Вечность.

***

Спустя две недели Агни окончательно позволяют снять бинты, и принц едва подавляет вскрик. Он уже много раз видел каждую рану, можно сказать, знает их наизусть, с закрытыми глазами найдет, обработает и перевяжет. Но если зарубцевавшееся и с рваной кожей все это пугало, то, превратившись в бледные, слегка фиолетовые полосы, вызывает какое-то ощущение неправильности. Не отвращение — Сома не может чувствовать его, зная, ради чего получена каждая из этих ран. Самый заметный шрам — поперек правого глаза. Сколько немецкие врачи ни пытались что-то сделать, не получается даже сгладить глубокий разрез. Агни не позволяют вставать с кровати: один из клинков задел печень, и даже чудодейственная первая помощь Себастьяна не дает гарантии, что все восстановлено до конца. Когда Агни слегка поворачивает торс, Сома едва ли не щурится в попытке разглядеть малейшие изменения в мимике. И если у кхансамы хотя бы дергается бровь, он остается в постели еще на день.  — И не думай! — принц не замечает, но он снова похож на себя до приезда в Англию. Приказывает, злится. Сам укладывает Агни на подушки, не то капризно, не то встревоженно хмуря брови. Он волнуется за самого дорогого человека, это ведь естественно?  — Jo agya, — вздыхает Агни, и обреченность в его голосе — как ведро льда на голову. Сома застывает, забыв, что хотел сделать. Когда кхансама говорит это в бою, он неизменно приходит к победе. Когда в быту — затыкает сам себя, безоговорочно повинуясь. И снова становится просто слугой. А Сома командует, ни о чем, кроме себя, не думает… Юноша бросается к Агни. Обнимает за плечи, стараясь не задеть шрамы. Без остановки тараторит: «Прости, прости, я такой эгоист…»; «Агни, мне сказали, что у тебя задеты внутренние органы… Прошу, побереги себя, если тебе больно, не геройствуй пока…». Слуга рассеянно обнимает в ответ, пытается возразить, но слова потоком льются из принца, и остается только слушать и выделять то, во что невозможно, просто выше сил поверить. Наконец, Сома отстраняется.  — Агни, — серьезно, слишком серьезно для его принца, этого беззаботного и солнечного ребенка, всего за день повзрослевшего на жизнь, — Ты — самое дорогое, что у меня есть. Я уже едва не потерял тебя, поэтому сейчас я боюсь в тысячу раз сильнее. Прошу, — пауза и вдох. Безумную какофонию мыслей не так просто обратить в слова, — Потерпи немного. Ты сможешь делать, что угодно, но только когда будешь в идеальном порядке. Без малейшего риска. Юноша притягивает слугу к себе, упирая лбом в свое плечо. Он чувствует, как насквозь промокает ткань — ничего, высохнет. Сейчас, после — наконец-то! — полного и честного объяснения, Соме гораздо легче. Не чувствовать вину, не считать себя невнимательным. Не быть невнимательным.