Сору трясло, но уже не от кашля — от разговора с Кумо. «Как, откуда он знает?.. — дрожащей ладонью отёр лоб. — Мы не пересекаемся и разговаривали всего-то пару раз. А он умнее, чем я думал. Я-то считал его заторможенным, а он вон какой проницательный».
Но что, если это не Кумо проницательный, а его, Сору, так легко раскрыть? Вдруг уже все вокруг знают, что у него к Нигаи… Было ли хорошим ходом ссориться с ней? Да, он закрыл ей дорогу на Ферму, но отвёл ли от себя подозрения? Ненависть — противоположность любви, но иногда эти чувства пересекаются. Ведь говорят же: «Бьёт значит любит». Он сделал несколько глубоких вдохов и направился на кухню. Плюхнулся на табуретку, налил себе стакан воды и залпом выпил.
Попросить, что ли, помощи у Переговорщика? Этот вариант тоже не слишком ему нравился, но всё-таки это было меньшим унижением, чем извиниться перед Нигаи. И вдруг у Переговорщика есть лекарство?
Сора незамедлительно отправился в Союз. Он ощущал себя… выброшенной на берег рыбой. Он мечтал прожить жизнь, где будет только долг, праведность и спокойные, дружеские отношения… но это, как ему казалось сейчас, было далеко в прошлом. Где-то давным-давно. А сейчас его словно бы выбросили на берег. Лишили воды… или воздуха. Смотря с какой стороны посмотреть. Всё было неправильно, эта болезнь… и он сам. Он так и не смог вырвать Нигаи из сердца, поступить с привязанностью к ней так, как поступают с сорной травой. Теперь он отчасти надеялся, что Переговорщик сумеет помочь ему с этим. Не с болезнью даже, а с сорняком.
У входа в храм его встретил молчаливый монах, который надел на крылья по колокольчику, с помощью которых можно было отвечать на вопросы Переговорщика, не произнося ни звука. Затем служитель храма так же безмолвно отошёл. Переговорщика Сора нашёл спустя несколько минут в беседке одного из садов, располагавшихся внутри храмового комплекса. Тот писал что-то, выводя на бумаге неизвестные Соре буквы. Увидев подошедшего серокрылого, старик отложил своё дело и взял в руки прислонённый к краю беседки посох.
— Тебя привело ко мне несчастье, случившееся в твоём гнезде?
Помедлив несколько секунд, Сора ответил взмахом правого крыла. Наверное, это и в самом деле было несчастьем — имя Нигаи означало Горе.
— Оно случилось с тобой?
Сора не ответил.
— С кем-то другим?
Вновь Сора не пошевелил крыльями. Всё слишком запуталось.
Помедлив, Переговорщик сказал:
— Говори, разрешаю.
Рассказ занял минут десять. Сора, вопреки своему характеру, желавшему во всём следовать порядку, постоянно сбивался, но главное — свою болезнь, ссору с Нигаи и вызванную этим ссору и с Райденом, — описал.
— Вы знаете о моей болезни? — Спросил он Переговорщика напрямик, когда рассказ был окончен. Обычно ему нравилась маска старика, скрывающая все эмоции и делающая его… каким-то неотмирным. Но сейчас она раздражала. Словно бы он говорил со статуей.
— Знаю, — ответил старик.
— Её можно вылечить?! — почти выкрикнул Сора и, смутившись, уже гораздо тише добавил: — Вылечить иначе, чем читал я…
— Если под лечением ты имеешь в виду лекарства, которые продаются в аптеке или те, что могу сделать я… то здесь, боюсь, помочь я не смогу. С грехом в твоём сердце тебе предстоит встретиться один на один. Такова судьба всех гордых людей.
Сора сжал кулаки.
— Значит, чтобы вылечиться, мне остаётся или чтобы Нигаи полюбила меня… или разлюбить её самому?
— Да. Таков нормальный ход влюблённости. Или чувство будет взаимным и тогда сможет перерасти во что-то большее, или нет, и тогда рано или поздно оно потухнет.
— Но я пробовал… ничего не выходит! Хотите сказать, мне нужно просто ждать? — Сора абсолютно перестал верить в этот вариант. Ему казалось, что время наоборот работает против него.
— Я этого не говорил. Время грех не врачует.
— Грех? Вы второй раз говорите о нём... В чём же я, по-вашему, грешен?
— Вспомни твоего друга, сбежавшего на фабрику.
— Ива? Он тут причём?
— Почему он сбежал туда?
— Мы с ним… серокрылый не имеет права поступать так! У него есть долг. Перед гнездом. Друзьями. Городом. — Отчеканил Сора, которому очень не понравилось, что Переговорщик вытащил на свет Божий этот уже давно похороненный в прошлом эпизод.
— У серокрылого действительно есть долг. Но я не думаю, что он связан с тем, что тебя так возмутило. Подумай хорошенько… что больше всего возмутило тебя в этом?
— Он… — Сора ненадолго задумался. Ответ он знал и так, но не знал, как лучше сформулировать. — Он нарушил чистоту…
— Чистота… это опасная вещь. — Переговорщик посмотрел куда-то в сторону от Соры, вверх, на небо. Из-за маски, скрывающей глаза, было сложно понять, куда конкретно. — К ней можно стремиться из любви, а можно из гордыни. Если бы твоё стремление к чистоте было порождено любовью, ты бы радовался за Иву. Вместо этого ты порвал с ним. Твой грех врос в тебя, пустил корни и побеги. Болезнь — это тот побег, который виден всем. И вылечить её можно, только выдрав корень.
Сора молчал. Ему казалось, что сейчас он должен чувствовать гнев, взорваться на Переговорщика с его чтением морали, но он не чувствовал ничего.
— И что же мне делать?
— Извинись перед ними.
От Переговорщика Сора шёл быстрыми, злыми шагами. Ему извиняться перед Нигаи?! Да как он мог такое предложить! Ничего дельного не посоветовал, даже не сказал, как от болезни избавиться! «Сделай то, не знаю что», грех какой-то... План Соры трещал по швам, но уж лучше умереть от болезни, чем пойти на такое унижение!
Он почти дошёл до Фермы, но на середине пути развернулся в сторону Фабрики. Он решил извиниться перед Нигаи прямо сейчас, пока был запал. Поскорее справиться с этим унижением и, наконец, заснуть спокойно… Если, конечно, чувства дадут.
Шаг, другой, третий и вот уже высилась перед ним неприветливая Фабрика. Сора остановился отдышаться. Слишком быстро шёл, почти бежал. На пустыре никого не было. Мелькнула мысль уйти, пока не поздно, но вместо этого он сделал шаг вперёд, за ограду. Он стоял напротив здания и пытался вспомнить, где вход, как вдруг в ухо ударило что-то твёрдое и холодное. Вслед за этим раздался голос сверху:
— Ты что-то тут забыл?
Сора поднял голову. Ива с ватагой фабричных ухмылялся со второго этажа, но длилось это недолго.
— Ты что, совсем спятил?! — стоящая рядом девчонка отвесила ему оплеуху.
— Амэ, ты чего?
— А вот чего, ты совсем ума лишился! Голову ему захотел пробить?
«Пробить — подходящее слово», — подумал серокрылый и поднял руку, чтобы потереть ушибленное место, но передумал. Незачем лишний раз показывать слабость перед всеми.
— Я хочу увидеть Нигаи, — крикнул он. — Есть разговор к ней.
Ребята переглянулись и загоготали.
— Кто тебе сказал, что она захочет с тобой разговаривать? — спросила сама Нигаи, подойдя к краю.
— Думаю, захочет, когда узнает, зачем я пришёл. Спускайся.
Она задумчиво склонила голову набок, потом выпалила:
— Говори при всех!
Он скрипнул зубами. Вот ведь изобрела унижение! Мало того, что смотрит сверху вниз, да ещё при всех говорить… Даже не говорить, кричать! Но, с другой стороны, как её выловишь, и получится ли в следующий раз решиться?
Лучше всё сделать прямо сейчас и не возвращаться к этому. Выпить чашу унижения, как горькое лекарство — залпом, зажав нос.
— Прости меня! — зажмурившись, выкрикнул Сора. — Я вёл себя как дурак.
— Ну ничего себе! — хохотнул Ива. — Может, ты и передо мной так извинишься? А то задолжал года два назад.
— Прекрати нести всякую чушь! — возмутилась Амэ. — И вообще давайте все пойдём отсюда. Незачем тут стоять!
— Что это ты сегодня его защищаешь?
— Исправляю твоё дурацкое поведение! Пойдёмте отсюда!
Из-за толчков Амэ или же, послушавшись голоса совести, все фабричные постепенно ушли. Последним уходил Кумо.
— Ты молодец, Сора! — сказал он.
Серокрылому хотелось послать его куда подальше, но он промолчал. Не к лицу кающемуся ругань. Впрочем, он не раскаивался по-настоящему, не считал себя виноватым. Всё это было лишь маской, чтобы успокоить израненную душу. Но так ли он не виноват? Теперь, когда они с Нигаи остались вдвоём, всё изменилось.
Она присела на корточки у края, будто хотела быть ближе к Соре. Только она, он, небо и ветер… И ведь такая красивая, что сердце замирает!.. Даже сейчас, когда чётко видны только тёмные волосы, обрамляющие белый овал лица. И её он заставил плакать! Возможно, не один раз.
— Прости меня, — сказал он на этот раз искренно и встал на колени.
Нигаи ойкнула и отпрянула.
— Уже простила. Вставай скорее! Я сейчас! — она побежала к выходу.
Сора продолжал стоять. Он совершенно не чувствовал холода. «А Кумо был прав. Действительно так легко на душе…»
— Сора, ну что же ты? — всплеснула руками Нигаи уже внизу. — Что-то случилось, ты плохо себя чувствуешь?
Он не отвечал, только глупо улыбался, а когда она подошла совсем близко, обнял её и уткнулся лбом ей в живот. Нигаи вздрогнула, но не отпрянула. Даже провела рукой по его волосам.
***
Райден замер. Он как обычно пришёл на Фабрику, чтобы хотя бы издалека взглянуть на Нигаи, и вдруг увидел такое… Сначала он даже не поверил своим глазам — коленопреклонный Сора, обнимающий Нигаи. Её лица он не видел, но надеялся, что она что-то предпримет, оттолкнет его. Ведь она не может его, Райдена, не принимать, а принять их злейшего врага, из-за которого они и поссорились!
Он до боли раскрыл глаза и замер, боясь неосторожным движением выдать своё присутствие. Даже моргнуть боялся. Нигаи подняла руку. «Ударь его, сбей нимб!» — внутренне закричал Райден.
Рука на мгновение застыла в воздухе, а затем опустилась на светлый затылок. Но не ударом, нежным прикосновением. Она гладила злейшего врага, человека, который её оскорбил, а перед глазами Райдена проносились сцены недавних дней, как он часами стоял возле окон Фабрики… Она ни разу не выглянула.
Губы дёрнулись. Тёплая капля из уголка глаза покатилась по щеке — слеза боли и злости. Райден сжал кулаки. Если бы здесь были камни, он бы кинул их Нигаи в голову, а лучше бы схватил за волосы и потаскал как следует…
— До конца помириться мы можем только с одним условием, — произнесла она своим мелодичными голосом. — Если ты встанешь с колен.
— Не вопрос, — Сора, улыбнувшись, поднялся. Он весь светился и, казалось, смотрел только на Нигаи. «Неужели он?.. — пронзила мозг Райдена страшная догадка. — Или у них взаимно?» К горлу подкатил ком.
— Райден? — удивлённо сказал Сора.
Нигаи тоже обернулась. По её лицу как судорога пробежала. Оно всё перекосилось и побледнело, задрожали губы. С одной стороны, её стало жалко, с другой Райден ощутил скрытое удовлетворение. «Пусть страдает как я страдал!»
— Райден, — она протянула дрожащую руку.
Он повернулся к ней спиной и пошёл прочь.
— Райден, постой! Пожалуйста!
Он остановился. Но не чтобы спасти, а чтобы справедливо вонзить нож.
— А ты хоть раз остановилась? — спросил он, не оборачиваясь. — Хоть раз прислушалась, когда Я просил? Хоть раз выглянула, когда я стоял под окнами?
— Райден… — попробовал вмешаться Сора.
— Ты бы лучше молчал. Из-за тебя всё, гнида! Вы с ней отличная пара, придурок и предательница.
— Райден, это уже слишком! Я… я этого так не оставлю!
— Хочешь ударить в спину? Пожалуйста. Лишний раз докажешь, кто ты на самом деле.
Райден уходил с чувством победителя, не оборачиваясь. Теперь они получили по заслугам! Их наверняка задели его слова, правда глаза колет. Но где-то в глубине души притаилась тоска. Может, следовало не так? Должна быть какая-то альтернатива, что-то более высокое, чем ответ грубостью на грубость и равнодушием на равнодушие. Что-то такое было в Соре, когда он стоял на коленях перед Нигаи.
Но внутренний голос звучал совсем тихо на фоне разбушевавшихся эмоций. Райден продолжал идти вперёд, как вдруг кто-то накинулся на него сзади и обнял.
— Райден, прости! Я… я не должна была игнорировать тебя! Мне очень жаль!
Он мог рывком, одним ударом сломать тонкое кольцо рук, но что-то заставило его остановиться. Он вдруг понял, что, если сейчас уйдёт, будет только хуже. Ведь на самом деле он больше всего на свете мечтал о мире с Нигаи! Снова гулять с ней, слышать её голос, прикасаться к тонкой руке…
— И ты меня прости, — он обернулся и обнял в ответ. В глазах Нигаи стояли слёзы.
***
Сердце Соры разрывалось, когда он наблюдал счастливое примирение. Он осознавал, что должен радоваться за них, но не получалось. Чем ближе были Нигаи и Райден, тем сильнее болела его грудь и першило в горле. Он стиснул зубы, потом зажал рот рукой, но мерзкий кашель всё равно рвался наружу.
Сора загибался. Кашель отдавался в груди и низу спины, а снег перед ним окрашивался в алые пятна. «К счастью, без лепестков», — подумал он перед тем, как упасть.
