Титаник под алмазным небом (Diamond Sky Above Titanic)

      Кроули и Азирафаил развернулись и побежали к мостику так быстро, как только могли. Студёный апрельский воздух бил их по лицу и ледяными пальцами цеплялся за одежду, их тяжелые шаги громко стучали по шлифованной деревянной палубе. Они бежали, бежали и наконец достаточно приблизились к одинокой фигуре первого помощника капитана Уильяма Мёрдока, дежурившего на мостике; они отчаянно прокричали: — Айсберг! Там айсберг! — Прямо перед нами! — Там проклятый айсберг! — Айсберг, чёрт возьми! АЙСБЕРГ! Уильям Мёрдок перевёл взгляд на океан, его несовершенные человеческие глаза привыкли к темноте, и только тогда он тоже разглядел призрачную бледную громаду, застывшую на линии между морем и небом: прямо по курсу из мрака соткался грозный и неподвижный дух смерти. От ужаса у него отвисла челюсть, лицо побледнело; он рванул в рубку раньше, чем осознал необходимость этого. Кроули бегал быстрее, чем его спутник, поэтому он добрался до рулевого первым, вровень с Мёрдоком, и, протиснувшись мимо молодого шестого офицера, Джеймса Муди, крикнул матросу за штурвалом: — Айсберг! Поворачивай! Затем он вспомнил нужные слова и на одном дыхании добавил в унисон с Мёрдоком: — Право на борт! — Право на борт! — эхом отозвался Муди, но Кроули уже прорвался к штурвалу, оттолкнул рулевого и повернул сам, быстрее, чем смог бы человек; он схватил руль обеими руками и выкручивал его так сильно, как только мог. Никто ему не мешал. Рулевой без дела отступил назад и в ужасе уставился на приближающийся айсберг, который теперь был отчётливо виден. — Поворачивай! Поворачивай! Быстрее! – крикнул Мёрдок, пробегая мимо них, и принялся переключать рычаги телеграфа, требуя от машинного отделения остановки, и затем отдал приказ «полный назад». Азирафаил, всеми фибрами своей ангельской души отчаянно желающий помочь, просигнализировал то же левому борту, размахивая корабельным колоколом, который звучал неуместно музыкально, как велосипедный звонок. Штурвал Кроули был повёрнут до предела. — Руль положен на борт, сэр! — крикнул Муди старшему офицеру, и тот снова выбежал на мостик. Азирафаил прирос к месту и не мог пошевелиться, глядя на быстро приближающийся айсберг — он всё ещё был прямо перед ними. Раздалось два гудка: ответный сигнал из машинного отделения. Они получили команду. Теперь на поверхности судна никто не мог больше ничего сделать. Пролетали драгоценные секунды, но стоявшим на мостике всё ещё казалось, что «Титаник» несётся вперед так же быстро, как и прежде, прямиком к своей гибели. — Мы не поворачиваем! — Азирафаил озвучил мысли каждого из присутствовавших; его глаза были широко открыты, лицо стало пепельным. Руки Кроули так крепко вцепились в руль, что побелели. Его лицо посерело от ужаса. «Это я настоял на том, чтобы руль был поменьше», — подумал он. — «Всё из-за меня». Раздался ужасный звук, как будто кто-то душил змею — и он понял, что звук исходил от него. Корабль тем временем продолжал решительно плыть вперёд. И «Титаник», и ледяной исполин стояли на своём, словно в неразрешимом споре. Ни один из них не хотел уступить. — Руль положен на борт?! — крикнул Мёрдок с мостика. — Да, сэр, положен! — ответил Муди.       Азирафаил повернулся к Кроули. Демон всё ещё крепко сжимал руль; на мгновение, несмотря не преграду его блестящих тёмных очков, их взгляды встретились. Азирафаил видел, что происходит внутри Кроули: его отчаяние, его поражение, его непреодолимую вину. Снедавшее его самоосуждение. И ангел ощутил, как в нём самом закипает гнев, ибо как смеет кто-либо – демон или серафим, Дьявол или Бог — навлекать такое горе на его любимого? Как они посмели возложить эту ответственность на него, на них обоих? Сначала Рай, а теперь и Ад пытается разъединить их. Он им не позволит! Поэтому он вновь повернулся на пятках и изо всех сил сосредоточился на этом зловещем, чудовищном айсберге. Он вытянул руки перед собой, направил ладони вперёд и изо всех сил толкнул воздух. Он наклонился под таким углом, что любой человек упал бы, и устремил частицы эфира прочь достаточно сильно, чтобы почувствовать, как они сталкиваются с айсбергом, достигая его. Он надеялся, что этого будет достаточно, чтобы оттолкнуться. И у него получалось. Без него в ближайшее время этот огромный корабль не смог бы повернуть вообще, но мучительно медленно «Титаник» начал двигаться. Он повернулся влево. Всё могло обойтись. Азирафаил забыл, как дышать. Он толкнул ещё сильнее, чем прежде. За его спиной держал руль Кроули: крепче, чем когда-либо. Всё могло обойтись... В рубке не было слышно ни звука. Корабль поворачивал... но всё равно недостаточно быстро. Айсберг уже возвышался над горизонтом, такой близкий, такой ужасный: зубастый, дикий, смертоносный, безоговорочно безжалостный. Азирафаил почувствовал в своём бренном теле приступ тошноты: он понял, что законы физики неумолимы. У них не получится. Ничего не обойдётся. Внезапно к ним подбежал человек, чей силуэт прежде виднелся на носу корабля. Его испуганные крики разнеслись по безмолвному пространству и огласили их приговор: — Сейчас ударит! Азирафаил судорожно вздохнул, услышав такой же вздох от Кроули. Затем раздался чудовищный скрежет, похожий на вопли гарпий Преисподней, какофонию криков, хуже, чем звук тысячи гвоздей скребущих по грифельной доске. Титаник выл. Пол под их ногами дрожал, вибрации отдавали в тело: руки Мёрдока тряслись; Азирафаил ухватился за один из золотых рычагов, чтобы удержаться на ногах; штурвал под безжалостной хваткой Кроули содрогался. В корабле разверзлась огромная рана; комнаты пассажиров третьего класса сотрясались, глыбы льда откалывались и разбивались о палубы, двери едва удерживались на петлях. Капитан Смит проснулся от резкого толчка; Томас Эндрюс, спокойно просматривавший свои последние записи за рюмкой бренди, с тревогой посмотрел на дрожащую люстру. Казалось, «Титаник» разрывается надвое. — Deo et patris... — прошептал Азирафаил, широко раскрыв глаза. Мёрдок развернулся и крикнул: — Лево на борт! — Лево на борт! — повторил Муди Кроули, который уже поворачивал. Мёрдок обернулся и в ужасе уставился на айсберг, который продолжал проноситься мимо. — Двери! — внезапно воскликнул Кроули, продолжая вращать руль. Азирафаил развернулся так быстро, что волосы хлестнули его по лбу. — Двери! — повторил демон. Он был смертельно бледен; цвета его кожи и волос стали абсолютными противоположностями. — Водонепроницаемые двери! Закройте их, быстро! Эти двери были идеей Томаса Эндрюса: каждый отсек в самой нижней части корпуса при возникновении пробоины мог быть запечатан, чтобы предотвратить дальнейшее затопление. Теоретически, система была элементарна. Но в действительности... За спиной Кроули белела панель с рядом незажжённых лампочек, сигнализирующих о том, что двери не закрыты. Азирафаил подбежал к ней и уставился на множество рычагов и кнопок, спешно изучая их в неуверенном замешательстве. — Слева, слева! — взволнованно проорал Кроули. Он показал головой в сторону ближайшего выключателя, из-за чего его гладкие волосы рассыпались по лицу. — Вон тот! Включи его! Азирафаил увидел нужный рычаг и схватился за него. Ему нужно было лишь повернуть, а затем проделать то же самое с выключателем над ним, потом ещё с одним — и все двери в котельных закроются... А как же люди в нижних отсеках? Успеют ли они выбраться вовремя? — Азирафаил! — закричал Кроули. — У нас ни черта нет времени! Не думай о кочегарах, они сами о себе позаботятся! Сейчас же закрой двери! Азирафаил подскочил, затем, задыхаясь, обратился к Небесам со словами «Простите меня!» и повернул оба выключателя, как раз когда вбежал Мёрдок, намереваясь сделать то же самое. Азирафаил в ужасе смотрел, как маленькие лампочки загораются одна за другой. Интересно, подумал он, сколько людей выберется оттуда живыми: сколько утонет, если в их отсеке будет брешь; сколько попадет в ловушку, если бреши не будет. Наступила тишина, всё замерло, пустота стала такой бездонной, что казалось, будто от одного движения весь мир бы схлопнулся. Непостижимо глубокий ужас пронизывал душу каждого в той каюте и многих за её пределами. Они не могли дышать. Они не могли пошевелиться. Лицо Мёрдока было таким же бледным, как у Кроули, и мокрым от пота. Он, казалось, не замечал ангела и демона; дрожащим голосом офицер безжизненно приказал: — Запишите время в журнал. — Да, сэр. Муди мгновенно исчез. Кроули, наконец, отпустил руль. Он не дрожал, в отличие от Азирафаила — он оцепенел и стоял совершенно неподвижно. Ангел не пытался его утешать: все они одинаково нуждались в том, чтобы кто-то их успокоил. Каждый человек в этой каюте был сам по себе, их одинокие фигуры застыли на своих орбитах, их страх невозможно было передать словами. Дверь за ними распахнулась, появился капитан Смит: его галстук был развязан, жилет расстёгнут, но глаза сверкали непререкаемым авторитетом. Старый моряк окинул взглядом комнату, оценивающе рассматривая двух пассажиров, которые теперь были здесь лишними, затем резко спросил своего первого помощника: — Что произошло, мистер Мёрдок? Тот сглотнул, взял себя в руки и ответил: — Айсберг, сэр, — его руки и голос дрожали. — Я дал команды «право на борт» и «полный назад», но было слишком поздно. Я попытался обойти его слева, но корабль зацепил... — Закройте водонепроницаемые переборки! Смит вышел на мостик. — Переборки закрыты, сэр! Мёрдок поспешил за ним. Кроули и Азирафаил остались вдвоем и всё ещё не могли пошевелиться. После нескольких мгновений напряженного молчания их взгляды наконец встретились. Кроули сглотнул, и комок в горле немного ушёл; затем он тихо прошептал одно слово, которое описывало почти все чувства присутствовавших: — Пиздец. ~       С момента столкновения прошло десять минут. Десять минут на то, чтобы разбудить важных людей, которые очень не хотели просыпаться; чтобы заварить чай, который никто не будет пить; чтобы подождать, пока Томас Эндрюс и плотник Джон Хатчинсон вернутся после осмотра судна. Наконец Эндрюс в сопровождении капитана и плотника, одетый в халат и пушистые тапочки, вошёл в штурманскую рубку. Смит, Мёрдок, старший офицер Генри Уайлд и двое незнакомцев, которых никто и не думал прогонять, расступились, пропуская их. — Очень досадная ситуация, капитан! — взволнованно сказал Исмей. Несколько человек, включая незнакомцев, с трудом удержались от желания хорошенько врезать этому болвану. Эндрюс развернул один из своих чертежей. Его лицо раскраснелось и вспотело, на нём застыло выражение глубокой печали. Он положил чертёж на стол: безукоризненное, аккуратное изображение голых костей корабля белело карандашными линиями на тёмно-синем фоне. Один из незнакомых мужчин — некий манерный блондин — быстро подошёл к нему и рукой придержал конец листа, который стремился вновь закрутиться; Эндрюс поблагодарил его едва заметным кивком. — За десять минут вода в четырёх метрах над килем, — начал он, указывая на соответствующие участки чертежа. — В форпике, во всех трёх трюмах и в котельной номер шесть. — Совершенно верно, сэр, — подтвердил плотник с широко распахнутыми глазами. — Когда мы сможем снова плыть, чёрт побери?! — нетерпеливо рявкнул Исмей за их спинами. — Пять отсеков! — воскликнул Эндрюс, обменявшись серьёзными и многозначительными взглядами с капитаном; он хотел, чтобы тот понял связь, которую не смог увидеть Исмей. Тот, не обращая внимания, продолжил беспокойно расхаживать из стороны в сторону; Эндрюс продолжал: — Корабль может оставаться на плаву, если затоплены четыре первых отделения, но не пять. — он пристально посмотрел на капитана, затем повторил: — Но не пять. После этих слов в каюте стало очень, очень тихо. Эндрюс снова посмотрел на чертёж и провёл по нему рукой, показывая на те отсеки. Он пытался говорить быстро и по делу, но был бессилен перед эмоциями, из-за которых дрожал его голос. — Нос продолжит наклоняться, вода будет переливаться через переборки: начиная с палубы «Е», по порядку, всё дальше и дальше — её не остановить. Капитан Смит коснулся карты. — А насосы? Мы откроем двери... — Насосы помогут выиграть время, но лишь минуты! Эндрюс покачал головой. Его глаза снова осмотрели схему «Титаника», его ненаглядного шедевра, и когда он опять заговорил, его слова несли всю тяжесть той участи, которая их постигла: — С этого момента, что бы мы ни делали... «Титаник» утонет. Наступила ужасная, тяжёлая тишина; тишина, которая разрывала на части и обжигала правдой, которую она обнажала. Все поняли, что всё по-настоящему. Это судно — непотопляемый «Титаник», корабль мечты — было обречено. — Но он не может утонуть! — выпалил Исмей, не веря своим ушам, как будто услышанное им противоречило здравому смыслу. Другой незнакомец — какой-то псевдомафиози в тёмных очках — яростно зашипел. Эндрюс поддержал его и злобно обрушил на своего коллегу поток слов — все присутствующие впервые видели его в таком гневе. — Может, и ещё как, он сделан из железа, сэр! — отрезал он. Исмей застыл на месте. — И он утонет. Это математический расчёт. На этот раз молчание было глубоким и продолжительным. Прошло несколько мгновений. — Сколько у нас времени? — голос старого капитана был ровным и спокойным. Эндрюс внимательно посмотрел на чертёж и что-то прикинул в голове. Потом он замолчал, и глаза его наполнились страшной печалью. Чувством поражения. Он мягко ответил: — Час. Самое большее два. Двое незнакомцев забыли, что нужно дышать — хотя в этом они были не одиноки. В их каюте и в коридоре позади неё, где собралось почти десяток офицеров, не было слышно ни звука. Затем капитан Смит задал вопрос, который никто не осмеливался озвучить. — Сколько человек на борту, мистер Мёрдок? Тот сглотнул, прежде чем смог ответить. Он был готов расплакаться. — Две тысячи двести душ, сэр. Смит медленно обернулся. Его помятое усатое лицо было мрачным и неприветливым; он обратился к своему работодателю, склонив голову в хладнокровной пародии на вежливость. — Полагаю, вы попадёте в свои заголовки, мистер Исмей. Вновь повисла тишина: все уставились на бессовестного управляющего директора и поняли, что это он приказал увеличить скорость! Если бы не он, к предупреждениям о замеченных льдах отнеслись бы серьёзнее, скорость бы снизили, айсберг заметили бы вовремя... И вдруг, как раз когда Смит открыл рот, чтобы снова сказать, без сомнения, что-то резкое и убийственное, светловолосый джентльмен шагнул вперёд, подняв ладони вверх. Все взгляды устремились на него. Тот простодушно моргнул своими поразительно голубыми глазами за тонкими стёклами очков, и по какой-то необъяснимой причине всё осуждение в чужих головах куда-то запропастилось. — Дорогие мои, сегодня у нас нет времени на обвинения, — сказал он просто, спокойно и быстро. Его безупречно отчётливый голос, такой же английский, как и его внешность, подкупил бы любого. Этот странный джентльмен продолжил, миролюбиво складывая руки вместе. — Мистер Эндрюс говорит, что у нас всего час; я бы предложил всем приступить к работе и сделать так, чтобы как можно больше людей покинули корабль и оказались в безопасности, пока не поздно. Разве вы все не согласитесь со мной? Все в комнате глубоко и ровно вдохнули. По-видимому, это не произвело на Смита никакого впечатления; он сурово посмотрел на прямолинейного незнакомца в очках, который только что поставил его на место, но не смог найти веских аргументов. Вместо этого он коротко кивнул, наконец-то вспомнив о своём профессионализме, внял к призыву действовать и повернулся к первому помощнику. Нужно было сделать столь многое. — Мистер Мёрдок, прикажите экипажу подготовить шлюпки. Я хочу, чтобы всех пассажиров немедленно разбудили и направили на шлюпочную палубу. — Да, сэр, — Мёрдок мгновенно исчез. Затем Смит посмотрел на своего старшего офицера. — Мистер Уайльд, пусть остальные офицеры руководят погрузкой у шлюпбалок... Мистер Исмей, помогите им. Уайлд, Исмей и остальные офицеры разошлись. — Может быть, нам стоит послать сигнал бедствия? — предложил блондин любезным, но настойчивым тоном человека, который не хочет умалять авторитет лидера, но чувствует себя обязанным указать на его ошибку. — Код Мороз, так? — Морзе. CQD, — пробормотал его темноволосый спутник, и тут капитан Смит неуверенно заметил, что у того есть небольшой дефект речи: он необычно удлиняет звук «с». — И этот новый сигнал, SOS, тоже. — Да, — кивнул Смит, глядя куда-то вдаль. CQD. Самый страшный сигнал. Он повернулся к судовому конструктору, который медленно и осторожно сворачивал чертежи, задерживая руки на каждом изгибе скрученной бумаги, будто пытался навсегда запечатлеть в памяти это ощущение; будто он никогда больше не собирался их разворачивать. Верное сравнение. — Мистер Эндрюс... Ему не нужно было что-либо приказывать Эндрюсу, они оба хорошо это знали. На корабле не было человека компетентней. Смит склонил свою седую голову. — Мистер Эндрюс, я доверяю вам делать то, что вы сочтёте нужным. Эндрюс молча кивнул, поглядывая на свои чертежи. Смит повернулся к незнакомцам. — А теперь... Но капитан так и не узнал, кем были эти люди, потому что Кроули и Азирафаил уже ушли.