Львы в клетках

Мисти приходит в комнату Корделии глубокой ночью, ложится рядом и молчит, поглаживая плечо. Слов не хватит, чтобы поддержать - они бессмысленны, когда теряется контроль и ситуация пускается на самотек. И хоть Корделия делает вид, что все в порядке и это вовсе не ранит, Мисти знает: она плачет [прямо сейчас, пытаясь задавить эмоции]. — Я с тобой, — девушка прижимается к ней всем телом, словно пытается защитить от кого-то со спины - того, кто нападает из темноты и ранит в самое сердце. Фионы. И в этом вся она - никому не отдаст красивый финал, до последнего будет держать голову гордо, чтобы никто и подумать не мог, что она может быть слабой. — Я знаю, — Корделия целует руку Мисти, горящие щеки обжигают пальцы. Второй день в академии обсуждают последнюю новость: из-за проблем со здоровьем Фиона оставляет свой пост и передает его дочери. Только она знает планы матери: бросить старую жизнь в окно и рвануть за мечтой, за новой любовью и прямиком с ним - к океану, к теплым пескам и чайкам. Фиона выбирает прожить остаток с тем, кто любит его верностью самого преданного из всех псов, кто следует за ней через рай и ад, а Корделии обидно и хочется плакать: даже сейчас, когда каждый день - обратный отсчет, Фиона выбирает не ее. — Она собирается уезжать со своим Лесорубом, — Корделия называет так прихвостня матери - влюбленного в нее простачка, что работает дровосеком и слушает джаз. — И слушать меня не хочет. Мисти, — она разворачивается, — какой из меня директор? — Я думаю, из тебя получится просто замечательный, — девушка вытирает большим пальцем влажные следы. — Нет, он уже получился: для нас именно ты всегда была им. И ты справишься, Делия. Девочки хорошо относятся к тебе, и раз мисс Фиона справлялась с этим, то почему не сможешь ты? Эта работа тебе знакома. — Мы совсем не похожи. — Это верно. Ты будешь директором во много раз лучше. Ты будешь не просто справляться с тем, что есть - ты поднимешь академию на новый уровень. — Ты преувеличиваешь, — грустно улыбается Корделия. — Не идеализируй меня. — Ты видишь себя совсем не такой, какой вижу тебя я. — И какой ты меня видишь? — Сильной. Не бойся ответственности, ты ничуть не хуже своей матери. — Она умирает, Мисти. Год, два, пять - кто знает, сколько ей отмерено, но она решает сбросить все на мои плечи прямо сейчас. — Может, — девчонка с кудряшками подбирает слова, осторожно и несмело, чтобы не задеть ту, что любит, — потому что пришло твое время? Теперь твоя очередь раскрыть себя. — Я не готова, Мисти, — Корделия утыкается в грудь девушки, закрывая лицо рукой. Ей стыдно за свою слабость. — Понимаю, — она гладит волосы Корделии. — Порой происходит то, к чему мы не готовы, невозможно просчитать все на свете. Это нормально. Главное, держать удар и не дать себя сломать. — Думаешь, я справлюсь? — Я в этом не сомневаюсь. Одно присутствие Мисти успокаивает. Тепло ее рук и хвойный запах волос приводят Корделию в чувства, а девушка целует ее в переносицу, прижимая к себе. — Спасибо. — Я всегда здесь. Постепенно страх Корделии притупляется, она вступает в новую должность с гордо поднятой головой и с той же уверенностью идет в класс Мисти. За любовь к своей студентке ей не стыдно: чувства первостепенны, все остальное - вздор. Она заходит в аудиторию и среди всех взглядов видит только один - голубоглазый и полный детского обожания. [И не знает Мисти, что ее вера в Корделию помогает той держать удар.] — Поздравляем с повышением, мисс Гуд, — Зои на правах старосты поздравляет преподавательницу. И все-таки студент Бенсон парадоксальна: самая тихая и незаметная, а умудрилась стать лидером класса. А может, все в том, что никто другой на это место и не метил. — Спасибо. — Одна Гуд сменилась на другую. Академия по типу монархии? — - Куинни щурится, но усмехается через секунду. — Круть. Так держать! — Все лучше, чем та старая ведьма, — Мэдисон упирает ботинки в стул соседки спереди. — Надеюсь, не будет новых тупых правил? Корделия наклоняет голову, и во взгляде ее столько тепла к этим девочкам, что Мисти невольно завидует всем и каждой в классе. — Не будет. И комендантский час с сегодняшнего дня отменяется. Только, девочки, прошу вас быть осторожными и не искать приключений на ночь глядя. — Хорошо, этот директор нравится мне больше, — то ли к одноклассницам, то ли к самой себе обращается Мэдисон. Мисти гордится ею, тем, как она растет и выходит из тени. И ей приятно знать, что на этом пути Корделия продолжает выбирать ее, не бросает, становясь сильнее, и каждый вечер ждет в своей комнате, неизменно, как и всегда. Их роман набирает обороты с каждым днем, отношения превращаются в нечто серьезное, и обе предаются мечтам. Только никто не говорит о том, что дальше: страшно заговорить, вдруг впереди - оглушающее ничего. Мисти, свободной от предрассудков, хочется в окна соваться и кричать на всю улицу о любви, но. Быть с Корделией - значит, полюбить молчание. В какой-то момент осознание приходит к обеим: все время прятаться и бегать ночами по академии не выход. Причем в Корделии это просыпается раньше, ей становится стыдно: она знает, Мисти безоговорочно уважает ее, но что она получает взамен? Корделия так старается спрятаться ото всех, словно быть с Мисти постыдно. Она решается на разговор. К полуночи, когда вся жизнь в академии стихает, Мисти залетает к ней в комнату и с улыбкой падает на кровать, обнимая-обнимая-обнимая. Корделия путается в шали, стукается ногой о кровать и получает миллион мимолетных поцелуев в щеки и нос. В Мисти просыпается нередко то бесконтрольное, щенячье обожание, когда не поддаются контролю руки, желающие прижать ближе одну невозможно любимую. — Кажется, у кого-то сегодня хорошее настроение? — Ты говоришь так, будто у меня часто бывает другое, — она кладет голову на плечо Корделии, а рука в кольцах поглаживает талию. Мисти испытывает особую слабость к касаниям. — И то верно. В этом, скорее, вся я, чем ты. — Неправда. Корделия перебирает кудряшки с черными перьями в них и не решается разорвать тишину. Ей достаточно быть с Мисти, не требуя большего, но мысль, что этого может быть недостаточно той, что лежит рядом и улыбается без причин, не дает покоя. — Мисти, какого будущего ты хочешь? Я имею в виду, со мной, — Корделия спрашивает прямо, вопрос - в лоб, и думай, что хочешь. Мисти поднимает на нее взгляд: — Обычного, — вопрос ей не кажется лишним, она не воспринимает его как что-то странное или сказанное не вовремя. — Отучусь, а потом все как у всех. — Что именно? В глазах появляется блеск, когда Мисти отвечает: — Знаешь, семья, дети… двое или трое. Лучше, конечно, трое, — она смеется, смущаясь. — И собаку. Будущее, что описывает Мисти, трогает Корделию и совпадает с ее мечтами. Она чувствует облегчение, радость и смешанное, непонятное чувство, словно все в порядке и нет ничего лишнего. Корделия хочет сказать так много, но выдает только: — И собаку? — Я вообще хотела сказать собаку и кошку, но тогда ты сбежишь от меня уже сейчас. — Не сбегу. И заводи столько животных, сколько захочешь. — Запомни эти слова, — девушка забавно щелкает пальцами. — Потом с тридцатым щенком выставлять меня за дверь будешь. — Не страшно, — правда, какая разница, если это подарит счастье той, которая важнее всего? — Мисти, а такие отношения… они тебя не тяготят? То, что приходится скрывать все это. — Не особо. Конечно, порой хочется открыто прогуляться с тобой и не бояться кого-то встретить, но, — голубоглазый взгляд встречается с глазами напротив, — ведь это временно. И оно того стоит. И более Корделии не нужно слов. Готовность Мисти пройти с ней этот путь говорит о многом. Пусть директор, пусть студент, и все может обернуться против, но она, по крайней мере, знает, что Мисти есть, а остальное сложится.