Огонь в её руке

Ощущение невесомости было первым. Она испытывала его до этого — во время многочасовых тренировочных деприваций, когда все чувства пропадают. Пару раз она была на третьем плато, во время экзамена по психонавтике в двенадцать лет. Но сейчас всё было иначе. Она в комнате. Комната в многоквартирнике. Белые обои, оконные проёмы закрыты шторами. Очень темно. Только светодиод под потолком позволяет видеть помещение — детская кровать в одном углу, старый диван — в другом, у окна тяжелый стол. Ланта сидит на полу, сжимая в руках плюшевую игрушку. Помнится, это была лиса. Но она не одна. На корточках перед ней сидит незнакомый мужчина. У него длинные волосы, чёрные усы и зелёные глаза, а одет он только брюки и зелёный мундир, распахнутой на груди. Он плачет. — Девочка моя… Если бы ты только понимала… — мужчина всхлипывает и закрывает глаза рукой, второй рукой поднося ко рту бутылку синего стекла. Ланта не двигается. — Твоя мама… Мне её ужасно не хватает. Иногда мне кажется, что она жива. Иногда я её… вижу. Мужчина рыдает. Ланта приподнимается, кладёт лисёнка на пол и обнимает мужчину двумя руками. Он улыбается через слёзы. — Папочке плохо? — Да, — мужчина кивает, — Но уже лучше. Деточка, нам нужно уехать. Сейчас. — Что? Почему? Не хочу! — Ланта топает ножкой. — Мне… тоже тяжело бросать свой дом, но пойми, это временно. У нас будет новая жизнь, понимаешь? Без этого… всего! Потом, когда станет полегче, мы обязательно вернёмся домой — он обвел рукой помещение. — Обещаешь? — Ланта хмурится и размыкает объятия. — Обещаю, Иоланта. — Мужчина снова кивает, утирая слёзы. — А теперь собери самое важное в рюкзачок. Нам нужно торопиться. У тебя 7 минут. А я пока… Я пока решу одну проблему. С этими словами мужчина выходит из комнаты. Ланта мечется. Она засовывает в рюкзак голографический планшет, маленькую аптечку, сменную одежду, полотенце и даже старую книжку, которую ещё не научилась читать, но которую папочка называл самой важной. Поместив туда же плюшевого лисёнка, девочка видит странную штуку на рабочем столе папочки, к которому тот всегда не разрешал приближаться. Не зная, почему, Ланта пододвигает тяжелый стул и вскарабкивается на стол. Среди бумаг и компьютерных железок она видит… Ноги подкашиваются и Ланта с ужасным грохотом падает со стола. Боль в спине и затылке заставляет её вскрикнуть. — Папочка! — кричит она, — Папочка! Но из кухни не доносится ни звука. Игнорируя боль, девочка встаёт — сначала на четвереньки, а потом на ноги. Мир ходит ходуном. Она плетётся в коридор однокомнатной квартиры, потирая голову и хныча. Папочка расслабленно сидит на стуле, сжимая в руке странную штуку. — Пап, я ударилась! — Ланта супится и смотрит на отца. Тот сидит, склонив голову. Опять заснул после работы? Он много работает, она знает. — Пааап! Ну не спиии! Ты же сам говорил, что мы должны уезжать! — Ланта дёргает его за рукав мундира. Она разозлена. Папочка соскальзывает со стула. И только сейчас Ланта видит кровавую дыру в его затылке. Ливень хлестал с чёрного неба. Бекдейл мечтательно улыбалась, смотря на буйство молний в небе над шореевыми лесами. Вдохнула холодный ночной запах. Хлопки за её спиной сигнализировали о прибытии аспирантов. Бекдейл не оборачивалась, она считала хлопки. Чего скрывать, премьер-доцентка любила произвести впечатление и не чуралась некоторой театральности. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать. Аспиранты громко показывали удивление. Одну из них рвало прямо в грязь около портала. Не каждый человек хорошо переносит перемещение. Четырнадцать, пятнадцать. — Должно быть, вы удивлены. — начала она, сложив руки за спиной. — Не похоже на Темиртау, да? Последний всё никак не появлялся. Интересно, кто этот неудачник? Наверняка Мартынов. Мартынов не может связать двух слов, часто путает флору с фауной и до сих пор считает, что банки с таблами растут на деревьях, но кулачищи у него что надо. А её любимица, должно быть, была первой или второй. Шестнадцатый хлопок. Можно начинать. — А теперь первое правило Скользящих — никогда не удивляйся и будь готов к любым переменам. Что бы не произошло, куда бы тебя не занесло — всегда ожидай худшего, надейся на лучшее и действуй… — Бекдейл — услышала она встревоженный голос — Тут… — Премьер-доцентка — с раздражением ответила Барсения — Что у тебя? Вопросы? Я не разрешала… — Аспирантка Лайтхолд… она… Бекдейл развернулась быстрее ветра. Все пятнадцать аспирантов стояли кругом. — В сторону! — Рявкнула она, пробиваясь через круг — Что с ней? Передоз? Портальная поблёвка? Ланта лежала в грязи на боку. Её тело крупно дрожало, а ботинки сучили по черной почве. Она что-то повторяла — тихо, неразборчиво, но с какой-то невыразимой болью и надрывом. — Аспирантка Лайтхолд! — Бекдейл потрясла Ланту за плечо — Ланта! Что с тобой? Она медленно повернулась и посмотрела на премьер-доцентку — точнее, посмотрела скволь неё. Её глаза были широко открыты, а губы дрожали. Она повторила. Барсения отпрянула, ощутив холод в животе. — Папочка, проснись. Папочка, пожалуйста, проснись.