули знал, что какая-то существенная часть его отношений с ангелом изменилась, пока они играли вместе; хотя на самом деле она менялась на протяжении всего путешествия. Всё стало другим в тот момент, когда он увидел своего ангела, стоящего в одиночестве в доках Саутгемптона. Он был окружён клетчатыми чемоданами, которые были такими нелепыми, но в то же время так напоминали Азирафаила, когда они в последний раз виделись почти столетие назад: это был самый долгий период их разлуки со времён Соглашения. А потом был ужин, после которого, казалось, прошла целая вечность. На мгновение Кроули представил себе сияющее лицо ангела, стоящего посреди лестницы, такого возвышенного, изящного и одинокого, словно он был великим героем с деревянного переплета древнего католического фолианта. Да, он определённо знал, что там произошло. Стоя на носу этого великолепного корабля под серым полотном неба, на котором с каждой секундой разливались новые густые цвета, Кроули вернулся в реальность и судорожно вздохнул. Слова уже были готовы, они ждали, пока их освободят безвозвратно; он почти ощущал их вкус, чувствовал, каким тот будет, когда он произнесёт их. О, бож... кто-нибудь, это будет больно. Демоны не должны использовать такие слова в отношении себя. Он понятия не имел, что с ним станет. Он даже не знал, сможет ли это сделать. — Я думаю, — начал он. Его голос был каким-то странным и скрипучим, как у человека, годами хранившего молчание. Он сглотнул, облизнул губы и попытался продолжить. — Я думаю, что там произошло… Сможет ли он это сказать? Он снова сглотнул, на этот раз намеренно, затем сделал выдох, который, как призрак, пролетел между их лицами, прежде чем рассеяться в воздухе. — Я... Я... Азирафаил наблюдал за этими попытками с любопытством: он не понимал внутренней борьбы, которая бушевала внутри его спутника. — Я думаю... — Мой дорогой, может... — Нет! Нет, ангел, просто... просто помолчи секунду, хорошо? Я уже почти, просто дай мне минуту, — он раздражённо поднял руку, чтобы ангел ничего не говорил. — Ты же знаешь, я, чёрт возьми, демон. Нам трудно говорить такие вещи. Не будь ко мне строг. — Конечно, конечно... — Как бы то ни было, — Кроули снова повернулся к безразличному океану и нахмурился. — Так. Эм... О чём я? — Ты думаешь, что... — любезно подсказал Азирафаил. — Ах да, конечно. Я пытался сказать, что думаю... Думаю... О чёрт... Чёрт возьми, это так безумно тяжело... Нда... Азирафаил терпеливо ждал, застыв на месте, натянутый, как струны на его скрипке. — Я думаю...       Нет, он ошибся. Азирафаил ждал совсем не терпеливо. Только что он стоял рядом с демоном и между ними было добрых полметра — а в следующее мгновение Кроули всем телом почувствовал мягкое тепло, исходящее от ангела: Азирафаил быстро повернулся, сократил расстояние между ними до нескольких сантиметров и обхватил ладонями замёрзшее от ветра лицо демона. Кроули оставил попытки заговорить. Он перестал думать. Его разум замер, цепочка мыслей распалась и разлетелась по сторонам, раскрошилась на неясные горстки незаконченных предложений. Азирафаил провёл большими пальцами по его щекам — солнечные очки исчезли, и свет залил глаза демона. — Так лучше? — спросил ангел. Его слова пахли акацией, хотя Кроули не был уверен, что помнит её запах — возможно, это был аромат Эдема. Прилив ностальгии был таким сильным и незнакомым, что у него закружилась голова. Азирафаила трясло от эмоций, хотя он пытался их сдерживать. Потребовалась вся его воля, чтобы не выдать предвкушения в голосе. Он заговорил спокойно и размеренно. — Что ты хотел сказать, дорогой? Кроули забыл, как дышать. — Азирафаил, — прошипел он. — Азира... Aзссссирафаил... Ладони ангела судорожно сжались вокруг лица демона. — Думаю, этой ночью... Они стояли так близко. У Кроули защипало во рту: демоны не должны говорить о таких вещах. Никогда. Но он продолжал. Его глаза были такими яркими и большими, они будто светились. — Той ночью... Азирафаил, мне кажется, той ночью мы влюбились. На мгновение повисла пустая тишина. Казалось, мир замер, чтобы обдумать это откровение, изумленно склонив голову набок. Никто не знал, кто первым начал движение: почти не осознавая, что происходит, они подались вперёд, замыкая пространство между собой, и их губы соприкоснулись. Поцелуй был хрупким и нежным, самым осторожным и лёгким из прикосновений, самым робким. Первые несколько ошеломляющих, невообразимых секунд близости были наполнены неверием, облегчением, новизной и — что самое ужасное — опасной, неудержимой надеждой, которая запела изнутри, не обращая внимания на их крайне уязвимое положение. Ни ангел, ни демон не осмеливались проникнуть глубже, сделать нечто, что могло бы разрушить чары, что могло бы напугать другого, заставить его отступить и положить конец этому безумию. Но несмотря ни на что, всё было на своих местах. Это было чем-то понятным. И совершенным. Пульс участился, дыхание ускорилось, мышцы напряглись. И поцелуй продолжился сам по себе. Азирафаил не сдержался и у него вырвался тихий звук удивления и удовольствия, его губы инстинктивно открылись шире, чтобы впустить змеиный язык; рот Кроули стал ещё теплее, он жаждал большего от этого божественного существа, которое каким-то невозможным образом ему удалось поцеловать. Его рука непроизвольно устремилась к плечу ангела, чтобы притянуть того ближе; точно так же рука Азирафаила нашла талию демона и потянула его к себе. Они прижались друг к другу, их нетленные тела стали напоминать одно целое. Теперь они были глубоко внутри, они парили вместе, их страхи были отброшены в туманные воды, они целовались с той же любовью, с которой они любили саму жизнь; они целовались, как будто навёрстывали потерянные тысячелетия. Конечно, так оно и было. Как они не поняли этого раньше? Как они могли быть настолько слепы? Руки Азирафаила перебирали гладкие, мягкие-мягкие волосы демона, чей гибкий язык знакомился с языком ангела, в то время как пальцы Кроули скользили по нежной коже его ключиц, из-за чего у обоих вырывались вздохи удовольствия.       Когда они, наконец, оторвались друг ото друга — когда они вернулись в настоящее время и место — они широко улыбались. Они светились.       Азирафаил провел языком по губам, ощущая вкус соли, железа и — что странно — чего-то горького и непривычного: миндаля. — Ты на вкус как кровь, — заметил он, наслаждаясь ощущением.       Кроули ухмыльнулся, и из-за этого его рот приоткрылся: он блестел и казался слишком красным. То были последствие самого не-демонического из его откровений. Из-за змеиных глаз, окровавленного рта и маниакальной улыбки он походил на дикого зверя, оглядывающегося в поисках новой добычи. — Было немного больно, — признался он. — Мой рот не создан для таких слов. Он всё ещё улыбался, вытирая багрянец тыльной стороной ладони, затем он увидел яркую полосу на своей белой коже. Он лизнул её, чтобы почувствовать этот вкус; вид его длинного проворного языка на бледной плоти, едва уловимый звук, который сопровождал это действие, заставил Азирафаила гореть с такой силой впервые за тысячу лет. — Мой дорогой, — мучительно выдохнул Азирафаил. — Мой дорогой.       Кроули почувствовал, как от удовольствия в горле нарастает шипение. Он взял Азирафаила за плечи, и они снова обнялись; они держали друг друга в объятиях, вдыхали, безмолвно обещая никогда больше не покидать друг друга, не смотря ни на Рай, ни на Ад, ни на любые потопы и катаклизмы. Кроули улыбнулся, зарывшись лицом в волосы Азирафаила, погладил его по лопаткам и на ощупь нашёл крылья, провёл по маленьким тонким костям и метафизическим пустотам, заполненным перьями, исчезающими из материального мира. Он закрыл глаза и тихо зашипел от удовольствия. — Мой ангел. И когда они обнялись, позади них, на востоке, солнце нового дня наконец-то вырвалось из пучин океана: совершенное мерцающее розовое сияние, которое медленно отдалялось от своего близнеца на сверкающих водах; оно омывало мир теплом и цветом; оно наконец-то прогнало беспокойную, туманную и бессонную ночь.