my heartache about you

Эта ночь была такой же как и все. Мы снова были вместе, сидели на придуманном балконе дома без дверей и окон. Нам никогда не выбраться. Никогда. «Но мы всё ещё можем придумать себе этот балкон и сидеть на нём вместе, да?» «Наше воображение непостижимо, его не ограничат стены.» Тяжело. В этом доме очень тяжело быть одному. Каждый из них это знает. Знает и больше не хочет повторять жуткий опыт. Держась друг за друга намного легче. Когда они вместе, им легче дышать. «Я люблю тебя...» «И я тебя, Беннетт...» Как давно они привыкли к таким фразам? Наверное, с тех самых пор, как Феликс в первый раз умер на руках у Беннетта. До этого они даже не смотрели друг на друга, оставаясь холодными и чужими. Но после... Словно рухнула многолетняя стена. Стало легче дышать, когда ЕГО губы делят дыхание на двоих. Стало легче взирать на мир, когда перехватываешь ЕГО взгляд. Стало легче слышать крики из камеры пыток, когда каждое мгновение слышишь ЕГО голос. Они переплелись между собой в неделимую единицу, две неполноценные половины. И им было хорошо. Хорошо от поцелуев, прикосновений, голосов... Друг от друга. Друг для друга. Это был тот уровень единения, когда даже феноменальный гений не сможет обратить чувства в формулу. Будто их Кубы Души, словно магниты, притянули друг друга и более не могли быть разделёнными. Работоспособность Беннетта ухудшилась. Он отказался от мыла, променяв его на ночные крики удовольствия СВОЕГО Феликса. Эксперименты Хонникера встали на месте. Он променял их на тёплую половину постели и каждое утро с тем, кого любит. Они становились бесполезными. Они становились счастливыми. Парадоксально, но так хорошо... И вот снова, воображаемый балкон и вполне реальное единение. Губы встречаются в ласке. Нежной, пропитанной горьким сахаром. Им так плохо, но так хорошо. Белый с оранжевым... Словно кто-то пролил на скатерть апельсиновый сок. И вот снова два тела. Израненное и в трещинах. Больное и искусственное. Тонкое и крепкое. Горячее и холодное. Им так хорошо от этих контрастов... Беннетт источает тепло, грея тело Феликса как может. Касается везде, не стесняясь. Им ведь хорошо. Это не в первые. Он знает, где надо поцеловать, чтобы острые коленки разошлись в стороны. Он знает где надо укусить, чтобы узкая спина изогнулась до хруста. Он знает, где надо надавить, чтобы его пион расцвёл. И он цветёт, окрашиваясь в нежный розовый, а после поёт. Его голос такой сладкий, такой... В то же время и Феликс уже давно знает как вынудить блондина дойти до крайности. Знает, где надавить, чтобы его тело дрожало. Знает, где сжать, чтобы услышать стон. Знает, где оставить свой след, чтобы он окончательно сорвался. Они неспешны. Зачем страсть и торопливость? Им нравится испивать друг друга до дна. Слушать всё более частое дыхание. Ощущать растущую температуру. Слушать голоса. От вздохов до криков. У Феликса такой красивый голос... Им необычайно хорошо вместе. Им так плохо, когда между обнажёнными телами хотя бы миллиметр. Губы шепчут заветные слова. Губы сцеловывают их. Губы снова встречаются в ласке. Медленно, сладко... Словно мёд и жвачка. Им не нужны пафосные признания или серенады под несуществующими окнами. Им нужны только взгляды. Взгляд. Он хочет. Взгляд. Он позволяет. Глаза закрыты. Он жаждет. Глаза распахнуты, а губы искривлены в беззвучном крике. Ему хорошо. Нет порнографических выкриков и мата. Они молчат. Разве что вздохи и стоны слышно. Не более. Им не нужно более. Им хватает минимального звука, максимального визуала и запаха. «Он пахнет химией.» «Он пахнет апельсинами.» «Он на вкус такой сладкий.» «Он на вкус такой пряный...» Между ними не секс. Это что-то другое. Не похожее. Они всё так же вместе, им горячо и приятно. Но это не просто физиология. Им так хорошо... Слёзы капают сверху. Они текут по щекам. Движения всё резче. Им не нужно заканчивать всё так быстро. Просто... Они уже хотят другого. Хотят более легкий наркотик, чтобы от неправильного реверса снесло крышу. Поцелуи исступлённые. Движения резкие, но неспешные. Феликсу не нравится скорость. А Беннетт любит вкушать его постепенно. Им так горячо, но это скоро закончится. Взрыв сверхновой под веками такой привычный... Они снова сплетаются в единое. Им так хорошо, ощущать друг друга... Им так плохо, осознавать, что уже рассвет. Им так больно размыкать руки... Им так сладко снова соединять губы... Придуманный балкон исчезает. Падать вниз не страшно. Они просто проснулись, вынырнули из сна на двоих. Им так хорошо. Им так плохо...