Титаник под алмазным небом (Diamond Sky Above Titanic)

Азирафаил достал из кармана кружевной носовой платок — тот чудесным образом остался сухим. Дрожащей рукой он вытер лицо Кроули, промокнув блестящую кровь вокруг рта. Кроули погрузил пальцы в ледяную воду, медленно поднимающуюся вокруг них, и осторожно вытер красное пятно, запёкшееся на ухе ангела. Он почувствовал, как тепло разливается по его губам, когда кончики мягких пальцев соединяли порванную кожу; он прижал свои пальцы к липким волосам Азирафаила. Почувствовал влажную рану. Его руки ласкали увечье, заставляя рассечённую кожу закрыться. Он старался не смотреть в ту сторону, где к ним были повёрнуты сломанные и расплавленные крылья. Ладонь Азирафаила всё ещё лежала на губах демона. Кроули поднял руку, чтобы переплести их окровавленные пальцы и поцеловать их. Затем, очень осторожно, он поднял другую руку Азирафаила. На ней не было пальцев — возможно, они всё ещё сжимались в обугленном кулаке, — поэтому он просто провел губами по его горячей, обожжённой твёрдой поверхности. Ему потребовалось три попытки, прежде чем он смог выдавить из горла какие-то слова. Они прозвучали, хриплые и шершавые, грубые, как наждачная бумага, такие неуместные, что казались комичными, если бы не тот факт, что ничего смешного в них не было. Ничего. — Спасибо, — прошептал он. Енохианский почти разорвал материальную гортань Азирафаила на части. Прежде чем ответить, он закончил выравнивать свою трахею. Когда последний участок ткани скользнул на своё место, ангел сумел ответить грубым шёпотом, едва различимым, как лёгкое рукопожатие. — Пожалуйста. Они поднялись. Их крылья растворились в разрывах на рубашках. — Ну и что теперь? — сказал Кроули шероховатым, словно гравий, голосом. Он крепко зажмурился, когда его настигло головокружение, затем сумел сфокусироваться на качающемся лице Азирафаила. — Я знаю, ты не хочешь этого слышать, но мы уже ничего не изменим, если здесь останемся. Наша смерть вообще никому не поможет. Лицо Азирафаила заставило бы заплакать даже Бога. — Не думаю, что смогу улететь, — прошептал он. Затем все его лицо исказилось в муке, когда следующая мысль обжилась у него в голове. — Или превратиться в кого-нибудь другого. — Я тоже. — Полагаю, тогда нам лучше смириться с тем, что мы так же беспомощны, как люди, — глаза ангела затуманились, когда он задумался. — Мы пойдём ко дну вместе с кораблём. На мгновение воцарилась тишина: два существа, обычно обладающие относительно большой силой, осознавали этот унизительный факт. — Остальные беспомощные люди уже на палубах, — наконец сказал Кроули. — Думаю, стоит к ним присоединиться. В любом случае, я уже не чувствую пальцев ног. — Я тоже, дорогой. Не могу не согласиться. Никто не шевельнулся. Вода, полностью затопившая нижнюю половину комнаты, доходила им до колен. Потом они ушли. Не оглядываясь. ~ Было уже девять минут третьего, наши ангел и демон держась за руки поднимались по лестнице в курительную первого класса, их промокшая одежда тяжело свисала, как вторая кожа. Угол наклона умирающего корабля стал таким крутым, что каждый шаг вверх обжигал бёдра, а гравитация умоляла их пересмотреть свой курс наверх. «Титаник» двигался быстрее, чем когда-либо.       Кто-то стоял перед горящим камином, бесстрастно глядя на картину «Портсмутская верфь», так неподвижно, что его легко было не заметить и никогда больше не увидеть. — Томас! — Азирафаил резко остановился, отпустив руку Кроули. Оба уставились на судового конструктора, поэтически застывшего в свете мягкого пламени углей. Он стоял под уклоном корабля, руки висели по бокам, спасательный жилет покоился на кушетке позади него. Его покрасневшие глаза потускнели. Он был похож на трагического героя с некого полотна, из некой величественной сцены поражения. Томас Эндрюс медленно повернулся, словно только сейчас понял, что они здесь, и безразлично посмотрел на них. В глазах Азирафаила зажглось отрицание. — Азирафаил, — наконец произнёс Томас Эндрюс. Его вялый взгляд отрешённо перешёл от ангела — мокрого, окровавленного, побитого — к стоящему позади Кроули — такому же мокрому, окровавленному и побитому, чьи яркие глаза желтели, как две лампы. — Мистер Кроули. Азирафаил сделал шаг вперёд. Его взор был настолько затуманен, что на мгновение его дорогой друг превратился в безликую фигуру в длинном сером пальто и блестящих в свете камина сапогах. Ангел проморгался, чтобы лицо конструктора вновь стало чётким. — Томас, вы не... Конечно, вы не… Он не мог заставить себя задать вопрос, потому что уже знал ответ. Он всё понимал. Эндрюс нежно любил свой шедевр: всё его сердце было в этом корабле, и он не мог бросить его сейчас, в самую тёмную минуту, как не мог бы бросить собственного ребёнка. Томаса Эндрюса не переубедить. Его не заставить. Томас Эндрюс умрёт на этом корабле, и ничто во всём белом свете не сможет изменить этого. Азирафаил протянул свою здоровую руку для рукопожатия. — Томас, мне... мне так жаль. Мне очень жаль. Он увидел, как заблестели глаза Эндрюса, как сжалось его горло. Затем великий судовой конструктор покачал головой. — Нет, — прошептал он. Его голос был слабым, низким и нестройным, как будто ещё одна нота выше, и его слова разлетятся на щепки отдельных слогов. — Это я должен сожалеть, Азирафаил. Азирафаил разинул рот. — Мой дорогой Томас... — Мне жаль, что я не сделал его крепче, — продолжал Эндрюс дрожащим голосом. — Мне жаль, что я знал о недостатке и ничего не сделал... — Ради Бога, Эндрюс, ты не мог этого предвидеть! — вдруг воскликнул Кроули с такой горячностью, что даже сам опешил. Резкий грохот под каминной полкой, приглушённый дорогим ковром. Густая янтарная жидкость тёмным потоком просачивалась в его мягкие глубины. Разбитый хрусталь, казалось, плюнул в них, возвращая в реальность, в мир, где не было времени для лирических прощаний. Азирафаил выругался на тот стакан с бренди. — Вам стоит поторопиться, — тихо заметил Эндрюс, который оставался голосом разума даже в том мире, где всё уже потеряло смысл. — Садитесь в спасательную шлюпку. Спасайтесь из этого кошмара... — Мы уже пытались, все лодки ушли, — сказал Азирафаил. Эндрюс потерпел полное поражение. Было физически больно наблюдать за ним. Его глаза были преисполнены нежностью; он сказал им: — Тогда постарайтесь оставаться на корабле как можно дольше. Держитесь подальше от воды, пока это возможно. — Мы знаем, — ответил Азирафаил и сглотнул. Затем, предугадывая прощание на губах своего дорогого друга, он импульсивно протянул руки и заключил его в тёплые, успокаивающие ангельские объятия, которые он ранее сдерживал. Томас, напуганный, но тронутый, позволил себя обнять. Когда ангел отпустил Эндрюса, тот произнес, изо всех сил стараясь улыбнуться: — Удачи тебе, Азирафаил, — затем вежливо кивнул Кроули, — и вам, мистер Кроули. Азирафаил был слишком слаб, чтобы улыбнуться в ответ. Его губы дрожали, он прошептал: — И вам, мой дорогой Томас. Он сделал шаг назад, собираясь уйти, но Кроули что-то вспомнил. — Подождите, — пробормотал демон. Вдвоем они наблюдали, как Кроули рылся во внутреннем кармане, а затем остановился, обнаружив искомое, медленно вытащил и посмотрел на находку, не выпуская её из рук. Это был маленький чёрный блокнот, капли воды свисали с его кожаной обложки, края страниц сморщились и прилипли друг к другу. Последовал глубокий вдох. Пристыженный Кроули протянул его судовому конструктору. — Вот, — пробормотал он, обращаясь к ковру. — Я... э-э... я хотел вернуть его раньше. — потом он заставил себя посмотреть Эндрюсу в лицо и понял, что оправдывается, словно провинившийся ребёнок. — Просто у меня... работа такая. Извините, — добавил он как бы между прочим, и на этот раз в его голосе прозвучала искренность. Руки Томаса Эндрюса дрожали, пока он медленно протягивал их, чтобы забрать свой потерянный дневник. Он просунул палец между страницами и разлепил их. Глядя сверху вниз Кроули различил на тех листах потёкшие чернила, размытые диаграммы, безупречный каллиграфический почерк, превратившийся в неясные пятна. Пока судовой конструктор листал свои записи, его глаза наполнялись слезами: все его планы по улучшению, все его надежды на будущее, вся его кропотливая работа, и тщательные расчёты, и красивые маленькие наброски... все они теперь совершенно бесполезны. Напрасны. Он вложил всё своё сердце в «Титаник», а тот уже был одной ногой в могиле. Слёзы полились, побежали блестящими полосами вниз по обеим щекам. Он оторвал взгляд от записей, шмыгая носом в тщетной попытке взять себя в руки, и благодарно кивнул Кроули, не в силах вымолвить ни слова. Азирафаил почувствовал, как по его щекам тоже катятся слёзы. Кроули взял ангела за руку. — Прощай, Томас, — пробормотал он. — И удачи. Демон осторожно потянул за собой Азирафаила, словно приросшего к месту. — Подождите! Они оглянулись. Глаза Эндрюса были широко раскрыты, на заплаканном лице застыло детское выражение простодушного удивления, какое-то смущённое, запоздалое изумление. — Кто вы? — спросил он их обоих, сдвинув брови над сияющими глазами. Азирафаил повернулся и посмотрел на него, одиноко стоящего у камина. Ему оставалось жить от силы десять минут. Его мягкие карие глаза умоляли Азирафаила сказать правду. Ангел смотрел на него спокойно. Скорее всего, очень скоро они снова увидятся. — Я ангел, — просто сказал он. На мгновение воцарилась тишина, во время которой даже непрерывные завывания корабля, казалось, смягчились. — Демон, — признался Кроули секундой позже. Эндрюс переводил взгляд с одного на другого, пока за ними вращались двери. Ангел и демон держатся за руки. Каждый по-своему прекрасен, каждый противоположен другому. Не совсем похожие на людей, как теперь он заметил, узнав правду. — Я думаю... — сказал он надтреснутым и хриплым голосом, — я думаю, что всегда это знал, — а потом медленно улыбнулся, прерывисто и дрожаще. — Я полагаю... — он встретился взглядом с жёлтыми глазами Кроули, — что Кроули не ваша настоящая фамилия? — Нет, это моё имя. — Признался Кроули. На мгновение он задумчиво нахмурился, затем продолжил, — Просто Кроули. Фамилии — это всего лишь человеческая формальность. Блестящие влажные линии на лице Эндрюса становились всё ярче: слёзы текли всё сильнее. Он судорожно втянул воздух носом. — Азирафаил, Кроули, для меня было честью знать вас обоих. Азирафаил почувствовал, как к горлу подступают рыдания. — Ты останешься в истории, мой дорогой друг, — сказал он ему, когда Кроули повёл его за руку к выходу. — Тебя никогда не забудут. А потом они достигли дверей, и Томас Эндрюс, главный судовой конструктор «Титаника», навсегда исчез из виду. ~ «Я просто подумал, что до сих пор не знаю твоего Имени. Ну, понимаешь, твоего настоящего имени. Имени, которое дала Она...» Кроули бежал по кафе «Палм-Спрингс» со своим возлюбленным, но его мысли были за много километров отсюда. «Я хочу знать твоё Имя. Ты мне его скажешь?» Они добрались до парадной лестницы — то был сущий улей, во все стороны метались пассажиры из первого класса — и голос в его голове стал мягким и приобрёл ирландский акцент. «Я полагаю, что Кроули не ваша настоящая фамилия?» Он вспомнил Азирафаила, обнажённого и великолепного, как он лежал в его руках поперёк кровати и играл с его волосами. «Я уверен, что оно очень красивое», — Азирафаил улыбнулся ему, как ангел. Кроули был так поглощён своими мыслями, что едва вспоминал переставлять ноги, чтобы идти дальше. Теперь Азирафаил тащил его. Они ворвались на палубу через двери приёмной.       Он услышал, как ангел втянул воздух, оглядываясь вокруг. Кроули тоже обратил внимание на происходящее, его взор сфокусировался на реальности, а не на воспоминаниях; его тоже переполнил ужас; ход его мыслей замер. Корабль уже наполовину погрузился в воду. Раньше люди бежали во все стороны: у них была возможность бежать во все стороны. Теперь они все неслись по одному и тому же пути: наверх. Толпа была плотной и безумной, повсюду люди толкались, кричали, визжали. Вода вокруг корабля превратилась в белую пену: масса людей так сильно барахталась, спасая свои жизни, так отчаянно цеплялась за деревянный мусор. Так много кричащих голосов. Люди бросались за борт, висели на канатах шлюпбалок. Наклон палубы становился все круче и круче; он ощущался под ногами, икры непроизвольно приспосабливались к нему. Угол менялся на глазах. Все знали, что «Титанику» осталось жить считанные минуты. Как и всем этим людям. Ошеломлённый Азирафаил попытался отгородиться от воплей людей, которым он не мог помочь; внезапно раздался звенящий звук, за ним последовал шлепок чего-то длинного о воду. Что это было? И снова свистящий звон и шлепок, и потом ещё дважды. На пятом ударе ангел увидел, что это разорвался и упал в воду последний из опорных тросов. Все в ужасе наблюдали падение трубы: сначала она двигалась медленно, пока не треснула у основания; затем, набирая скорость, она с жутким металлическим стоном устремилась прямо к воде... Прямо на людей, спасающих свои жизни. Азирафаил бросился вперёд, схватился за перила и моргнул. Люди, обернувшиеся, чтобы успеть увидеть свою смерть — увидеть десятки тонн твёрдого металла, несущегося к ним, — хором закричали и вытянули руки над головой, инстинктивно защищаясь... но вместо того, чтобы раздавить их, металл разорвался вокруг их протянутых рук, сминаясь, как фольга. Смерть разочарованно вздохнул. Азирафаил снова обернулся. — Ну же, дорогой мой, ты же слышал! Мы должны оставаться на корабле как можно дольше! — он схватил Кроули за руку и побежал с ним вверх по склону; ему приходилось тащить с усилием, потому что демон отставал. — Давай, Кроули, мы должны двигаться! — воскликнул он, не веря своим глазам. — Вперёд, Кроули, давай! Ты же больше всех хотел жить! — его глаза были так широко раскрыты, что белки полностью окружили блестящую голубую радужку. Это было завораживающее зрелище, оно внезапно будто загипнотизировало Кроули. Из-за этой нерасторопности взгляд Азирафаила стал недоверчивым. — Кроули! Демон принял решение. Оторвав взгляд от этих прекрасных голубых глаз, он прокричал в ухо ангела, чтобы столпотворение не перекрыло его слова. — Меня звали Кокабиэль! Азирафаил перестал тянуть. Люди вокруг продолжали протискиваться мимо, спасая свои жизни. Он медленно обернулся, и его рот открылся и закрылся несколько раз, прежде чем он нашёл нужные слова. Слова, произнесённые так тихо, что их едва можно было расслышать. — Что… что ты сказал? Несмотря на переполненную всевозможными эмоциями обстановку, щёки Кроули потемнели от смущения; он уже пожалел, что затронул эту тему. Демон взял ангела за руку и потянул вперёд, увлекая их обоих выше, чтобы не встречаться с этим взглядом. Он продолжил: — Это моё Имя! Моё настоящее Имя!       Кто-то сильно врезался в него, отшвырнув на балконные перила над нижним уровнем палубы. Острая боль пронзила его живот. Не обращая на это внимания, он перелез через прутья и протянул руку ангелу. Азирафаил переводил его имя. Теперь он был где-то далеко, и только рука Кроули помогала ему сохранять равновесие, когда он неуклюже перебирался через перила. Хаос вокруг них достиг апогея. — Звезда Божья, — прошептал он. Потом громче, — Ты Звезда Божья! Кроули поморщился, услышав своё старое звание. Он спрыгнул с другой стороны перил и протянул руку Азирафаилу, чтобы снова помочь ему. Они стояли вместе над волнами толпы на крошечной платформе — наверху резервуара с водой или, возможно, котла — их лица в десятке сантиметров друг от друга, они смотрели один на одного. На лице Азирафаила отражалось изумление и признательность, словно он благодарил демона за оказанное доверие; на лице Кроули была тревога. — Не то чтобы у меня хорошо получалось, — в отчаянии сказал Кроули. Там, вдали от толпы, всё остальное казалось фоном, просто незначительными деталями. Изумлённое и уставшее лицо Азирафаила заполнило весь его мир. — Это была чертовски скучная работа, только тогда ещё не придумали слова «скука», так что я даже не понимал, что чувствую. Я думал, что я один такой. Какабель и Рахтиэль, казалось, любили своё дело. Они постоянно командовали. А я был просто рабом на галерах, мальчиком на побегушках. Азирафаил изумлённо покачал головой. — Но ты даже не любишь астрономию! — Вот именно! После того, как я Пал, я никогда не оглядывался! Азирафаил молча смотрел на него. Затем они, вернувшись к реальности, продолжили свой путь по кораблю. Кроули спрыгнул с платформы и помог ангелу сделать то же самое. — Потом я услышал Люцифера, — теперь они стояли у других перил, ещё более людных, чем предыдущие. По всему кораблю пульсировали огни; ангел и демон карабкались по перемычкам. Теперь они вцепились за них с обратной стороны. — Я пришёл на Совет просто, чтобы послушать, что всё это значит, потому что я всегда думал, что я один так себя чувствую. Ты не можешь представить себе, как здорово было понять, что это не так. По другую сторону перил зиял двухметровый обрыв. Кроули взял здоровую руку Азирафаила и помог ему спуститься, прежде чем по-кошачьи спрыгнуть рядом. Они снова пошли бок о бок. — И следующее, что я помню... — кричал он, проталкиваясь локтями сквозь толпу. Он держал лицо в пол-оборота, чтобы постоянно проверять, на месте ли ангел, хоть они и держались за руки, — я помню, как вся эта свора размахивает своими пылающими мечами, и выкорчёвывает горы, и раскручивает смерчи огня и крови...       Внезапно раздалось море криков, и все огни на корабле погасли, как будто «Титаник» был замысловатым абажуром для одной свечи, которую почти задул ветер. Оба встревоженно подняли головы, но через полсекунды освещение вернулось к жизни. Кроули взглянул на Азирафаила широко открытыми недоумёнными жёлтыми глазами; они всё протискивались вперёд. — Это ты мешаешь электричеству вырубиться? — Что? — крикнул Азирафаил, чуть не споткнувшись, когда кто-то протиснулся мимо него. — Я думал, это делаешь ты! Они приблизились к подножию лестницы. Остановившись перед ней, они уставились друг на друга в ошеломлённом понимании, которое одновременно поразило их. — Инженеры, — только и смог прочесть Кроули по губам Азирафаила. — Они всё ещё там. Бог мой. Корабль вокруг них стонал в агонии. — Вперёд, мы должны двигаться!       Кроули начал подниматься по ступеням, оттолкнув какого-то старого дурака, который маялся на лестнице и читал на ходу Отче наш. Чёртовы фанатики. Позади него Азирафаил всё ещё не мог прийти в себя от их ужасного осознания... но, как он ни старался, ангел не мог всем сердцем не гордиться за человечество. О, эти странные и удивительные существа! Вот они, в самые мрачные минуты величайшей трагедии, и даже сейчас — или, может быть, именно сейчас — они способны проявить такое бескорыстие, такое благородство. И умереть ради этого. «Они будут вознаграждены», — напомнил себе Азирафаил. — «Их не забудут». Они поднялись по лестнице и побежали по палубе. Перед ними стоял священник, и — зрелище такое странное, удивительное и человечное — у его ног молилась паства. — О, Святая Мария, Матерь Божья, молись о нас, грешных, ныне и в час нашей смерти, Аминь... Даже в теперешнем состоянии, когда откровение Кроули повисло в воздухе, они на мгновение остановились и уставились на этих людей. Как и многие другие. — ...Радуйся, Мария, Благодатная, Господь наш с тобою... Кроули потащил их дальше. Пол стал таким крутым, что здесь, на корме, уже никого не было: все, кто мог, цеплялись за перила. Когда одна нога Кроули соскользнула, подошвы его туфель, сшитых на заказ из змеиной кожи, отрастили шипы. Он повернулся и, спотыкаясь, прокричал: — Я не жалею, что Пал, Азирафаил! — затем, повинуясь внезапному порыву, добавил: — Иначе я бы никогда не встретил тебя! Они преодолели последний отрезок пути, согнулись пополам и со вздохом облегчения ухватились за перила. Шероховатое железо было холодным и удивительно прочным под их хваткой. Они просунули руки сквозь прутья перил и держали друг друга так, чтобы не упасть, чтобы остаться вместе. Корма «Титаника» поднималась всё быстрее и быстрее. Азирафаил и Кроули прижались друг к другу. —...И увидел я новое небо и новую землю, — произнес священник, стоявший перед ними; ему пришлось повернуться, чтобы ухватиться за что-нибудь. — Ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет... Всё больше и больше людей хватались за перила вокруг них, толкались, крича от безысходности и отчаяния. Кто-то сильно ударил повреждённую руку Азирафаила о флагшток позади них, и ангел не мог сдержать крик боли. Кроули зашипел и притянул его ближе к себе. — ...Он будет жить вместе с людьми! Они будут Его народом. И сам Бог будет с ними! Азирафаил, с красными глазами, блестящими от непролитых слёз, повернул лицо к Кроули, их носы соприкоснулись, их взгляды встретились. — Кроули! Я просто... просто хочу... — Азирафаил... — Если мы не выживем... — Мы выживем, Азирафаил! Не смей так говорить! Даже не думай об этом! — ...И Он сотрёт с их глаз каждую слезинку. Смерти больше не будет, и не будет больше ни скорби, ни вопля, ни боли... Азирафаил всхлипнул, его дыхание теплом обдало щёку Кроули. — ...потому что всё прежнее ушло навсегда. Корабль наклонился больше, чем на сорок пять градусов. Люди начали сползать по палубе, их ногти тщетно царапали гладкое дерево. Всё больше и больше людей бросалось через перила в океан, но было уже слишком поздно, они были на высоте тридцати метров, они были слишком высоко... Кроули почувствовал, как его ноги соскальзывают. Азирафаил приподнялся, едва не отпустив хватку. Всё больше и больше людей падало, скользило с визгом; паствы священника больше не было, сам священник тоже скрылся из виду... «Титаник» продолжал подниматься всё выше и выше, всё быстрее и быстрее, ангел и демон по-прежнему держались; одним глазом они смотрели на умирающий корабль, другим — на своего возлюбленного; опора уходила из-под ног, и они наполовину свисали с перил, их спасало только объятие. Скоро. Сейчас. Все огни на корабле погасли: двигатели — и отважные инженеры — навеки прекратили свою работу. В темноте послышались крики. Сам корабль взревел от горя. Затем Кроули и Азирафаил почувствовали, как «Титаник» сломался. С треском, похожим на выстрелы, лопались деревянные доски у его центра. Из глубины доносились скрежет и грохот, взрывы и удары. Кроули и Азирафаил не видели оранжевого огня, голубых искр электричества, вспышки белого света, осветившей огромный разрыв в центре корабля. Они не видели, как сгибался, искривлялся, ломался хребет «Титаника». Они даже не понимали, что сейчас произойдёт. Затем задняя часть «Титаника» рухнула с высоты более шестидесяти метров. И мир перевернулся. Их крики вырвались из глоток и вскоре замолкли, как и вопли каждой души на борту. Гравитация никогда не ощущалась так сильно, никогда — настолько сильно, что небо и море перестали быть отдельными сущностями, что исчезло различие между верхом и низом, Небесами и Адом, чуть ли не жизнью и смертью. Казалось, они падали вечно, падали сквозь хаос — возможно, сам Хаос — и всё это время ждали столкновения, падения в воду, столкновения, которое не наступало: как завтрашний день, который вечно на шаг впереди, горизонт — на километр дальше, океан — в трёх метрах перед тобой… Наконец, они упали плашмя и брызги были так сильны, что взлетели почти на десять метров. Каждый пассажир, цеплявшийся за перила, врезался в них с силой этого удара. Кроули, обвивший прутья, застонал от боли, когда его рука изогнулась так, как не должна была. Он притянул Азирафаила ближе: тот тщетно хватался за металл своей покалеченной рукой. Сзади раздалось два мощных удара: то опрокинулись последние трубы. Они снова оказались в горизонтальном положении: поверхность стала такой ровной, а океан таким близким. Одна женщина закричала, что они спасены. «Нет», — подумал Кроули. Он знал, что это не так. А потом, едва переведя дыхание, «Титаник» снова начал подниматься, быстрее, чем когда-либо. Кроули точно знал, что произойдёт. — Двигайся, ангел! — в мгновение ока он перекинул ногу через перила, перелез на другую сторону и протянул руку, чтобы помочь Азирафаилу сделать то же самое — но Азирафаил не мог пошевелиться. — Кроули! — воскликнул ангел: его здоровая рука соскальзывала. — Азирафаил! Кроули высвободил одну руку и схватил ангела за его почерневшее запястье: он хотел подтянуть его к себе, но корма наклонялась всё круче и круче, даже быстрее, чем раньше, а люди вокруг падали, скользили, кричали... — Кроули! — Азирафаил вскрикнул от ужаса и боли, когда его рука соскользнула с перил, и только хватка Кроули вокруг его запястья удерживала от падения. Демон, прижатый к перилам из-за сильного наклона корабля, застонал от внезапной тяжести и прутьев, мучительно впившихся в ребра. — Держись, Азирафаил! — он завыл и высвободил свою вторую руку, чтобы схватить крепче. — Ты не упадёшь! Я держу тебя! Но всё было не так: он чувствовал, как его руки соскальзывают с запястья любимого, как всё слабее держат его прутья, как он наклоняется всё более и более горизонтально, как вес в руках становился всё тяжелее и тяжелее, как его жёлтые глаза расширялись от внезапной паники, когда случилось неизбежное... — Азирафаил, послушай! Подними другую руку и обхвати ей перила, затем подтянись поближе, и я перетяну тебя! — быстро проинструктировал Кроули. — Прямо сейчас! Я держу тебя, давай! Азирафаил тяжело дышал, размахивая здоровой рукой, но она зацепилась за поручень с первой попытки. Кроули потащил его на себя; наклон корабля становился всё круче и круче, как будто гравитация была не в себе; воздух быстро и жадно цеплял его за рубашку, пытаясь утянуть его навстречу судьбе; ужасно далеко под ним леденела вода. Головокружение вонзило в него свои тошнотворные когти. — А теперь помоги мне и подтянись! — закричал он. Вся рука Азирафаила изнывала от боли, такой острой, что он не мог дышать. Тысяча иголок! Тысяча кинжалов! Человеческие тела не были созданы для такой боли: она растягивала вены, сковывала кости, поглощала плоть. — Я не могу, Кроули! Я не могу! — Можешь, Азирафаил, ты ангел или чёртов человек?! А теперь давай! Подтянись! Давай, Азирафаил! И Кроули потянул его, и ноги Азирафаила нащупали почти горизонтальные перила и упёрлись в них, и он заставил себя выбросить эту боль из головы и сосредоточиться только на жизни, на Кроули, и на том, что он должен сделать, чтобы эти две вещи когда-нибудь были связаны. Вместе они перетащили тяжело дышащего Азирафаила на другую сторону; всё это время люди падали вокруг них навстречу смерти; они снова лежали на перилах бок о бок и смотрели вниз: «Титаник» встал совершенно вертикально. — Держись! — крикнул Кроули. Он оглянулся через плечо и увидел три гигантских винта, покрытое ракушками днище, тёмное море. Оно ждало их. Азирафаил положил свою искалеченную руку на запястье Кроули, другой вцепился в корабль. А затем «Титаник» полностью затих, совершенно безмолвный: он достиг пика своего восхождения. Ангел и демон лежали, обнявшись, и не могли дышать. — Держись, Азирафаил, — на этот раз слова Кроули прозвучали как стон отчаяния. Внизу раздавались крики, грохот и удары о металл — люди не выдерживали и падали, как мухи. Они летели на других людей, и те тоже падали, и так далее. Воздух звенел от мольбы о помощи. Это было больше, чем трагедия, больше, чем кошмар. Слова не могли описать эту бойню. Как долго они оставались там, балансируя, как вертикальная игла, посреди Атлантического океана, они никогда не узнают. Может, тридцать секунд, может, несколько минут. Казалось, прошла вечность. Они не говорили. Они не могли. Они ничего не могли сказать. А потом, не переставая гудеть и выть, «Титаник» начал погружаться. — О Боже, Кроули, теперь всё, — простонал Азирафаил. Кроули ничего не сказал, но ангел слышал его прерывистое дыхание. Ему хотелось обернуться, посмотреть на него, снова увидеть это лицо, но он не мог оторвать глаз от океана, надвигающегося на них, разрушающего, поглощающего; от белых брызг вокруг корпуса, от всё ещё падающих людей; от корабля, медленно исчезающего из виду, в последний раз лицезреемого над водой... Двенадцать метров. Кроули и Азирафаил выпрямились, держась одной рукой за перила, а другой — за своего возлюбленного. Тепло и уверенность с одной стороны, холод и обречённость — с другой. Девять метров. Каждый мускул в их телах бессознательно напрягался, готовясь к невыразимому холоду всего в нескольких секундах от них. Миллион зубов, полных ненависти к такому теплу в своей ледяной обители, только и ждали, чтобы разорвать на части жизни, по праву принадлежащие им. Шесть метров. Руки, державшие тепло, сжались ещё крепче; Кроули произнёс слова, острые и отчётливые, как осколки льда: — Не отпускай мою руку. Несмотря ни на что. Голова Азирафаила судорожно дёрнулась в молчаливом кивке. Четыре метра. Азирафаил разжал сдавленное горло, чтобы выдавить три слова во внезапном порыве напряжённой невозмутимости. — Я люблю тебя. Три метра. Кроули судорожно дёрнул головой, чтобы бросить взгляд на своего любимого. В полутора метрах от воды он вымучил свой собственный ответ, столь же неровным, беззаботным голосом. — И я люблю тебя, ангел. Их руки, если бы это было возможно, сжались ещё сильнее. А затем непотопляемый «Титаник», Корабль мечты, шедевр Томаса Эндрюса, наконец исчез под тёмной поверхностью Атлантики, погубив более полутора тысяч человек, прежде чем, наконец, встретить свою собственную кончину. Кроули и Азирафаил, задержав дыхание, последовали за ним.