*** Несколько месяцев назад***
— Папа! Он меня отпустил, представляешь? Он забрал моё имя! Мизучи бежала ко мне со всех ног, на ходу вытирая слёзы краем белоснежного рукава. Я знал, что рано или поздно это случится. В последнее время меня вообще было сложно удивить, и выходка Ябоку не стала исключением. Меня печалило, что малышка плачет, но в тоже время, я был уверен, что вскоре её грусть оборвется. Я верну Ябоку домой и заставлю делать то, для чего он был создан. — Как думаешь, он ещё назовёт меня Хииро однажды? — спросила она, присев рядом со мной в тени раскидистого бука. Мне не хотелось забегать вперед, да и в моём плане было полно дыр, которые могли повернуть всё не так, как нужно, но мне хотелось успокоить Мизу, поэтому я утвердительно кивнул в ответ. Искренне мне улыбнувшись, она скинула с себя сандалии и, по-турецки поджав ноги, села, повернувшись ко мне лицом. — Какой у нас план? Ты хочешь убить этого мальчишку, правда? Это он так влияет на Ятогами, подлый, мерзкий… — Ты не права, Мизучи. Дело совсем не в нём. Тобой управляет злоба и гордыня, у тебя не получается мыслить трезво. Если бы ты смогла оценить ситуацию со стороны, то пришла бы к другому выводу. — Какому? — Хм… — я пытался понять, как лучше донести до неё сказанное, чтобы она действительно уловила ход моих мыслей и при этом не обиделась. Малышка была такой ранимой, как дитя, хоть и очень жестокое. — Я не хочу убивать Юкине. Он слишком ценный для меня…для нас. Священных сосудов сейчас раз-два и обчелся, души портятся и уже не перерождаются ради своих хозяев, будучи орудиями. Я не хочу сказать, что он единственный и неповторимый, но уничтожать его — расточительство! Этот парнишка еще может послужить мне и Ябоку, доведя наш план до конца. — То есть, тебе меня мало? — Мизучи округлила глаза и смешно поджала пухлые губы, заставив моё сердце сжаться от умиления. Кажется, она была единственным человеком, вызывавшим во мне столь светлые чувства. — Эй, эй, успокойся, красавица! Тебя никто и никогда не заменит! Ты для меня — друг, моё священное орудие, моя муза. Юкине не значит для меня ровным счетом ничего, но с его помощью мы сможем быстрей сделать то, что я задумал. — А что ты задумал? — спросила Нора, приложив палец к подбородку. На секунду я задумался, а настало ли время рассказать ей мой план? Вот уже несколько месяцев я всё обдумывал, планировал, размышлял над различными финалами, последующими после моих действий, и, наконец, пришёл к одному выводу: — Я сделаю так, что Ябоку убьёт Ики Хиёри. Собственноручно. На секунду моё оружие даже потеряла дар речи, смешно открывая и закрывая рот, словно рыба, выброшенная на сушу. Совладав с собой, она смогла вымолвить лишь одно: — Это невозможно! Лучше сами убьем её и дело с концом! Подняв глаза к небу, и вдохнув полной грудью сухой воздух большого города, я решил вернуться к началу и рассказать Мизучи мысли давно терзавшие меня. — Когда-то давно, будучи человеком, я разочаровался в Богах. Мы, люди, делаем всё для их существования: строим храмы, молимся, называем в честь них улицы, приносим жертвы, а те, в итоге, даже не хотят знать, как сильно мы страдаем. Если Боги помогают смертным, то это, скорей, редкий акт доброй воли, чем помощь нуждающимся. Они не привыкли думать обо всех. Богов интересует лишь горстка поклонников, которые обеспечивают им безбедное существование и которым они, словно голодным собакам, иногда бросают объеденную кость. Мизучи внимательно слушала мой рассказ и, кажется, даже затаила дыхание. — Более тысячи лет назад, после своей смерти я смог выбраться из царства мёртвых. Нашёл лазейку, с помощью которой перерождаюсь и по сей день. Волею судьбы я обыграл этих небесных чурбанов, доказав, что у людей тоже есть право жить долго и счастливо! Мы не обязаны умирать, не обязаны голодать и поклоняться этим идолам! В итоге я стал их врагом. Богов разозлило, что какой-то человечишка посмел бросить им вызов и делать то, что ему вздумается. Полвека я прятался, перебегая из одного тела в другое, пока, наконец, не создал Ябоку. Я сделал его из своего желания — убить всех богов, поставивших себя превыше человека и считавших, что только они могу распоряжаться судьбами всего живого. От рассказа перед глазами начали всплывать картинки давно минувших дней. Вот маленький Ябоку пришел весь в крови, протягивая мне отсеченную у какого-то крестьянина голову, вот они с Мизучи со смехом вырезают целую деревню, а вот Ябоку, по моему заданию, разлучает влюбленных, разрубая девушку на глазах остолбеневшего от увиденного мужчины. — С твоей помощью я растил своего сына жестоким и своенравным. Я дарил ему любовь и заботу, при этом давая понять, что он не просто ребенок — он Бог разрушений, погибель для всякого неугодного. Первые годы он радовал меня, доказывая, что будет таким, каким я хотел его видеть — Богом, забирающим дыхание сотен, …тысяч людей. Я гордился им, был готов на всё ради него и уже представлял себя властелином мира, тем, кому люди в страхе будут поклоняться до скончания времен. Я был счастлив, пока мой сын не встретил эту проклятую Сакуру. Она, словно зерно, закопала в него мысль о том, что убивать — плохо. Что нужно быть добрым, понимающим и великодушным. Когда я понял произошедшее — было слишком поздно. Я уничтожил проклятую девку, но семя доброты уже давно стало целым деревом, не подвластным мне. Ябоку изменился, и с тех пор убивал ради меня, скрепя зубами, без удовольствия, каждый раз награждая меня взглядом презрения за мою жестокость. Он стал Ято, сделав вид что забыл данное ему при рождении имя, никогда и никому его не называя. На минуту я остановил свой рассказ, переводя дыхание. Мизучи сидела не шелохнувшись, давая мне шанс высказаться, вылить наружу всю боль и негодование, скопившиеся внутри за долгие долгие годы. — Меня бесило его поведение, — продолжал я. — Я вложил столько труда, столько сил, чтобы Ябоку стал грозой всего живого, я готовил его к многолетним войнам с Богами, а он стал мягкотелым слюнтяем! Да, он все же не утрачивал репутацию Бога разрушений даже когда вырос, но этого было мало, слишком мало. Я ждал подходящего момента, хотел наладить с ним контакт, вернуть того мальчика, с удовольствием смахивавшего кровь с лезвия меча после боя, но снова опоздал. После встречи с этой девчонкой, Хиёри, у него совсем поехала крыша. И в страшном сне я не мог вообразить, что мой Ятогами станет Богом Удачи! Под её влиянием дерево, посаженное Сакурой, зацвело. Если это не остановить, он никогда не станет прежним и мои планы рухнут, понимаешь, Мизучи? Не Юкине делает Ятогами таким, он лишь направляет его, давая неправильное понимание добра и зла, но это исправимо. Настоящее бельмо на глазу — брюнетка, что трётся рядом с ними изо дня в день. Закончив рассказ, я с трудом перевел дыхание и посмотрел на мою спутницу. Кажется, она поняла мой замысел, и в её темно-карих глазах зажегся огонёк, предвещающий расправу. — Я готова сделать всё, что угодно, папа! Расскажи мне свой план, и я не подведу! — Я знаю, Мизучи! На тебя всегда можно положиться, — я перевел взгляд на крону бука, листва которого приятно рябила в глазах, и вслух произнёс своё самое заветное желание: — Настало время вернуть блудного сына домой!***
Точный пересказ всего плана занял примерно час. Я описал Мизучи, как мы сделаем из первого школьного дня Хиёри настоящий ад. Поведал, что специально для этого я научился с помощью кисти Эбису заставлять призраков вселяться в людей и делать то, что я захочу. Это будет полезным! Так же я объяснил малышке её роль в данном плане — сделать все, чтобы Хиёри вышла из тела и подошла к точке назначения (мосту над рекой), будучи призраком. — Но папа, так много может пойти не по плану! А если она не пойдет в школу в этот день? А если не станет призраком или… Или не захочет переворачивать машину? — Должно получиться! Мы будем управлять её друзьями и преподавателями, вселяя в них фантомы. Будем выводить её из себя, заставляя в итоге совершить главный человеческий грех — убийство! Я видел смущение в глазах моего орудия и знал, что она не до конца понимает мой план. И верно, спустя пару минут она все-таки решилась задать вопрос, так мучивший её: — Прости, но я всё равно не понимаю зачем нам делать всё это, если Хиёри просто может умереть. Я могу подстроить так, что на неё упадет столб, или она утонет в озере… Я могу предложить тысячу вариантов расправы над этой девчонкой, зачем всё усложнять? — Как ты не понимаешь? — я начинал злиться, но знал, что нужно держать себя в руках. — Если мы убьем Хиёри — Ябоку узнает об этом, рано или поздно. А даже если не узнает, то он просто станет мучеником, а Хиёри оставит в его памяти лишь ангельский образ милой девушки, завещавшей стать добрым Богом удачи. Так мы никогда не вернем его, понимаешь? — Н… нет… не совсем, — смущаясь ответила Мизучи, сощурив глазки. — Он должен понять, что она только строит из себя святую! Люди полны пороков, грех сопровождает их всю жизнь и каждый из них готов переступить порог зла, стоит только подтолкнуть. Ябоку должен увидеть её сущность, понять, что Ики такая же, как все те люди, которых он убивал прежде. И когда до него дойдет, что она использовала его, мастерски давив на слабые места — он убьёт Хиёри, тем самым поставив жирную точку на её эгоизме. - Думаешь, у нас получится? - Если мы сможем сделать всё правильно, думаю, получится. Спустя пару минут Мизучи, опустив голову, тихо произнесла: - Я скучаю по нему. - И я, малышка. Я тоже скучаю. Настало время действовать. У меня есть всего пара месяцев, чтобы приготовиться и все обдумать. Нужно понять как отвлечь Ято во время главного акта нашего спектакля, потренироваться лучше управлять людьми с помощью аякаши, узнать слабые стороны Хиёри и, наконец, привести план в исполнение.