Титаник под алмазным небом (Diamond Sky Above Titanic)

      Небеса не сильно изменились. Не то чтобы он ждал многого — прошло всего четыреста лет — но как знать. Азирафаил думал, что возвращение домой по ощущению должно быть чем-то тёплым и приятным. Но он этого не почувствовал. Никто и словом не обмолвился о том демоне. Такое они не обсуждали. Возможно, они решили, что ангел попал под влияние какой-то тёмной магии или работал с демоном против своей воли; возможно, они просто притворялись, будто ничего не произошло. Азирафаила просто шлёпнули по рукам, велели больше так не делать и отправили на реабилитационную программу. Они бы продержали его и дольше, но у Второй мировой войны были другие планы: в конце концов они признали, что он хорошо справлялся со своей работой — вдохновлял людей на доброту и творчество, как того требовала должность Херувима — и поскольку на вид с ним всё было в полном порядке, они позволили ему вернуться.       Каким-то чудом его книжный магазин всё ещё стоял на прежнем месте. Там было немного пыльно и под дверью собралось куча рекламных листовок высотой в добрых полметра, но в остальном... всё было в порядке. Он зашёл в свою маленькую кухоньку, приготовил себе эрл грей с двумя довольно мягкими сдобными печеньями, а затем обошёл все высокие полки, приветствуя их обитателей, как старых друзей. Это был его дом. ~       Хотя позже Азирафаил не сможет вспомнить, чем он тогда руководствовался, но в первые несколько дней по возвращению на Землю он откладывал поиски Кроули. Прошло тридцать лет: если за это время демона отозвали со службы — или вообще заменили — значит, всё кончено. Кроули больше не будет. Никакого послеполуденного чая в «Ритц», никакой кормёжки сухарями жителей пруда Сент-Джеймского парка, никаких больше культурных вечеров в опере и бескультурных вечеров в задней комнате книжного магазина. И больше никакого будущего. Никаких планов, о которых они говорили и мечтали вместе, когда между ними больше не осталось секретов. Никакого коттеджа в Южной Англии. Никаких свежеприготовленных бисквитов, остывающих над плитой. Никаких завтраков в большой мягкой кровати в дождливое воскресное утро; никаких воодушевляющих бесед с растениями; никаких наряженных вместе рождественских ёлок; никаких путешествий по мелким деревушкам. Мир без Кроули… Ангел никак не мог вынести мысли, что надо узнать правду. Неведение было более безопасным выбором. В нём не заключалось счастья… но так было спокойней. В конце концов, он не выдержал. Единственная проблема с решением начать поиски своего любимого именно сейчас заключалась в том, что половина страны была занята тем же самым: они волновались о тех, кто был на фронте, попал под бомбёжки или оказался в эвакуации. Как Азирафаил вскоре обнаружил, большинство любимых баров демона были закрыты, некоторые — разрушены бомбами; его роскошный особняк был продан. И никто бы не помог Азирафаилу найти его: ни ангелы, ни демоны. Но прежде чем он его увидел, прошёл лишь год.       Ночью случился очередной воздушный налёт, и Азирафаил был занят всё утро: помогал искать выживших на руинах зданий, утешал скорбящих, заваривал чай. В двенадцать часов пополудни он, как и прежде, бродил по окрестностям утиного пруда в Сент-Джеймском парке. Было прохладно, небеса тяжело нависали над головой, набухшие облака обещали разразиться дождём. Ангел думал о маленьких Вильяме и Эмили, детях миссис Тёрнер, которая жила в трёх домах от него — недавно их эвакуировали. Что же с ними станет после смерти их матери… Она была такой приятной женщиной. Он плотнее застегнул своё шерстяное коричневое пальто, оно прижалось к его телу, затем он поднял ворот к ушам и пожалел, что не был достаточно предусмотрителен и не взял зонта. Хотя, возможно, он хотел, чтобы дождь поскорее начался: так он сможет почувствовать на лице его капли и поблагодарить Бога за то, что он ещё что-то чувствует, что он ещё здесь. Этим мрачным утром людей в парке можно было сосчитать по пальцам. На скамейке сидела пожилая пара, едва заметная за широкими страницами газеты, которую они держали посередине; у воды неподвижно стояла девушка и в оцепенении смотрела на рябь; на противоположной стороне озера фланировал темноволосый мужчина, держа руки в карманах, не снимая солнцезащитных очков даже под первыми каплями дождя… Сердце Азирафаила чуть не разорвалось. Он остановился как вкопанный. Не может быть! Это ведь точно не… Он побежал. Он нёсся так быстро, что девушка оторвалась от своей скорби и безразлично проводила его взглядом, пожилая пара беспокойно воскликнула, когда «Телеграф» хлопнул их по лицу из-за волны потревоженного воздуха. Азирафаил всё бежал и бежал, его громкие шаги по брусчатке нарушали тишину этого утра, выдохи вырывалась из груди, дождь падал на очки и смазывал мир снаружи… — Кроули! — закричал он. — Кроули! Фигура напротив равнодушно обернулась. Это был он! Это был он! Слава Богу, Иисусу и Уайльду, это был он. Азирафаил ощутил, как у него стали подгибаться колени: таким сильным было чувство облегчения. Он не мог думать, не мог дышать, потому что перед ним стоял Кроули, он здесь, и ангел здесь, и теперь всё будет хорошо, и теперь они снова будут вместе, и они наконец-то купят плиту, и… Кроули улыбнулся ему, поднял руку, чтобы помахать, и уже было хотел что-то сказать. Азирафаил бросился на своего возлюбленного с такой силой, что сбил бы с ног любого, но не демона. — Ох, Азирафаил! — удивился Кроули; он продолжил улыбаться и неловко попытался расцепить удушающее объятие ангела. — Азирафаил, что… Ангел не разжимал рук. Он держался как никогда сильно, его лицо погрузилось в превосходный чёрный меховой ворот пальто, Азирафаил узнавал каждый изгиб или, скорее, угол тела, прижатого к нему, каждое ощущение, каждый запах… Хотя нет, не каждый: появилось что-то новое, что-то… кожаное. И нефтяное. Он купил себе машину! Как это предсказуемо, как ангел раньше не подумал. Азирафаил цеплялся за Кроули, в этот момент он заново влюблялся в каждую маленькую деталь, и никогда — о, никогда — он больше не хотел отпускать его, теперь, когда они снова вместе, опять вдвоём на прекрасной зелёной сотворённой Богом Земле, как он вообще мог тогда отпустить его… — Мне, конечно, приятно, что по мне так скучали, но ты выдавил из меня уже почти весь воздух. С огромным усилием Кроули смог вырваться из рук Азирафаила. Он взглянул на ангела, как будто тот немного спятил. Его брови, эти восхитительные змеиные дуги застыли на перепутье: они стремились подняться в притворной радости и нахмуриться в беспокойном непонимании. — Я серьёзно, ангел, — продолжил он, по внезапной сухости его голоса можно было сказать, что он остановился на второй опции. — Что с тобой? Прошло всего сто лет или сколько там. Азрафаил замер. Сто лет? — Когда мы виделись? 1824? Ну чуть больше, чем сто лет. Внезапно Азирафаил заметил, что не может говорить. И дышать тоже. — Да, точно, это было в Вене, – демон щёлкнул пальцами и закивал. — Конечно. Премьера Девятой симфонии Бетховена. Потрясающая вечеринка после концерта. Было странно, что его голос звучит так ясно и в то же время так отстранённо. Разум ангела идеально понимал каждое слово, он как будто изголодался по этому голосу и впитывал каждый слог, словно горячий тост — масло. — Эй. Эй. Азирафаил осознал, что ничего не видит. Всё вокруг посерело. Где-то над головой рокотал далёкий гром. — Ангел? — Кроули внимательно посмотрел на него, и Азирафаил подпрыгнул от того, что его взяли за плечо. — Ты в порядке? Азирафаил? Ты немного побледнел. Может, тебе стоит минутку посидеть. — Нет. Нет, всё… всё нормально, — Азирафаил шмыгнул носом и попытался взять себя в руки. Но какое там! Он по швам разваливался на части! — Я просто… просто не привык… так быстро бегать. — Да, я вижу, — ухмыльнулся Кроули, и Азирафаил почувствовал, как горе сдавило его сердце и размазало по грудной клетке, оставив пульсирующую дыру утраты. — Как вообще жизнь? Давно не виделись всё-таки. Это было слишком. Его манера двигаться, его сарказм, его нежные обращения, его скулы, его глаза, его очки, его наряд… Это слишком. Ангел чувствовал, что всё меньше собой управляет. Ему захотелось уйти: уйти отсюда, от него, и прямо сейчас. Капли дождя стали быстрыми и тяжёлыми. — Просто замечательно, — соврал он сквозь улыбку. С одного глаза скатилась предательская слеза, растворившаяся в дожде. — Знаешь, я очень, очень спешу. Боюсь, я смогу поговорить с тобой только как-нибудь позже. Кроули — естественно, совершенно сухой — странно посмотрел на него. — Эм, да, хорошо, — сказал он и снова пристально посмотрел на Азирафаила. — Ты уверен, что всё в порядке, ангел? Нет! Нет, не в порядке! Азирафаил чувствовал, будто внутри он умирает; а Кроули даже не понимал, что он творит, как он убивает его! Ангел сглотнул и только потом смог ответить: — Да… да, всё в порядке, спасибо. Рад… рад тебя видеть. Он развернулся и пошёл в другую сторону. Никогда каждый шаг не давался ему с таким трудом. Все фибры его души требовали остановиться и развернуться, посмотреть назад! Ты идёшь не туда! Кроули окликнул его. — Тогда до скорого? Азирафаил глубоко вдохнул. Развернулся, чтобы посмотреть на него. На фоне падающего дождя, дымного города, пыльно-синего неба, демон выглядел так непередаваемо красиво. Его можно было рисовать — даже нужно. Он отпустил волосы и теперь не зачёсывал их назад: они свободно спускались по лбу. Его очки тоже поменялись: они стали более угловатыми и прозрачными: однако всё ещё достаточно тёмными, чтобы скрыть эти абсолютно нечеловеческие глаза. Этот янтарно-жёлтый. Прошло так много лет с тех пор, как ангел видел их в последний раз. Его разорванное, прожжённое сердце стенало в его полой груди. Разве может пустота разбиться? В тот момент Азирафаил понял, что может. — Да. Конечно, мой… — слова почти застряли в горле, — … дорогой. Ангел оставил Кроули наедине с утками, которые плескались в пруду Сент-Джеймского парка. Если бы он оглянулся, он бы увидел, как демон пожал плечами и продолжил свой путь в прежнем направлении. Дорога до книжного получилась очень долгой, дождь уже хлестал потоками, но Азирафаил не особо замечал его. Дождь был уместен. Когда ангел повернул ключ и зашёл внутрь, его волосы облепили лицо, а одежда полностью промокла и облегала тело. Он медленно затворил за собой дверь и прислонился к ней спиной. Он прислушался к приглушенным рекам дождя позади себя, к тишине книжных полок — впереди. Мокрым затылком он почувствовал прохладное, волнистое стекло. Потом он сполз на пол, положил голову на руки и зарыдал, изливая своё несчастное, разбитое сердце. ~       Кроули продолжал появляться в жалком существовании Азирафаила раз в несколько месяцев. В конце концов, он знал, где ангел живёт. Потом Азирафаил понял, что у него больше нет сил отклонять очередное предложение куда-нибудь выбраться, даже если эти встречи разрывали его изнутри и после них он неделями изнывал в онемении и ничего не мог делать, поскольку его милый друг неизбежно исчезал вновь. Он выяснил, что Кроули не помнил о «Титанике» абсолютно ничего, кроме того, что был на нём и что внёс значительный вклад в его потопление. Каждый раз, когда ангел поднимал эту тему, казалось, что демон невольно сменял её. Она вытеснялась из его разума, как вода скатывается со спины гуся. Азирафаил быстро понял, что причиной всему была Лета. Сперва он самоуничижительно допускал лишь то, что Кроули просто его разлюбил: Преисподняя привела его в чувства; или возродила демона, павшего от ангельской руки, чтобы тот позабавился; или Кроули решил, что с Азирафаилом вроде было весело, что тот хорош в постели, что у них мог бы быть отличный секс по дружбе, если у них будет настроение… Но со временем ангел посмотрел на этот вопрос с позиции разума и понял, что Кроули не мог перестать его любить. Ведь он спрыгнул со спасательной шлюпки, чтобы они погибли вместе. Он дважды признавался в любви и дважды за это обливался кровью. Он спас его от Асмодея. Нет, Кроули так же не мог перестать его любить, как он сам не мог перестать любить Кроули. То есть оставался другой вариант. Разумеется, Азирафаил много читал о географии Ада. Все ангелы хорошо её знали. Именно Азирафаил поведал Гомеру о протекающих в Преисподней реках в попытках добавить немного правды в Илиаду и другие его творения. Азирафаил никогда не слышал, что воды Леты когда-либо использовали, чтобы стереть память демону — но он и не слышал, чтобы демоны совершали столь тяжкие преступления. Чем больше ангел думал об этом, тем больше смысла появлялось у этой мысли. Но также, чем больше он думал об этом, тем больше смысла терял сам. ~       Азирафаила пугала сила, с которой он был способен любить Кроули. Главный закон для всех ангелов — закон, властвующий над всеми небесными существами, соблюдаемый безотчётно, так же неосознанно, как эти существа различают добро и зло — это любить Бога. На самом деле это даже не закон, это образ жизни, такой же необходимый для них, как воздух для людей. Каждый вздох приносит человеку облегчение, но оно настолько незаметно, что никто его не осознаёт и не ощущает, пока воздух не отнимут. Для ангелов каждый момент любви к Богу — это как следующий вдох, облегчение боли, которая могла бы проявиться только через несколько секунд. И без неё, без этой любви, без Бога, Падшие ангелы испытывают постоянную агонию — пока не научатся контролировать боль. Азирафаил любил Бога. Как и все ангелы. Но ещё он любил Кроули. И ничто за всю его жизнь не пугало так сильно, как этот факт. ~       Азирафаил постепенно перестал связывать образ демона с «Титаником», с утратой. Боль от того, что его любимый стал просто другом, полностью не исчезла, но постепенно становилась легче. Он научился ценить то, что у него было, и начал воспринимать своё желание большего как эгоизм: ведь Кроули вроде был счастлив, и они оба — живы. Стоило быть благодарным уже за это. Не поймите превратно: ангел пытался сдвинуть их отношения с мёртвой точки. Он не один раз пытался устроить демону «свидание», несмотря на свою неопытность в этой сфере: они ездили в Париж, летали под северным сиянием, ужинали в «Ритц» в окружении роскошных парочек — но, как и воспоминания о «Титанике», все намёки пролетали мимо Кроули. Казалось, он был неспособен заметить чувства ангела. Однажды он сказал демону, что любит его, когда они повалились бок о бок на белый кожаный диван Кроули в 1985-м. Ангел был так пьян, что мир перед его глазами шатался из стороны в сторону, словно подвешенный на маятник. — Я люблю тебя, Кроули, — пробормотал он, упираясь головой в плечо демона. — Очень-очень-очень люблю. И если вот так закрыть глаза, и вот так прижаться, и вот так повернуть лицо, и вдохнуть пьянящий запах демона — крепкий, дымный, сиреневый одеколон; дорогой костюм; и… лимон? с ванилью? — и тогда почти можно представить… Внезапно его окатило острым чувством горя, которое он сдерживал десятилетиями, ведь все эти годы он не разрешал себе такое воображать — и оно его буквально отрезвило. Кроули прислонился своей головой к голове ангела. — Я тоже тебя люблю, Асссзирафаил, — прошипел он, хлопая того по руке, и в скором времени уснул. Ангел ещё сильнее прильнул к дремлющему демону. Он зарылся лицом в его гладкие, волнующие, растрёпанные волосы. Аккуратно, очень аккуратно поцеловал его в висок. Почувствовал соль на коже. Легонько передвинул ногу, та коснулась ноги демона. Азирафаил расстроенно закрыл глаза и поднялся, опершись на руки. — Когда-нибудь, мой дорогой, — прошептал он, оглядываясь в поисках ближайшего одеяла, чтобы накрыть их обоих. Змеям как никому плохо на холоде, бедные создания. — Когда-нибудь. ~ В 1996 Кроули не пришёл на их ежегодную встречу. А ведь скоро им предстояло начать воспитание юного Ворлока: они собирались найти какое-нибудь незаметное местечко на речном трамвайчике, курсирующем по Темзе, и обсудить, как лучше действовать. А билеты на полный маршрут были не из дешевых. Удручённый Азирафаил сошёл на станции «Вестминстер». А летом 1997-го он впервые увидел это. Билборд был выше его магазина. Каждая из семи букв была как минимум величиной с него самого.       

ТИТАНИК

На плакате изображалось объятие пары влюблённых, стоящих на носу корабля, остром и гладком, как наконечник стрелы. Комментарии критиков, расположенные ниже, утверждали, что это фильм десятилетия, что его нельзя пропустить, что это шедевр. Той зимой началась «титаникомания»: фильм стал мировым феноменом и самым популярным хитом кинематографа. Он добился ошеломительного успеха. Джек и Роуз стали современными Ромео и Джульеттой. Каждый раз, когда ангел выходил из дома, он видел что-то связанное с этим фильмом: очередная обложка на журнале, очередной постер, очередная «My Heart Will Go On» по радио. Даже в кроссвордах «Телеграф» стали появляться отсылки. Азирафаил впервые увидел трейлер, когда проходил мимо магазина бытовой техники. Он играл на повторе на 32-дюймовых экранах двух десятков совершенно новых телевизоров. Ангел замер и уставился на трейлер. Он зашёл вовнутрь и посмотрел его со звуком. Когда он вышел, он почему-то был уверен, что необходимо приобрести один из этих инфернальных аппаратов. Именно тогда Азирафаил купил свой первый и последний телевизор. В следующем году они встретились в Национальной галерее искусств, и ангел безразлично спросил демона, где он почерпнул вдохновение для фильма. — Без понятия, — демон пожал плечами. — Я сидел в баре и услышал, как Джимми обсуждает парочку идей со своим продюсером, и подумал, что это чертовски ходовая идея. И кто может справиться с ролью сорежиссёра лучше, чем тот, кто видел всё своими глазами? — А ты помнишь хоть что-нибудь из того, что ты там видел? — спросил Азирафаил с оттенком отчаяния в голосе, не обращая внимания на взбитые сливки и джем, густо стекающие на его пальцы. [Ладно, возможно, он… распустился… самую малость. За все эти годы. А вы бы смогли по-другому? За этот век ему пришлось многое пережить, кто угодно подсел бы на углеводы. Нет, его вовсе не беспокоил его вес, спасибо большое. А теперь, если вы не возражаете, мы больше не будем возвращаться к этой теме? Замечательно. — прим. авт.] Разумеется, он пробовал уже десятки раз, но этот фильм, казалось, выдавал какие-то… неосознанные воспоминания. Если Кроули помнил достаточно, чтобы создать Джека и Роуз, чья история до боли напоминала их собственную, тогда вдруг от нужного намёка он мог вспомнить, с кого он списал этих персонажей… Кроули вновь пожал плечами, невозмутимо попивая свой чёрный американо. — Идеи приходили сами по себе. Я реально выбесил этого бедолагу своими бесконечными речами. И это я предложил пригласить Джеймса Хорнера, — гордо добавил он. — Они немного не ладили, но, сам понимаешь, иногда ты просто знаешь, что тебе нужен именно этот человек? Азирафаил подавился своим мокко. — …и ты просто знаешь, что именно с ним получится идеальный фильм? Я был абсолютно уверен, что с любым другим человеком получится не саундтрек, а второсортный шлак… Он говорил и говорил. Оказалось, что Кроули может обсуждать фильм, но не само событие. Он даже не мог порассуждать о нём, если ангел пытался копнуть чуть глубже поверхности. И, не смотря на то, как сильно уговаривал его демон, как часто к ангелу возвращались события того судьбоносного путешествия, принимая перед его мысленным взором форму его собственного шедевра кинематографа, Азирафаил всё равно не мог заставить себя посмотреть этот фильм. ~ Конец света не наступил, но если говорить о них двоих, то это не имело значения. Ангел взглянул на демона поверх своего пылающего меча — тот держал перед собой монтировку, словно та была таким же эффективным оружием. «Милый» не совсем то слово, которым обычно описывают демонов, но кто угодно, держи он или она такое бесполезное оружие с таким остервенением и решимостью, с таким почерневшим от сажи лицом и растрёпанными волосами… Это было мило. А ещё это перешло все границы. Люцифер уже почти явился на свою семейную встречу и скорее всего готовился их прикончить, но Азирафаилу было так спокойно. Он улыбнулся Кроули. Это был один из тех самых моментов, понимаете? Когда он должен что-то сказать, что-то проникновенное, мудрое, многозначительное или в чём-то признаться… Ангел глубоко вдохнул воздух, который мог опалить ему горло. — Я бы хотел сказать, что если мы не выберемся отсюда… Он заколебался. А что он мог сказать? Спасибо за шесть тысяч лет? Ты был моим лучшим… ну ты понял… за всю мою жизнь? Или просто «Я тебя люблю»? Азирафаил сглотнул. Нет. Бесполезно. Он бы не смог. Тем более, это слишком смехотворное клише: признаваться в любви за секунду от смерти. — … я всегда знал, что в глубине души… Когда-нибудь, ангел всё расскажет. Это ещё не Конец. Азирафаил почувствовал на языке нужные слова, они грели его изнутри, они идеально выражали его чувства. Он снова улыбнулся, его любовь как будто переполнила глаза, голос звучал мягко, как лёгкое прикосновение. — … в тебе была искра добра. Кроули не выглядел очень тронутым. — Это точно, — с горечью ответил он. — Что уж тут поделаешь. До этой минуты ангел не думал, что желание кого-то обнять — это физическая сила, которая существует в тебе сама по себе и готова вырваться наружу в любую секунду. Ему понадобился весь свой самоконтроль, чтобы просто протянуть руку. Азирафаил спокойно сделал глубокий вдох. — Я рад, что мы были знакомы, — сказал он. Вероятно, эта фраза стала недоговоркой века. Кроули взял его за руку. — До встречи, — сказал он. — Кстати… Азирафаил? Ангел почувствовал, как его сердце пропустило один удар. — Да? — спросил он, стоя совершенно неподвижно. Брови демона хитро приподнялись над очками, он улыбнулся. — Просто помни, что в глубине души ты был достаточной сволочью, чтобы мне нравиться. ~ Азирафаил говорил себе, что всё в порядке. Он начинал плакать из-за сущих мелочей: то кто-то покупал одну из его любимых книг, то в Темзу заплывал кит, который потом не мог из неё выбраться, то в холодильнике не было молока. Он списывал это на перенапряжение и стресс из-за Недоконца света. Ангел почти не ел. Он делал это только когда выходил куда-то в компании определённой персоны — это он списывал на здравый смысл: это была его революционная пост-апокалиптическая диета. Он питался одним чаем и постным печеньем [Даже не шоколадным. — прим. авт.] и не замечал, как теряет вес. Однако на это обращал внимание Кроули и хмурился каждый раз, когда Азирафаил отказывался заказать десерт. Демон упрашивал его купить мороженое, пока они прогуливались по периметру парка, который они с нежностью стали считать своим собственным. Он подсыпал сахар и подливал сливки в чай ангела, когда думал, что тот не смотрит. Азирафаил говорил себе, что всё в порядке. И знал, что это не так. Век подходил к концу. Не обычный век, скорее, а его собственный. Их собственный. Век, который они потеряли. 2012-й приближался всё быстрее, хотя с таким же успехом это мог бы быть 1912-й за день до их плавания. Было четыре утра, Рождество, 2011-й. Азирафаил открыл холодильник. Внутри лежало масло (ему исполнился один год), сыр Бри (два года), открытая бутылка белого вина (200 лет) и открытая бутылка молока. Ангел достал её. Открутил крышку. Понюхал. Затем поставил молоко на стол. Положил крышечку рядом с ним. А потом он упал на колени, обхватил голову руками и в свете открытого холодильника зарыдал.