my heartache about you

Вечеринка в честь смерти ненавистной Q84 в самом разгаре. Жильцы, даже Айден, которому мозг проветрили от всякой дряни, рады как никогда своему освобождению, ведь злосчастный труп этой сучки теперь покоится в сотне метров под землёй без парочки жизненно важных органов. Она не восстала. Видимо, Матерь таки разочаровалась в своей дефективной дочери, обратив внимание на более перспективную "хорошую девочку". Но всем им было не до этого. Все радовались просто тому, что исчез главный агрессор их Дома. Больше всех счастливил Беннетт, упившийся мылом и чем-то, что явно не было пуншем. Как созналась в процессе Флоренс, в чаше была лютая смесь вина, водки и самого ягодного пунша. После этого признания, Феликс ничего со стола не брал. Мало ли, вдруг в печенье будет мыло? Становится очередным наркоманом в этом Доме он крайне не хотел. А всё веселевший Беннетт в очередной раз сменил одну глупую музыкальную композицию на другую. Хонникеру показалось или этот чудик врубил Бритни Спирс? Но даже если так, то танцевал под неё он достаточно неплохо. Да и вообще, сидя в своём скромном углу со стаканом воды, Феликсу было крайне удобно наблюдать за всем происходящим. Но глаза было крайне тяжело от одного блондинистого индивида. Дядя поведал таки ему откуда тот достал заражённого глазной чумой и теперь юный учёный разбирал информацию. Люди и Сверхлюди. Класс Б. Рекламные красавцы и красавицы для тестов косметики. И Беннетт... Он тоже был... Красивым. Похоже, даже вода в этом месте была крайне странной. Иначе с чего бы ему думать такое? Хотя... С объективной точки зрения, Беннетт всё же подходил под понятие красивого человека. Смотря на него сейчас, начинали гореть щёки. Беннетт, будучи под мощной дозой лавандового мыла, едва ли не активней всех танцевал в самом эпицентре. Видимо, ему стало жарко... Иначе на кой ляд он снял верхнюю часть костюма химзащиты, завязывая её рукавами на бёдрах? «И какого под этим костюмом ничего не было?!» И всё же, он красив. Тело атлетического сложения, с первого взгляда понятно, что это не лодырь с лишним жирком. Только на чёткие очертания каждой мышцы можно было залипнуть... Хонникеру настойчиво хотелось сверить всё это великолепие с манекеном мышечной ткани человека. Слишком уж притягивает взгляд... А лицо... Всё же правду сказал дядя про Б класс. Модели. Даже поражённое глазной чумой, лицо Беннетта не потеряло привлекательности. Льдисто-голубые глаза были мутными от "искусственного веселья", остальные четыре глаза были будто прикрыты в эйфории. Даже его организм сейчас ловит кайф. Впрочем, такая привычная акулья улыбка не заставляла в этом сомневаться. Его черты лица не были хищными или испорченными агрессией. Они были мягкими. Сглаженными. Будто скульптор, в кой-то веки, не забыл про идеальную шлифовку всех острых углов. А уж светлые кудри... Феликс не в первый раз ловит себя на желании запутать в них пальцы. Какие они? Мягкие? Или хуже соломы? Но по цвету они... Они сродни небольшому солнцу в помещении. Такие же яркие... А танцующий Беннетт замечает его взгляд. Замечает и довольно скалит зубы, проводя ладонью по ладно очерченному прессу. Хонникеру после этого остаётся только отвернуться, терпя безумное жжение стыда на щеках. «Что этот мыльный чудак творит, Оракул его подери?!» Но Беннетту весело. Он видел исследующий взгляд Феликса. И он принадлежал только ему. Даже мыло не могло затуманить это ощущение, будто тебя коснулись без рук. И Хонникер, уж простите, буквально облапал всего его. Это вызывало иррациональное удовольствие. Взгляд Феликса приятный. «Хочу, чтобы он продолжал смотреть.» А музыка всё меняется... И всё только Бритни. Что ж... Не сбивая градус чужого веселья, Беннетт с поразительной ловкостью выбирается из толпы, идя прямо на горящего со стыда Хонникера. “Shame on me To need release Uncontrollably” Каждый шаг попадает в ритм играющей музыки, а уж сама походка от бедра вынуждает смущённого в край Феликса задышать чаще. Воздух слишком горячий. Вязкий. А Беннетт всё ближе... И вот, стоит ровно напротив, улыбаясь совершенно похабно. Чего он хочет? «— Т-ты что-то хотел, Беннетт? — выдавливает из себя с запинкой Хонникер.» «— Да, хотел кое-что. Ты ведь мне не откажешь, Феликс?» Шепчет словно дьявол... Но юный учёный, собрав все мысли в кучку, осиливает ответный вопрос. Он не он, если не прикопается к деталям. Это всё дядины гены. «— Смотря чего ты хочешь. Не всем желаниям суждено сбываться.» Он старается быть холодным и безразличным. Но щёки горят до неприличия сильно. А Беннетт слишком уж... горячо облизывается. Будто видит перед собой что-то вкусное. Желанное. “I wanna go all the way Taking out my freak tonight I wanna show All the dirt I got running through my mind” «— Ты не откажешь, — повторяет подозрительно уверенный мыльный наркоман.» А что произошло дальше... Феликс был одним из умнейших в Доме, после дяди. Но он был умным и всего. У него не было детства. Подросткового периода. Полового созревания. Не было школы, университета. Не было опыта социализации. Он был словно однобокая программа. И сейчас эта программа заглючила, пошла тучей ошибок и сбила весь свой код в кашу. Беннетт не сделал многого. Но ощущение его губ на своих... Он не страдал нежностью. Беннетт был крайне настойчивым в своих желаниях. И сейчас он желал целовать этого несносного учёного. Никому не было дела до них, да и сами ребята не страдали стеснительностью перед окружающими. Беннетт не давал ему лишний раз вдохнуть, занимая чужие тонкие губы своими, кусая нежную, но всё же обветренную кожу, причиняя толику боли. Но одними только губами он не ограничился. Даже будучи не особо трезвым от мыла и алкоголя, он знал куда надавить, чтобы заставить Хонникера открыть рот. И вот тогда уже стало жарче. Феликс был вкусным. Вечный рабочий никогда не маялся приличиями или подобной мутью. Он просто брал что хотел и как хотел. И сейчас он хотел целовать этого невозможного мальчишку, забив огромный болт на приличия. Он хозяйничал в искусственном рту Феликса, едва ли не сталкиваясь зубами от собственного напора. Будто он хотел выпить всю его душу. Сам же Феликс горел. Со стыда, смущения, неправильности всего этого... От желания. Губы у Беннетта были пухлыми, словно у девушки, но это не мешало им быть беспощадными в ласке, которая неплохо так сдвигала даже самый развитый мозг в сторону. Хотелось ещё, ещё, ещё... Хонникер знал из литературы многое про интимную жизнь людей, но мало уделял этому внимания. Зря. Но всё равно, в голове всплыла парочка ассоциаций. «Этот поцелуй...похож на прилюдное изнасилование» Звучит ужасно, но это не мешает получать от происходящего удовольствие. Это не мешает с тихим стоном очертить ладонями каждую мышцу, которую до этого можно было только пожирать взглядом. Это не мешает неумело отвечать на изощрённую пытку, названную простым поцелуем. Это не мешает желать большего. Но чего? Этот вечер оба коротали в ТВ-комнате, на пустующих и непозволительно больших диванах, то за неспешными ласками, то спешно избавляясь от ненужной одежды и получая всё разом. Не единожды. Но поцелуй в комнате, полной жильцов, под чёртову Бритни Спирс запомнился им лучше всего.